Михаил Коцюбинский - Повести рассказы. Стихотворения. Поэмы. Драмы

Вот это плод от греческой науки!

Наш Меценат известный «грекофил», —
Еще возьмет и отделит от Рима
Коринфскую республику!
(Смеется.)

Ты шутишь,
А Риму от такого грекофильства
Все ж может выйти вред.

Не беспокойся,
Учительница старая ведь знает,
Что ей при дряхлости нужна опора;
Когда бы, рассердясь, отвергнул Рим
Ее, она бы закричала: «Гибну!»

И все же прав наш друг: вред несомненен.
Заигрыванье наше с чужаками
Уже нас привело к тому, что мы
В каких-то варваров преобразились,
Напичкавшись «латынью африканской»
От «римских граждан», только черномазых {94} .

Ну что ж, без варваров не обойтись нам:
Ведь обновлять необходимо кровь,
Трудом испорченную и пирами.
Хотел бы ты, чтоб наши все народы
Всегда по-варварски бы говорили?
Едва ли то прибавит славы Риму!

Пускай молчат, пока не овладеют
Как следует латынью!

Трудновато!
Овладевать произношеньем молча —
И Демосфен {95} того бы не добился.

Так что же делать?

То же, что и я:
Учите милостью, дарами даже,
Всех знатных чужеземцев Рим любить.
Кто любит, тот становится подобен
Любимому и телом и душою.

Ну, ты совсем размяк от грекофильства!
Хотел бы знать, как ты бы собирал
С них подати лишь «милостью с дарами»?
Вот много бы собрал!

Ну, тут я должен
Сложить оружие. Сильней ты в этом.

Пришел певец Антей.

Зови сюда.
Постой! Когда он петь начнет, я знак
Подам, — пускай танцовщицы выходят
Сюда, но ты смотри, чтобы не раньше!
Иди и точно выполняй.

Рабы
Мне постоянно портят распорядок.
Им не понять, что оргия — не скачки.

Привет вам, достославные.

Привет!
Поближе подойди. Любимцу музы
Стоять не подобает у порога.

Друзья, вот самый драгоценный перл
Коринфского залива.

Ты, преславный,
Чрезмерной милостью меня осыпал,
Коринфу же воздал ты мало чести.

Как, мало чести?

Но ведь невозможно
Все перлы сосчитать в заливе нашем,
Чтобы решить, какой из них дороже.

Всем надлежит любить родимый город,
Но забывать при том не надо правду
И благодарность. Если есть в Коринфе
Жемчужины искусства и науки,
То в этом лишь заслуга Мецената.

Заслуга петушиная, мой друг.

Как это, Меценат, понять прикажешь?

Я, как петух, в навозных кучах роюсь,
Выискивая перлы дорогие.

Но ты их не глотаешь, как петух,
А им даешь оправу.

Стой, Антей!
Куда идешь?

Туда, где быть я должен.

Я вижу, ты обиделся.

На диво
Обидчивы все греки!

Это верно,
И как же до сих пор мы не привыкли,
Что победитель волен звать наш край
Навозной кучею, а нас, пока мы
Не вставлены в «оправу», — лишь навозом.

Моим словам ты придаешь колючки,
Не я. И вся моя вина лишь в том,
Что мой язык немного поскользнулся, —
Его ведь боги скользким сотворили.
Вини Юпитера иль Прометея, —
Кто больше виноват, ты лучше знаешь.

Я обойду на этот раз виновных
И обращусь к заслугам. Меценат,
Сейчас хочу поднять я тяжбу против
Тебя.

Не понимаю.

Этот жемчуг
Не ты, а я открыл впервые.

Правда?

И тем еще моя заслуга больше,
Что я, найдя, его не проглотил,
Хоть проглотить, конечно, был обязан.

Хотел бы это я понять яснее.

Здесь тайны нет! В Коринфе я когда-то
Открыл или, верней сказать, закрыл
Гетерию, что скрыто собиралась.
Среди певцов, туда входивших, этот
Был самым младшим. Пощадил его я,
Принявши во вниманье возраст нежный,
И он один из всех остался жив.
Я знаю хорошо, что в целом крае
Гетерий больше нет и их не будет.

Ты ошибаешься, — все ж есть одна.

Где?

На Парнасе. Девять и один {97} —
Для тайных оргий сходятся они там
И закрываются от глаза власти
Густыми тучами.

Ха-ха! Вот метко!

Не так-то уж и метко, Меценат!
Те «девять и один» — Феб и камены —
Не тайная гетерия все это,
А хор панегиристов. Им ведь нужно
Амброзию и нектар заработать,
Вот и должны они кого-то славить.

Кого?

Конечно, только гений Рима.
Парнас, Олимп и все святые горы
Теперь его империи достались,
И только тем богам живется сладко,
Кого мы взяли в римское гражданство,
К кому благоволит наш Меценат,
Всемирный, знаменитый гений Рима.
Те ж боги, что ему не покорились, —
Те были изгнаны или распяты.

И что ж? Они от этого погибли?

Любезный друг, прости, но для толпы
Все эти шутки выглядят кощунством.

Простят пусть боги, — римлянин не мог
Слова последние оставить греку.

Пресытились людскими мы словами,
Пора ответить языком богов
Тебе, Антей.