Бенито Перес Гальдос - Тристана. Назарин. Милосердие

— Нина, Нина, поди сюда, у нас такая новость!.. Мы теперь богатые!.. То есть мы уже не бедняки!..

И тут она вспомнила, что Бенина исчезла, и, вернувшись в гостиную, разрыдалась и сказала Седрону:

— Простите меня, я забыла о том, что потеряла спутницу своей жизни…

— Скорей всего, она объявится, — вновь успокоил ее священник.

— Объявится, — эхом откликнулся Фраскито.

— Если бы даже она умерла, — заявила донья Франсиска, — я уверена, что моя невыразимая радость заставила бы ее воскреснуть.

— Мы еще поговорим об этой женщине, — сказал Седрон. — А пока что вернемся к тому, что представляет для вас главный интерес. Душеприказчики, зная, что вы и сеньор Понте находитесь в очень стесненных обстоятельствах по причинам, которые я не хочу сейчас обсуждать (да в этом и нет надобности), решили, сообразно с волей завещателя, давшего им широкие полномочия, не дожидаясь, пока будет произведена точная оценка наследуемого состояния за вычетом королевских налогов и прочая и прочая…

Донья Пака и Фраскито, слушавшие его затаив дыхание, едва не задохнулись.

— Так вот, они решили… вернее, мы решили месяца два тому назад выплачивать вам ежемесячно пятьдесят дуро в качестве временного пособия или, если хотите, аванса, пока не будет установлен точный размер пенсии. Вы понимаете?

— Да, да, сеньор, понимаем… прекрасно понимаем, — в один голос воскликнули оба наследника.

— Вы давно бы уже получили это пособие, — продолжал священник, — но мне стоило не мало труда установить ваше местожительство. У кого только ни спрашивал, ни допытывался, наверно, у половины мадридских жителей, и вот наконец… Мне еще повезло, что в этом доме я нашел и ту и другую дичь — простите мне охотничье выражение, — которую преследовал много дней…

Донья Пака поцеловала правую руку священника, а Фраскито — левую. Оба роняли слезы.

— Вам уже причитается пенсия за два месяца, и как только мы выполним необходимые формальности, каждый из вас тотчас получит…

Сеньору Понте показалось, что пол поплыл у него под ногами, и он ухватился за подлокотники кресла, как воздухоплаватель за борт гондолы.

— Мы готовы выполнить все, что вы скажете, — сказала донья Франсиска, а про себя подумала: «Этого не может быть, это сон».

Радость, переполнявшую душу вдовы, омрачало лишь то, что Нина не может разделить ее с ней. Как бы угадав мысли вдовы, Понте Дельгадо сказал:

— Как жаль, что нет с нами Нины!.. Но не надо думать, что с ней обязательно произошло какое-нибудь несчастье. Правда, сеньор дон Ромуальдо? Это могло быть и…

— Сердце мое говорит мне, что она жива и здорова и сегодня вернется… — объявила донья Пака с безграничным оптимизмом, ибо в эту минуту все вокруг виделось ей в розовом свете. — Наверняка она… Простите меня, сеньор, моя бедная голова идет кругом… я хотела сказать, что… Как только мне сказали, что пришел дон Ромуальдо, я, услышав это имя, решила, что вы — тот почтенный священник, у которого моя Бенина служит приходящей прислугой. Выходит, я ошиблась?

— Получается так.

— Людям, душа которых исполнена великого милосердия, свойственно скрывать это, отрекаться от самих себя, чтобы избежать изъявлений благодарности и огласки своих святых добродетелей… Сделайте милость, сеньор дон Ромуальдо, не скрывайте от нас свои великие благодеяния. А правда ли, что вас за ваши добрые дела хотят сделать епископом?

— Меня?.. Первый раз слышу.

— Ведь вы из Гвадалахары, из тех краев?

— Да, сеньора.

— А есть у вас племянница, которую зовут донья Патрос?

— Нет.

— Вы служите мессу в церкви святого Севастиана?

— Нет, в церкви святого Андрея.

— Значит, вам не подарили на днях дикого кролика?

— Вот это возможно… ха-ха-ха… но точно боюсь сказать.

— Так или иначе, сеньор дон Ромуальдо, вы уверяете, что не знаете мою Бенину?

— Кажется… Нет, не могу утверждать, сеньора, что она мне незнакома. Я с ней как будто встречался.

— Ага! Значит, я права… Вы не представляете себе, синьор де Седрон, как я рада!

— Не горячитесь. Скажите, ваша Бенина ходит в черном, ей лет шестьдесят, и на лбу у нее бородавка?..

— Это она, она самая, сеньор дон Ромуальдо: очень скромная, не по возрасту живая.

— Другие приметы: просит милостыню в компании со слепым африканцем по имени Альмудена.

— Господи Иисусе! — воскликнула донья Пака, оторопев от изумления и страха. — Нет, это не она, избави бог, нет… Теперь я вижу, что вы ее не знаете.

И она посмотрела на Фраскито, как бы призывая его подтвердить ее слова. Понте глянул на священника, потом перевел взгляд на хозяйку дома — душу его терзали сомнения.

— Бенина — ангел, — робко сказал он. — Не знаю, просит она милостыню или нет, но все равно она — ангел, поверьте моему слову.

— Ну, это вы оставьте… Чтоб моя Бенина попрошайничала… шаталась по улицам с каким-то слепым!..

— По внешности — из арабов, — добавил дон Ромуальдо.

— Должен сообщить вам, — честно и простодушно сказал Понте, — что не так давно, проходя по площади Прогресо, я видел, как она сидела у подножья памятника со слепым нищим, который смахивал на уроженца Риффа.

Так велико было смятение мыслей и чувств доньи Паки, что радость ее в мгновение ока обернулась печалью, она не хотела верить своим ушам, ей опять стало казаться, что собеседники привиделись ей во сне, и вся эта история с наследством — плод ее фантазии. Она боялась пробуждения, возврата к мрачной действительности и, зажмурившись, сказала про себя: «Господи, избавь меня от страшных сомнений, просвети мой разум!.. Где правда, где ложь? Я — наследница Рафаэлито Антринеса, у меня есть средства к жизни!.. Нина попрошайничает вместе с каким-то мавром!..»

— Ну и пусть! — воскликнула она наконец с отчаянием в голосе. — Лишь бы Нина была жива, пусть вместе с мавром, с мавританской братией из всего Алжира, но только б мне ее увидеть, пусть возвращается домой, пусть даже с африканцем в корзине!

Дон Ромуальдо расхохотался и рассказал, как он познакомился с Бениной: его друг, коадъютор церкви святого Андрея, человек весьма образованный и гуманный, знаток восточных языков, обратил его внимание на араба Альмудену, которого сопровождала женщина, служанка некоей вдовы, кажется андалуски, проживающей на улице Империаль.

— Эти сведения неизбежно навели меня на мысль о сеньоре Франсиске Хуарес, которую я тогда не имел чести знать, и сегодня, как только вы стали печалиться по поводу исчезновения своей служанки, я сказал себе: «Если речь идет о той самой женщине, поищем иголку — найдется и нитка, найдем мавра — найдем и одалиску. Как, вы говорите, ее полное имя?

— Бенигна де Касия… именно де Касия, отчего ее в шутку прозвали родственницей святой Риты Кассийской.