Генри Рот - Наверно это сон

— Робкое сердечко! Я знаю. Но завтра ты не поедешь. Даже если этот молочник не поправится, кто-нибудь другой поедет.

— Никогда?

— Что никогда? Не поедешь?

— Да.

— Да, никогда, — она села, завернув полотенце смешным тюрбаном на голове. — Иди сюда.

Он неуверенно улыбнулся и подошел к ней. — Ты смешная.

— Да? — она посадила его на колени. Было так приятно прижиматься к ее груди, что заглохли все обиды. — Тебе не нравится быть молочником?

— Нет.

— И даже помогать молочнику?

— Нет.

— А кем бы ты хотел быть?

— Не знаю.

Она засмеялась. Как приятен этот звук.

— Сегодня утром в мясной лавке одна женщина сказала, что ее сын хочет быть великим врачом. "Благословенна твоя жизнь", — подумала я. "А сколько лет твоему сыну", — спросил мясник. Она сказала: "Семь". И мясник промахнулся, разрубая большую кость. А ты кем хочешь? Тебе уже восемь, а ты еще не сказал мне. Но с повозкой ты больше не поедешь. Хочешь молока? Хочешь сдобные пирожки? — Она потерлась влажной бровью об его губы. — С изюмом?

— Олл райт! — закричал он, — только не сейчас.

Такая близость была слишком редкой, чтобы отпустить ее так скоро.

— О’рат, — повторила она за ним так забавно, что он засмеялся, — ну, дай мне встать.

— Нет!

— Но я должна одеться, — попросила она, — тут сквозняк.

Она поднялась, и он нехотя соскользнул с ее колен.

— Сначала я дам тебе пирожки и молоко.

Он наблюдал, как она достала из хлебницы пирожки медового цвета и налила в стакан молока.

...Повозка! Он! Ох!

Он содрогнулся.

...Забудь!

— Ты ешь, пока я буду одеваться, — сказала она. — Есть еще, если захочешь. — И, сняв полотенце с головы она ушла в спальню.

Он медленно жевал пирожок и с нетерпением смотрел на дверь спальни.

— Который час, Давид? — послышался ее голос сквозь шуршание одежд. Он посмотрел на часы на полке.

— Десять... Одиннадцать минут третьего.

— Третьего?

— Да.

— Он и после обеда не сможет поспать.

(Он!)

— Эта работа за двоих задерживает его. Как будто он и так недостаточно работает. Но он скоро будет дома.

(Скоро! Дома!)

Непрожеванный ком застрял у него во рту.

— Помнишь, как ты не мог сказать который час? — опять заговорила она после паузы. — Ты узнавал время по заводским свисткам. И собирал календарные листки. Где они сейчас?

(Он! Увижу его! Нет! Нет! Пойду вниз! Быстро пока он не пришел!)

Он проглотил то, что было во рту, сунул остаток пирожка в карман и шумными глотками допил молоко.

(Возьму еще. Она будет просить.)

Он сунул в карман второй пирожок.

— Я пойду вниз, мам.

— Что! — в ее голосе звучало удивление.

— Можно?

— Ты уже доел? — Она вышла из спальни. Ее платье, поднятое на растопыренных руках, опустилось, как облако, вокруг головы, соскользнуло по шее, подмышкам, нижней юбке. — Как это ты так быстро управился? — Ее лицо оживилось, она смотрела на стол.

— Я был голоден.

— А-а, — она подняла с шеи свои длинные волосы. — Ты еще никогда так быстро не ел. Вкусно?

— Да, — он уже пододвигался к двери.

— Ты прибегаешь и убегаешь, как будто тебя ждет извозчик. Но долго не гуляй.

— Хорошо.

Она расправила платье, нагнулась, поцеловала его.

— Не опаздывай к ужину.

— Да.

— И осторожнее на улице.

Он вышел и дверью закрыл себя в темноте коридора.

(Не боюсь. Чудно, забыл. Скорее...)

