Бенито Перес Гальдос - Тристана. Назарин. Милосердие

За столом напротив двое уминали жаркое из одной большой тарелки, порцию за два реала, а в другом углу какой-то тип не спеша уничтожал улитки. С каждым моллюском он, подобно автомату, разделывался одними и теми же движениями челюстей, рук и даже глаз. Брал улитку, палочкой выковыривал из раковины, совал в рот, потом обсасывал раковину и при этом укоризненно смотрел на Франсиско Понте; затем откладывал пустую раковину и брал следующую, с которой проделывал те же операции, не спеша, теми же движениями выковыривал моллюска, а заложив его в рот, бросал добрый взгляд на следующую улитку и недобрый — на сеньора Фраскито, когда принимался обсасывать раковину.

Время шло, а этот человек с обезьяньим лицом и тщедушным телом все складывал в кучу пустые скорлупки, и куча их все увеличивалась, по мере того как уменьшалась порция; Понте, сидевший напротив, начал уже испытывать беспокойство от яростных взглядов, которые, точно заводной, бросал на него пожиратель улиток.

Сеньора Понте Дельгадо так и подмывало потребовать объяснений у этого нахального типа. Могла быть только одна причина его нескромных взглядов: появление Фраскито на людях с полинявшей физиономией, и наш кавалер говорил себе: «Да кому какое дело, привел я в порядок свое лицо или нет? Мое лицо, что хочу, то с ним и делаю, вовсе я не обязан появляться перед кем бы то ни было в одном и том же обличье. Нравится оно кому-нибудь или нет, я сумею защитить свое достоинство и заставлю уважать себя». И он уже собрался было ответить на столь неприличное посматривание в свою сторону взглядом, наполненным презрения, как вдруг пожиратель улиток, обсосав последнюю раковину и положив ее в общую кучку, расплатился, натянул на плечи плащ, надел берет, встал, подошел к облезлому кавалеру и обратился к нему как нельзя более любезно и учтиво:

— Сеньор де Понте, извините мою смелость и позвольте обратиться к вам с вопросом.

По дружескому тону его голоса Фраскито догадался, что перед ним один из тех несчастных, у кого взгляд выражает противоположное тому, что они чувствуют.

— Слушаю вас…

— С вашего позволения, сеньор Понте, я хотел бы спросить, если вы не сочтете это нескромностью, правда ли, что Антонио Сапата и его сестра получили миллионное наследство.

— Что вы, уважаемый, какие там миллионы… Могу только сказать, что моя часть наследства и часть доньи Франсиски Хуарес представляют собой пенсию, размеры которой еще не установлены. Но скоро я смогу дать вам более точные сведения. Вы, часом, не газетчик?

— Нет, сеньор, я художник-геральдист.

— Вон оно что! А я-то думал, вам эти сведения нужны, чтобы пропечатать их в газете.

— В газетах я помещаю только рекламные объявления. Геральдическая живопись нынче в загоне, поэтому я занимаюсь размещением в газетах всякого рода рекламы… Антонио — мой главный конкурент, между нами идет нешуточная борьба. Вот почему, узнав, что Сапата разбогател, я осмелился просить вас повлиять на него в том смысле, чтобы он уступил мне свою клиентуру. Я вдовец, и у меня шестеро детей.

Произнеся эти слова с подкупающей искренностью и прямотой, художник вперил в собеседника взгляд, каким убийца смотрит на свою жертву, перед тем, как нанести смертельный удар. Затем, не дождавшись ответа, продолжал:

— Я знаю, вы друг этой семьи, навещаете донью Обдулию… Кстати, может быть, донья Обдулия или ее уважаемая матушка, раз они разбогатели, захотят получить какой-нибудь титул? На их месте я бы так и поступил, ведь они ведут свой род от лучших дворянских семей Испании. Тогда не забудьте обо мне, сеньор де Понте… Вот моя визитная карточка. Я нарисую их герб и генеалогическое древо, и дворянскую грамоту старинным письмом с пурпурными заглавными буквами — и все это за меньшую цену, чем любой другой художник. Дома я держу образцы моих работ, вы на них можете взглянуть.

— Не могу сказать вам с уверенностью, — важно ответил Фраскито, ковыряя в зубах зубочисткой, — будут они выправлять себе титул или нет. Знатности у них хватит с избытком, ведь Хуаресы так же, как Сапата, Дельгадо и Понте, — цвет андалусского дворянства.

— Герб рода Понте — подъемный мост на красном фоне и четыре сине-золотистых щита по углам…

— Совершенно верно… Я-то не собираюсь выправлять титул, да и наследство мое не дает оснований для этого… А вот насчет этих дам — не знаю… Обдулия по благородству, внешности и манерам вполне заслуживает титула герцогини, будет она хлопотать о нем или нет. Клянусь богом, ей подобает даже титул императрицы. Но я в это не вмешиваюсь… Впрочем, оставим пока геральдику и поговорим о другом.

Тут пожиратель улиток присел рядом с Фраскито, взглядами наводя страх на остальных посетителей таверны.

— Раз уж вы занимаетесь рекламой, не могли бы вы указать мне хороший пансион?

— Как раз сегодня я поместил два объявления о пансионах… Они у меня тут, в портфеле, пансионы называются «Импарсьяль» и «Либераль». Оба весьма респектабельные… Вот, взгляните: «Отличные комнаты, французская кухня, обед из пяти блюд… Тридцать реалов».

— Мне бы что-нибудь подешевле… Ну, реалов так за пятнадцать.

— Есть у меня и такие… Завтра я вам назову с полдюжины вполне приличных пансионов.

Беседу их прервало неожиданное появление Антонио Сапаты, тот вошел, шумно поздоровался с хозяином заведения, обменялся шутками с двумя-тремя посетителями. Затем поднялся во внутреннюю комнату, бросил на стол объемистый портфель, сдвинул шляпу на затылок и плюхнулся рядом с Фраскито и пожирателем улиток.

— Ну и денек, сеньоры, ну и денек! — воскликнул Антоньито, переведя дух, а мальчику сказал: — Мне ничего не нужно, я уже пообедал… Сеньора матушка втиснула по полкурицы в меня и мою жену… А потом еще шампанское… и кучу пирожков.

— Теперь-то тебе все нипочем, дружище! — задушевным тоном произнес пожиратель улиток и метнул на молодого человека испепеляющий взгляд. — А скажи-ка мне вот что: уступишь ты мне свою клиентуру или нет?

— Моя жена взвилась под потолок, как только я заикнулся о том, чтобы оставить работу. Я испугался, что она меня искусает или выцарапает мне глаза. Никаких — все останется как было: она — за машинкой, я — со своей рекламой, черт его знает, что это еще за наследство… Дорогой Понте, вы знаете это имение? Какой с него доход?

— Точно сказать не могу, — ответил Фраскито. — Знаю только, что местность красивая, лес, конный завод, плодородные пахотные земли, а сверх всего прочего это лучшее место для охоты на перепелов, когда те прилетают из Африки.

— Скоро мы туда наведаемся… Но жена ни за что не хочет, чтобы я оставил это чертово ремесло. Так что наберись терпения, Полидура, с моей Хулианой шутки плохи, в гневе она страшней, чем голодная львица… Ну, а чем ты сегодня занимался?.. Ох, чуть не забыл: матушка хочет купить люстру…