Мао Дунь - Избранное

Я улыбнулась и ничего не ответила. Неужели из всего того, что я ей сейчас наговорила, Шуньин сделала такие далеко идущие выводы? Интересно, зачем она уговаривает меня ехать в Шанхай? А может быть, просто так?

Началась воздушная тревога. Шуньин быстро вскочила на ноги, подбежала к окну и, выглянув наружу, запричитала:

— Вот беда! Вот беда! Ничего отсюда не видно. Сколько там вывесили красных шаров? [38] Один из сигналов воздушной тревоги. Тут, наверно, очень опасно.

— Пустяки! — Я лениво поднялась со стула. — Тебе далеко? Тогда спускайся в убежище.

Но Шуньин помедлила немного и быстро направилась к выходу, оставив мне свой адрес.

Отбой дали только после часа дня. Я просидела в убежище целых два часа. Колеблющееся пламя свечи выхватывало из темноты потные лица, застывшие в страхе глаза. Люди болтали о чем угодно. Я сидела в неосвещенном углу, обхватив голову руками, и фразу за фразой вспоминала наш разговор с Шуньин. Какой очередной удар мне готовят? Надо принять контрмеры, а главное — не выпускать из рук инициативы. Я чувствовала, как пылает мое лицо, как тяжело стучит кровь в висках.

Вдруг у самого входа кто-то крикнул: «Зенитки бьют!» Глухой шум в убежище мгновенно стих, слышно было лишь тяжелое, прерывистое дыхание людей. Я почувствовала, как по всему телу волной разливается одиночество.

«Одна бомба, — с тоской подумала я, — и всему конец. Что же, это не так плохо!»

Помню, когда я была маленькой, мать часто говорила, что жизнь — это спектакль.

В школе, да и позднее, мне приходилось слышать, что жизнь — это борьба.

А у меня что: борьба или спектакль?

Пожалуй, и то и другое. Но самое страшное, что ни борьбе этой, ни спектаклю конца не видно. Сражение сменяет сражение, картина — картину. Зачем мне все это? Разве несколько лет назад я не была чище, лучше! В то время меня не мучили угрызения совести, я, как и все порядочные люди, шла прямым путем. Но кому-то, видимо, это мешало, и меня, совсем еще юную и неопытную, соблазнами и угрозами толкнули на иной путь. Да еще говорили, что все это ради моей же пользы, чтобы «устроить» мою жизнь. Вот и «устроили».

И первый же подлец, с которым меня связала судьба, теперь…

Неужели настанет день, когда я смогу разоблачить его и с ним рассчитаться, отомстить за то, что, действуя подло и бесчестно, он сделал меня такой. Спасибо Шуньин за эту новость.

Если стоит еще жить на свете, то лишь для того, чтобы мстить!

Я вышла из убежища. Яркое сентябрьское солнце и легкий ветерок придали мне силы. Подумала — и решила прежде всего отправиться к М., чтобы выяснить обстановку. Тут нужны смелость и осторожность, как во время охоты на тигра. Думаю, что мне удастся справиться с ним, я знаю, чем его укротить.

Однако пришла я некстати. У М., кажется, был «тайный посетитель». Я догадалась об этом по выражению лица слуги и сразу же направилась к выходу. Однако у самых ворот услыхала: «Пожалуйста, входи!» Неужели «посетитель» решил воспользоваться моим приходом и ретировался? Мне почему-то казалось, что М. предвидел мой визит. Что ж, значит, сегодня из нашей встречи может получиться неплохой спектакль.

Так и есть. Не успела я войти, как М., ехидно улыбаясь, сказал:

— Сестрица, за эти несколько дней я соскучился и решил кое-кого пригласить, чтобы немного развлечься.

О! Он занял оборонительную позицию, чтобы потом перейти в наступление! Значит, остается одно: ринуться в атаку.

— Мне надо поговорить с тобой! — начала я с каменным выражением лица. — Распорядись, пожалуйста, чтобы хоть час никого не принимали.

М. ухмыльнулся:

— Целый час? А выдержишь ли ты, сестрица?

Я пропустила его слова мимо ушей, взяла со стола бутылку, налила себе в стакан лимонаду, отпила глоток и продолжала:

— Скажи, что плохого я тебе сделала, зачем ты травишь меня? Игра не стоит свеч. Сам подумай, кто я, в конце концов, такая? Но оставим это, я пришла мириться с тобой.

М. стоял, скрестив руки на груди, и молча улыбался.

— Подумай еще и о том, — продолжала я наступать, — в какой обстановке я живу все эти годы. Каких только чудес не насмотрелась, чего не испытала! Но никогда я не нарушала своего принципа: не мешать людям. Разумеется, если на меня нападают — приходится обороняться. Меня можно уничтожить, я не боюсь, но какой в этом смысл?

М. стоял в прежней позе, словно застыл на месте, но уже не улыбался. В глазах его загорелись хищные огоньки, словно у волка. Вдруг огоньки погасли, и М. ледяным тоном произнес:

— Эта тирада, кажется, обращена ко мне? Не надо так увлекаться, сестрица. Спокойнее, спокойнее!

— Да, разумеется, я обращаюсь к тебе, к кому же еще! — крикнула я. — К черту спокойствие! Я всю жизнь из-за него страдаю! — Надо было во что бы то ни стало вывести его из терпения.

М. холодно рассмеялся, потом, в бешенстве взглянув на меня, резко повернулся и направился к выходу. Это было слишком неожиданно, я едва не бросилась вдогонку, но он остановился, обернулся и, подойдя вплотную, свистящим шепотом произнес:

— Поступай как знаешь, посмотрим, насколько остры твои зубки!

Пугает! Мне стало смешно, и я улыбнулась, потому что хорошо знала, что за этими хвастливыми словами скрывается трусость. Значит, в этой войне нервов преимущество на моей стороне. Я слегка наклонила голову и с обворожительной улыбкой ответила:

— Насколько остры мои зубки? Этого тебе никогда не узнать. Кусаться я не собираюсь. Но молчать, как прежде, хоть ты и хвалишь меня за это, я не буду. Вот и все.

Он большими шагами ходил по комнате, но, услышав мою последнюю фразу, остановился и стиснул руки так, что хрустнули пальцы.

— Вот проклятая! Еще пугает! — пробормотал он.

— Нет! — быстро ответила я, повысив голос. — Не пугаю, а просто хочу выяснить, не можем ли мы договориться.

Словно не слыша моих слов, М. снова стал ходить взад и вперед по комнате. Вдруг он подошел ко мне сзади и крепко обнял за талию. Я вскочила со стула, а он грязно усмехнулся и сказал:

— Пожалуй, мы и в самом деле можем договориться.

Я поняла его гнусный намек. Мерзкий развратник! Я вырвалась от него и закричала:

— Нечего ломать комедию! — И тут вдруг заметила, что на спинке стула висит пистолет. Одним прыжком я очутилась возле стула, выхватила пистолет из кобуры, отступила на шаг и примирительно сказала:

— Надеюсь, не стоит объяснять, что я нахожусь во фронтовом районе при исполнении служебных обязанностей?

Такой поворот событий был для меня неожиданным, но другого выхода я не видела.

М., кажется, испугался, но стоял, по-прежнему скрестив руки на груди, слегка склонив голову, и пристально следил за каждым моим движением. Вид у него был совершенно растерянный.

В это время кто-то тихонько постучал. Я положила пистолет на стол и открыла дверь. Слуга доложил, что гость собирается уходить.