Спустившись на улицу, он перебежал на теневую сторону и пошел на запад, к Авеню С. Он внимательно приглядывался, чтобы заметить отца прежде, чем тот увидит его. Из хедера выбежал Ицци. Давид не хотел с ним разговаривать. Он еще помнил его насмешки по поводу кнута. Он прижался к какой-то витрине, но их глаза встретились. Ицци увидел его.

— Эй! — в его голосе была новая, дружеская нотка, — что скажешь? А где вся шайка?

— Я никого не видел, — осторожно ответил Давид.

— Пошли, найдем их, — Ицци схватил его за руку. — Где же может быть Куши?

— А ты его не нашел? — Давид разрешил себя увести.

— Как же! Найдешь его! А отец бил тебя кнутом?

— Нет! А он достал монетку?

— Нее! Это была не монетка. Я ему говорил. А он был сумасшедший, твой отец.

— Нет, он не был. (Почему Ицци так хочется переменить тему?) А что там было?

— Что? Монетка? Нет, я уже говорил.

— А-а!

— И ребе на тебя орал.

— Да, — с раздражением.

— Ты лучше верни ему указки, — посоветовал Ицци. — Он мне однажды дал по заднице, гад! И Срулю тоже — бах! Он сумасшедший. Ставлю миллион долларов — они на Авеню Д.

Они повернули за угол. На тротуаре сидели все они.

— Видишь? Говорил тебе, — и он бросился вперед, таща Давида за собой. — Эй, братва!

— Эй, Ицци! — ответили они хором.

— Дайте сесть настоящему парню, ну-ка!

— Пусть сядет! — И они начали толкаться, освобождая место рядом с Куши.

Давид застенчиво приблизился и стал сзади.

— Ну, где ты был? — спросил Куши.

— Мы ходили с матерью, — сообщил Ицци, — и мы купили ботинки, самые лучшие на Ист-Сайд. Вы еще увидите. С кнопками и с плоскими носками для футбола. Он хотел три доллара, но мать велела мне сказать "Фу! Это плохие ботинки!" И он отдал за два. А потом я ходил в хедер.

— А я люблю с острыми носками, — сказал кто-то из ребят, — легче бить по жопе!

— Ха! Ха! Хо! Хо! — понимающе загоготала компания.

— А потом не вытащишь ногу из дырки, — холодно возразил Ицци, — что же в этом хорошего?

— А я больше люблю кеды, — сообщил еще кто-то незначительный, почти в конце ряда, — в них лучше бегать.

— А вы где были? — спросил Ицци, не обращая на того внимания.

— Мы? — Куши важно помолчал. — Мы видели канарейку.

Собравшиеся фыркнули, как будто это была двусмысленная шутка.

— Какую канарейку?

— Расскажи ему, — предложил кто-то.

— Я тоже там был! — вставил другой.

— Подождите! — торопливо осадил их Куши. — Братья мои! — и он нагнулся так, чтобы видеть оба конца ряда. — Эй вы, дети, убирайтесь отсюда. Ну!

— Нее! — запротестовали шестилетние.

— Быстро! — грозно подтвердили ребята постарше.

— Улица не ваша! — упрямились те.

— Хочешь получить в глаз?

— Я скажу маме, — пригрозил один из малышей.

— Ты у меня сейчас получишь! — Куши приподнялся.

Малыши, ворча, отошли на несколько шагов.

— Ну, какую канарейку? — потребовал Ицци.

Головы сдвинулись.

— Тут у одной девицы улетела канарейка. И она орала: "Канарейка, канарейка! Я дам награду!"

— И вы получили? — не поверил Ицци, — сколько?

— Подожди. И мы ее увидели на семьсот сорок шестом. Она взлетела — рраз — и на крыше.

— Мой дом! — вмешался кто-то, — она летела...

— Заткнись! — Куши не выпускал нити рассказа, — и мы схватили шапки — и в коридор. Ее можно поймать шапкой — вот так! Без предупреждения он сорвал шапку с головы соседа и пустил ее винтом в канаву.