Мао Дунь - Избранное

Обуреваемый этими невеселыми мыслями, он шагал по комнате, как вдруг услышал голос дочери:

— Взгляни, папа, хорошая чесуча? Семь чи всего за четыре юаня и два мао — не дорого, правда?

Сердце Линя дрогнуло. Он остановился и молча уставился на дочь. Минсю стояла перед ним, безмятежно улыбаясь, с отрезом шелка в руках. Четыре юаня два мао! Сумма, конечно, пустячная, но за весь нынешний день в лавке всего-то наторговали шестнадцать с чем-то юаней, да и продавали, по правде говоря, по себестоимости. Выйдя из оцепенения, Линь безучастно спросил:

— А деньги где взяла?

— Мне записали в долг.

Услышав о новом долге, господин Линь нахмурился. Но он сам избаловал дочь, да и жена всегда на ее стороне. Линь горько усмехнулся и, вздохнув, сказал с легкой досадой:

— Могла бы и после Нового года купить! Куда торопиться?

Прошло два дня. «Большая распродажа» в лавке Линя шла полным ходом. Дневная выручка доходила до тридцати юаней и более. Госпожа Линь стала меньше кашлять, а Минсю без конца бегала из лавки в комнаты и обратно, и с ее раскрасневшегося лица не сходила улыбка. Мать то и дело ее звала, но она, захлопотавшись с покупателями, не сразу прибегала, а прибежав, вытирала со лба капельки пота и возбужденно спрашивала:

— Ну зачем ты меня каждый раз зовешь? Я ничуть не устала! А вот папа весь взмок и даже охрип! Сейчас один клиент накупил товару на целых пять юаней! Не беспокойся, мама, мне совсем не тяжело! Папа велел мне передохнуть минутку и вернуться.

Госпожа Линь в ответ только кивала, кашляла и возносила молитвы «всемилостивейшей Гуаньинь». Перед фарфоровой статуэткой богини, стоявшей в гостиной, курилась ароматная свеча; госпожа Линь, ковыляя, подходила к статуэтке и отбивала земные поклоны, благодаря богиню за помощь и покровительство, умоляя ее быть милосердной и впредь, чтобы торговля у господина Линя всегда была такой же удачной, чтобы Минсю поскорее выросла и чтобы на будущий год удалось присмотреть для нее хорошего жениха.

Но хотя торговля шла бойко и с лица господина Линя не сходила улыбка, сердце его ныло, будто его стянули веревкой. Каждый раз, как он получал юань, а довольный клиент удалялся со свертком под мышкой, сердце Линя невольно замирало и он мысленно подсчитывал: еще пять фэней чистого убытка! Уменьшить бы этот убыток хотя бы до трех фэней с юаня, но как ни считал Линь, как ни прикидывал, меньше пяти не получалось, и чем бойче шла торговля, тем сильней ныло сердце. Порой ему просто дурно становилось от всей этой несуразицы. Он не раз подмечал, с какой издевкой смотрят на него хозяин «Юйчансяна» и его приказчики, праздно стоявшие у прилавка. «Вы только полюбуйтесь на этого дурака Линя, — было написано на их ухмылявшихся физиономиях, — он ведь торгует себе в убыток! Чем лучше у него дела, тем больше убытку. Скоро он прикроет свою лавчонку!» И тогда Линь, закусив губу, принимал решение завтра же во что бы то ни стало повысить цены, а товары второго сорта уравнять в цене с первосортными.

Председатель торговой палаты, который помог господину Линю уладить вопрос с «конфискацией японских товаров», проходя мимо лавки Линя, тоже чуть заметно улыбнулся. Он остановился, поздравил господина Линя и, похлопав по плечу, негромко сказал:

— Ну как? Ведь не зря потратили четыреста юаней! Только надо бы еще что-то дать и начальнику управления, господину Бу, а то, чего доброго, сам потребует. Когда дела идут хорошо, завистников хватает: сам не догадается, так подчиненные надоумят!

Господин Линь поблагодарил председателя за участие, но от страха у него даже пропало желание торговать.

А тут, как назло, приказчик Шоу Шэн, уехавший собирать долги, все еще не возвращался, и господин Линь никак не мог рассчитаться с долгами. Агент шанхайской фирмы, приехавший еще позавчера, так наседал на Линя, что тот не знал, как и отговориться. Если Шоу Шэн и сегодня не приедет, придется занять денег в меняльной лавке «Хэнъюань». И взвалить на себя дополнительное бремя в виде процентов, которые составят юаней пятьдесят-шестьдесят, а для Линя, при его убытках, это было все равно что отрезать кусок собственной плоти.

Около четырех часов пополудни господин Линь вдруг услыхал какой-то шум и взволнованные голоса прохожих — они что-то возбужденно обсуждали. Одержимый мыслью, не случилось ли чего с Шоу Шэном, Линь тут же решил, что на почтовый пароход напали бандиты.

— Что случилось? — встревоженно окликнул он прохожего. — Ограбили почтовый из Лиши?

— Как! Опять ограбили? Да что же это творится! Хорошо, если только ограбили — могли и людей похватать! — ответил прохожий, щурясь на пестрые витрины, — это был монах Лу, известный забулдыга. От столь невразумительного ответа Линь еще больше встревожился и кинулся к другому прохожему — Ван Саньмао, который жил у моста:

— Правда, что пароход из Лиши ограбили?

— Это все подручные Тайбао Ашу; самого-то расстреляли, а шайка продолжает бесчинствовать, — ответил Ван Саньмао, явно куда-то торопясь.

Линя прошиб холодный пот. Он ждал Шоу Шэна именно сегодня, с пароходом из Лиши, — именно там приказчик должен был закончить сбор недоимок. Уже четыре часа, а Шоу Шэна все нет. Вот и Ван Саньмао говорит то же самое — какие еще могут быть сомнения? Линь успел уже забыть, что нападение на пароход из Лиши — его собственная выдумка. Весь в поту, он бросился в комнаты и едва не растянулся, зацепившись за порог.

— Папа! В Шанхае война! [54] 28 января 1932 года японские империалисты начали наступательные операции по захвату Шанхая. Японцы бросают бомбы, Чапэй [55] Чапэй (Чжабэй) — промышленный и рабочий район Шанхая. сожгли, — с криком кинулась к нему Минсю.

Господин Линь оцепенел. Собственно, к нему война в Шанхае отношения не имела, но там опять были замешаны японцы, и он спросил:

— Японцы бросают бомбы? Откуда ты взяла?

— Все говорят! Они стреляют из пушек и бросают бомбы. Чапэй дотла сожгли!

— Ага, вон оно как… А еще говорят, будто пароход из Лиши ограбили?

Минсю замотала головой и со стремительностью бабочки, летящей на огонь, кинулась вон из комнаты. Линь в нерешительности постоял у дверей, почесывая затылок. Госпожа Линь бормотала сквозь кашель: «Защити нас, богиня, от бомб, чтоб они не падали на наши головы!»

Господин Линь направился было в лавку, но увидел, что дочь горячо обсуждает там что-то с приказчиками. Цзинь Лаоху, хозяин мелочной лавочки «Шэнтай», тоже оставил свой прилавок и, оживленно жестикулируя, рассказывал:

— Да, да, все верно: в Шанхае война, японские самолеты бомбили и сожгли Чапэй, шанхайские магазины закрыты. Бандиты ограбили пароход? Впервые слышу! Почтовый пароход из Лиши? Давно пришел, и там все в порядке. Только что своими глазами видел, как люди с этого почтового пронесли на спине два тюка…