Юхан Смуул - Эстонская новелла XIX—XX веков

Стенные часы в зале показывали около трех ночи, а за окнами уже светало. Время тоже сместилось: солнце вставало здесь раньше на шесть часов. Только железнодорожникам нет дела до солнца. Часы на железной дороге всюду показывают одно время — московское. И в Таллине сейчас около трех ночи. Хотя вряд ли. Фашисты перевели время в Эстонии на час назад.

Между тем в зале началось движение: ведь люди ели, пили, справляли свои житейские дела не по часам, а по солнцу, по тому — день или ночь на дворе.

Пора было подниматься, занять очередь к окошку, предъявить демобилизационные документы, а заодно выслушать брюзжание сидевшего за окошком капитана: почему, мол, еще не уехал, — получить талон на хлеб и на горячее.

На ногах уже один, другой. Зашевелился, потягиваясь, сосед. Где-то распахнули настежь вокзальные двери, и холод с нижнего этажа добрался до верхнего. Засновали уборщицы с метлами и мешками с опилками.

Полуприкрыв глаза, Парень косился на соседа.

Когда лежал под скамейкой, видел только его ноги, вернее — валенки. Трудно было определить, стройные у того ноги или толстые и какого размера обувь могла быть на этих ногах до войны.

Однако валенки соответствовали погоде и военному времени, годились на любую ногу. Они были универсальные, великолепные, жесткие, с задранными вверх носами. Они делали владельца аристократом среди эвакуированных.

Когда обладатель валенок повернулся к Парню, тот увидел, что это девушка, на которой кроме валенок было, по здешним понятиям модное, в талию, зимнее пальто с круглым меховым воротником.

Девушка. А может, женщина. Едет к мужу. Но Парню почему-то хотелось называть ее Девушкой. Конечно, только в мыслях. От него не ускользнуло, что соседка не дурнушка, когда та, поднявшись, попросила его:

— Вы не присмотрели бы за моими чемоданами, пока я отлучусь?

Девушка пододвинула к ногам Парня три чемодана. Скорее по жестам, чем по обращенным к нему словам, Парень понял, что нужно постеречь место Девушки и ее чемоданы. И он почему-то обрадовался, что может оказать ей услугу. Впервые за долгое время ему стало неловко, что уже вторую неделю он не брился.

Хорошие слова в русском языке: «да» и «нет». Произношение ни того, ни другого не наводило на мысль, что ты иностранец с акцентом прибалтийского немца.

Из-за поднятого воротника пальто Парень наблюдал за удалявшейся меж рядами скамеек соседкой. Даже жесткие валенки не могли изменить слегка качающейся походки Девушки, отчего колыхались полы ее пальто. Серый шерстяной платок скрывал волосы. Какие они — светлые или темные? Темные, конечно, темные. Что Девушка блондинка — один против ста. У нее карие глаза. Среди прежних знакомых Парня не было ни одной кареглазой. Эта — первая.

А почему он, собственно, включил соседку в число своих знакомых? До сих пор он считал знакомыми лишь тех, с кем учился в школе, ходил на танцы и иной раз, провожая домой, целовался где-нибудь у садовой калитки.

Скоро ли вернется Девушка? Куда она пошла — поесть или стоит в очереди за разрешением на проезд? Парень никуда не торопился. Нужное ему окошко откроется только через час. Однако было бы здорово, если бы пришла поскорее.

И Девушка вернулась быстрее, чем он ожидал. Уже издали она улыбнулась ему. Конечно, это из-за чемоданов. Может, из-за чемоданов так и спешила.

Парень заметил выбившуюся из-под платка и впрямь темную прядь волос, еще не успевшую высохнуть. Умываться по утрам приходилось здесь же, на вокзале, и в воображении Парня не укладывалось, что Девушка так же, как он сам, стояла в очереди к длинному ряду кранов, переминаясь на посыпанном опилками полу.

Не хочет ли теперь пойти он? Так спросила Девушка. И Парень тоже побрел по длинному проходу к туалету. Даже рюкзак прихватил с собою. Недоставало еще, чтобы Девушка видела, как он будет вытаскивать оттуда полотенце, годное скорее для вытирания ног, чем для лица. Вернулся он еще более унылым.

И на кой леший в вокзалах эти зеркала? В военное время все до единого надо разбить вдребезги. Пусть люди думают, что они такие же, какими были до войны.

А в зеркале все вставало на свае место. Человек делался противен сам себе, что уж говорить о других.

По возвращении Парню все-таки пришлось сказать соседке по-русски «спасибо»: ведь их знакомство закрепилось делами. И, как он предполагал, одного слова оказалось достаточно, чтобы начались расспросы.

Они прекрасно понимали друг друга, ибо Девушка, в отличие от многих, для пояснения того, что говорила, не стремилась быть многословной и не повышала голоса, а неизвестное Парню слово заменяла другим, попроще. Когда это не помогало, обращалась к немецкому языку, тому скудному багажу, что вынесла из школы. Если в каком-нибудь падеже или лице слово было непонятно, повторяла его начальную форму.

— Вы откуда?

— Эстланд.

— Куда едете?

— Бугатак.

Порывшись в кармане, Парень вытащил маленькую карту Советского Союза и показал на ней место, куда направлялся. Оно не значилось ни на одной карте — железнодорожная станция в сотне километров от Новосибирска. Соседка не сразу поняла, зачем Парню понадобилось ехать из Челябинска в Новосибирск, почему он не устроился здесь на заводе, а разыскивал две деревушки, где у него тоже ни родных, ни знакомых.

— Там эстонцы, в Бугатаке эстонцы.

Он так и не пояснил, что эстонские деревни были и вокруг Челябинска, но они находились вдали от железнодорожных станций. Пятьдесят же километров при пятидесятиградусном морозе на открытой машине пугали больше, чем тысячи километров по железной дороге. Таким было отношение к расстояниям в первую студеную военную зиму.

— А вы?

— Из Ленинграда.

— Куда ехать?

— В Ташкент.

Парень узнал, что Девушка входила в какую-то самодеятельную или полупрофессиональную труппу, что было решено эвакуироваться в Ташкент. В дороге она отстала от своих.

Пожелтевшие от пота и дождя, с истертыми углами от многократного предъявления документы должны были сказать за Парня, что он не просто беженец, которого вихри истории занесли за тысячи километров. В глазах Девушки мелькнуло что-то похожее на жалость. Нет, его не надо жалеть.

— Доброволец, — постарался он пояснить свою непростую историю.

Куда проще было показать справку из истребительного батальона. Пусть знает, что он сам взял в руки винтовку, пусть знает, что в Эстонии потруднее, чем в других местах: там, помимо фашистов, еще и местные бандиты. Да, да… совсем под боком мог жить враг.

Девушка слушала, быть может не понимая, сколь сложной была обстановка в Эстонии, хотя это и происходило всего в нескольких сотнях километров от Ленинграда. То, что Парню казалось геройством — борьба за советскую власть, вступление добровольцем в армию, — для нее было само собой разумеющимся. Ее больше интересовала его частная жизнь.