Юхан Смуул - Эстонская новелла XIX—XX веков

Снова и снова Левитан повторял, что будет передано особо важное сообщение.

— Слушай!

Возбуждение Девушки передалось и Парню.

— Ты что, забыл? Сегодня седьмое ноября!

В голосе Девушки слышался укор. Седьмое ноября нельзя забывать, если даже ты всего раз отмечал Октябрьский праздник.

И тут вновь раздался голос, ставший столь знакомым в первый год войны. В репродукторах потрескивало. Голос из Москвы с трудом преодолевал расстояние в несколько тысяч километров.

— Ты понял?.. Слышал?.. В Москве состоялся военный парад, Сталин выступал. Слышишь, Сталин в Москве…

Боясь, что Парень многого не понял, она стала пересказывать все своими словами. Как можно проще, неторопливо, беспрестанно спрашивая, ясно ли теперь.

Ее заботило, доходил ли до него смысл сказанного. Для Девушки было чрезвычайно важно, чтобы эвакуировавшийся из Прибалтики Парень чувствовал и думал точно так же, как она сама.

— Мы вместе вернемся. Ты в Эстонию, я в Ленинград. Ленинград и Эстония совсем близко. Рукой подать.

И обоим им, сидевшим на новосибирском вокзале, казалось, что Ленинград и Таллин рядом, как они тут на скамейке…

Ни разу не случилось, чтобы ночью клевавшая носом Девушка склонилась к сидевшему справа от нее колхозному деду-сибиряку в ушанке. Когда дремота переходила в сон, ее голова сама собой опускалась на плечо соседа слева. Если голова Девушки сползала ему на колени, он поддерживал ее рукой. Пусть отдыхает спокойно. Теперь Девушка, можно сказать, лежала у него на коленях. Парень склонился над нею. И соседи не находили в этом ничего особенного. Для всех окружающих они были просто молодой парой. Никому невдомек было, что несколько дней назад они даже не знали друг друга. Да и сами они забыли о том времени, когда не ведали о существовании друг друга.

На фронте гибли парни, не знавшие, что такое влажные девичьи губы. Под бомбежками гибли девушки, которых ни разу не обнимали сильные мужские руки. Как знать, такая же участь может постигнуть и сидящих здесь. Но никому не хотелось умирать, не испытав самого важного в жизни.

Глаза Девушки поблескивали из-под прикрытых век. Пальцы свесившейся руки нервно подергивались, будто пытались что-то схватить или оттолкнуть. Порой Девушка вздрагивала, — наверно, у нее беспокойный сон. Может, ей виделись мечущиеся под артобстрелом люди. Может, она вновь слышала завывание самолетов, взрывы бомб, видела летевшие под откос объятые пламенем вагоны. И слева, и справа, спереди и сзади — рвущиеся снаряды.

Свободная рука Парня, не поддерживавшая голову и плечо Девушки, непроизвольно поднялась. Легонько скользнула по ее волосам. Так успокаивают возбужденного от дневных впечатлений ребенка, укладывая его вечером спать. Пальцы коснулись нежной белой кожи лица.

Девушка на миг открыла глаза, в полусне посмотрела на Парня, и веки ее опять смежились. Сон ее, как показалось Парню, стал спокойнее, глубже, дыхание ровнее. Парень боялся шевельнуться. Жесткий подлокотник скамьи врезался в бок. Поддерживавшая Девушку рука онемела.

В полночь Девушка проснулась.

— Теперь поспи ты.

Девушка встала и предложила ему поменяться местами. Она сядет в угол скамейки на его место, чтобы он мог спать, прислонившись к ее плечу.

…Это произошло на четвертый или пятый день, вернее — на четвертую или пятую ночь. Обычная радиопередача опять прервалась, и голос местного диктора объявил о прибытии поезда, который шел через Бугатак и останавливался там. Вероятно, Парень и не услышал бы сообщения: как раз был его черед спать. Но Девушка дежурила и ничего не пропускала мимо ушей.

— Твой поезд. Иди.

Парень взял рюкзак. От холода на перроне сон улетучится. Когда он вернется, нелегко будет снова заснуть. И у Девушки сон нарушен. Вот так всегда: нужные поезда приходят и уходят ночью.

— Ладно, попробую.

Оба уже не верили в то, что когда-нибудь придет поезд, который разлучит их. Они просто не думали больше о разлуке. Только из чувства долга выходили на перрон встречать и провожать поезда. Иначе считали бы себя дезертирами.

Но именно в этот раз… Был час самого сладкого сна, и, может, поэтому часть пассажиров осталась в вокзале. А может, уже рассасывалось скопление эвакуированных на сибирской магистрали.

Напиравшие сзади притиснули Парня к подножке вагона. Тощий рюкзак не помешал под нажимом людского потока миновать узкую дверь и очутиться между полками в вагоне. Там Парню удалось пристроиться возле окна.

Вагон все больше и больше набивался людьми. И только теперь до Парня дошло, что на сей раз он действительно уедет.

Он посмотрел на громадное здание вокзала, где в одном из залов ждала его возвращения Девушка. Она сидит там и даже не догадывается, что он уезжает. Почему они все же не провожали друг друга?!

И вдруг его пронзила мысль: он не знает даже имени Девушки. И она тоже не спросила, как его зовут. Почему он не поинтересовался, где она собирается жить в Ташкенте, почему не записал ее ленинградского адреса? Почему не дал адреса своих родителей в Эстонии?

А что, если попытаться выбраться из вагона? Парень уже сделал шаг, другой. Нет, ничего не выйдет. И тут вагон, дернувшись несколько раз, начал двигаться. Машинисты тоже были молодыми и неопытными и не умели плавно стронуть с места огромный состав. Наконец вагон стал ритмично постукивать на стыках рельсов.

За окном простиралась темень.

Где-то вдали вспыхнул сноп лучей. Наверно, шла сварка на какой-нибудь стройке. Воздвигается завод, который будет выпускать новые снаряды.

В стороне показалось зарево. Может, в мартенах варили сталь из доставленного с полей сражений металлолома.

Теперь над заснеженной равниной висела синеватая тьма. За окнами с обеих сторон проплывали леса. Сибирские леса.

Девушка ждет. Четверть часа. Полчаса. Может, даже три четверти часа. Парню почему-то верилось, что и через час Девушка никому не уступит свободного места рядом с собой. Только когда пассажиры, ищущие где бы притулиться, станут уж очень ворчать, она продвинется в угол скамьи, на его место. Он почему-то считал, что Девушка сделает именно так.

И вот прошел час. Место, может быть, еще свободно. Возможно, она все еще ждет. Но даже спрыгни он сейчас с поезда, ему все равно не успеть обратно.

Минуло два часа. Теперь Девушка наверняка уступила пустующее рядом с нею место. Рано или поздно занимают опустевшее место.

Но Парню кажется, что Девушка тут, подле него. На его загрубелой руке — ее щека. Плечо касается его плеча. Он даже не чувствует, что воздух в вагоне спертый, он ощущает запах волос Девушки.

1972

Работа у него была не совсем обычная.