Ги Мопассан - Избранные произведения в одном томе

НЕПОЧТИТЕЛЬНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Не много знаю я, мадам, о вашем муже.

Уродлив он и толст, сутул, почти горбат.

Но чем законный муж противней, гаже, хуже,

Тем более тому любовник пылкий рад.

Я чувствую: ваш муж достаточно ничтожен,

Чтоб быть опасным нам; он слишком глуп и мал.

Лаская вас в тиши, я не был бы встревожен,

Когда бы возле нас его я увидал.

Так что ж мне до него? Но ваша мысль сегодня

Все с ним и лишь о нем, не знаю отчего.

И говорите вы про долг и власть господню,

Про голос совести… И все из-за него?!

Об этом ваша мысль? Ужели рождены вы —

Такая светлая, в чьем сердце страсти пыл —

И днем и по ночам дарить свои порывы

Ублюдку этому, что жизнь вам осквернил?

Ужели хоть на миг раскаянье вас гложет?

Макаке изменить — неужто грех большой?

Он евнух и душой и телом; он не может

Исполнить сладкий долг и род продолжить свой!

Взгляните ж на него, на крохотные глазки,

Как будто просверлил две дырки кто-нибудь!

Его конечности — как в параличной пляске!

Трясущийся живот, что давит жиром грудь,

Томит несчастного своей обузой тяжкой.

Чтоб не запачкалась за завтраком рубашка,

Салфетку тщательно на шею вяжет он.

(К тому ж табак всегда сорит он на пластрон!)

В гостиной он сидит тихонько за стаканом

Один в углу. Не то на кухню удерет,

Когда, едой набит, испорченным органом

Внезапно заурчит раздувшийся живот.

Он любит называть вас «кошечкой» и «цыпкой»,

Порою сочинит несложный каламбур

И рад услышать шум и лести шепот липкий,

Когда решает спор двух-трех соседних дур.

Все говорят о нем: «Вот человек почтенный,

Так бережлив, умен, заботлив неизменно».

Служанку он порой за ляжку ущипнет.

Да выше ходу нет: он для нее урод…

Подводит счет свечам, и сахару, и птице,

С охотой сам себе заштопает носок,

И любит до смерти на чем-нибудь нажиться,

И вас он любит… но какой вам в этом прок,

Коль для него жена, что для осла баллада?

Он ваш супруг, о, да; но чужд вам, гадок он!

Сознайся я ему, что вас одну мне надо, —

Поверьте, не взбешен он был бы, а польщен!

Так пусть же лопнет он скорей, пузырь надутый!

Хотел бы он мешать нам каждую минуту,

Да тщетно! Где ему! Он не разгонит нас:

Ведь чучело спугнет птиц только в первый раз.

Настанет миг — и вас приду к груди прижать я,

Восторга нашего порыв неодолим!

Но если ваш супруг вмешается в объятье,

Раздавим мы его объятием своим!

ПЕСНЯ ЛУННОГО ЛУЧА

(для новеллы)

Меня ты знаешь? Луч я нежный, лунный.

Откуда я? С небесной высоты.

В ночи луна сияет над лагуной.

Я никну к травам, ухожу в кусты,

К березам льну, взбегаю я на дюны;

И на стену всхожу быстрей мечты,

Как вор ночной, бегущий за фортуной!

Прохладной я исполнен красоты.

Я мал. И путь мой — в каждой щели,

Где никому дороги нет.

Пройду сквозь ветви вязов, елей,

И, подсмотрев чужой секрет,

Я убегаю к новой цели.

И зверь влюбленный и поэт,

Чтобы сердца их пламенели,

Везде, везде мой ловят след.

Когда же мой погаснет свет,

Вздыхает каждый еле-еле.

В темной роще все лето

До зари, до рассвета

Соловьиная трель.

И, туманом одетый,

Я смотрю — не во сне ль

Скачут кролики где-то.

Песня неги пропета

Там, где темная ель,

Где, желаньем согретый,

Самку ждет коростель,

И в любовном огне там

Шорох слышит газель…

Не охотника ль это

Бродит темная тень?

Иль любовным приветом

Зазывает олень?

Над пенной волною —

Луна, моя мать.

И я под луною

Спускаюсь с морскою

Волною играть.

Над лесом, без зною,

Я буду сиять.

А путник порою,

Как саблей стальною,

Испуганный мною,

Захочет бежать.

Я миру открою

Мечты благодать,

Чтоб радость покоя

Отверженным дать.

Узнал ты луч, блеснувший над лагуной?

Узнал, зачем я послан с высоты?

Ночь в чаще леса кажется безлунной.

Страшись: сорваться в воду можешь ты,

Или блуждать в лесах, скользить над дюной,

Иль больно спотыкаться о кусты.

Путь укажу тебе я безбурунный, —

Вот для чего сошел я с высоты!

КОНЕЦ ЛЮБВИ

Горячий солнца свет струился над землею,

Ласкался каждый луч с веселою листвою,

Жемчужною росой поблескивал цветок,

Благоухающую чашечку колебля,

И насекомые сбирали сладкий сок,

Упругой тяжестью к земле сгибая стебли.

Играли бабочки на легких лепестках,

Томителен цветкам был крыльев каждый взмах,

И кто бы мог сказать: где — лепестки, где — крылья,

Вспорхнула ль бабочка, или цветок взлетел?

И зовы нежности в волнах зефира плыли,

И каждый был влюблен и милою владел.

В тумане розовом уже проснулись птицы.

И жаворонок песнь с подругою завел,

И рвался жеребец к влюбленной кобылице,

И кролик мордочку свою потер о ствол

И в чащу ускакал за самкой без оглядки.

И страсти властный зов во все сердца проник,

Понятен каждому любовный стал язык,

И содрогался мир в любовной лихорадке.

И под деревьями, где вешний есть приют

Мельчайшим существам, чуть видным, как пылинки,

Какие-то зверьки кружатся и снуют

На каждой веточке, на почке, на былинке,

И царство целое — им всякий стебелек,

И с самочкой своей ласкается зверек.

Шли двое по полям дорогою спокойной,

В колосья спелые ныряя с головой.

Но стан к нему она не наклоняла стройный,

Он рядом с нею шел и взор потупил свой.

Она промолвила, присев на холм покатый:

«Итак, понятно все. Уходишь навсегда ты!»

Плечами он пожал: «Моя ли в том вина?»

И молча рядом сел. Промолвила она:

«Один лишь год! Для тех, кто жил любовью вечной,

Проходят счастья дни, как грезы, быстротечно!

Еще душа горит! Звучат твои слова!

И кружится от ласк недавних голова!

Кто подменил тебя? Не ты ль вчера, мой милый,

В объятиях сжимал меня с такою силой?

Теперь твоя рука недвижна… Я ль не та?

Не сладостны тебе теперь мои уста?

Ответь! Ответь!» А он: «Могу ли это знать я?»

Она ему в глаза вперила долгий взгляд:

«Ты, значит, навсегда забыл мои объятья,

И ярость наших ласк, и поцелуев чад?»

Рукой рассеянной ломая папиросу,

Поднялся он с земли и так сказал в ответ:

«Все кончено! К чему упреки и вопросы?

Не стоит вспоминать о том, чего уж нет!

Для вечной верности у нас не хватит силы!»

И медленно пошли они четой унылой.

Рыданья горькие сдавили горло ей,

И стала догонять одна слеза другую.

А двое голубков, поднявшись средь полей,

Взлетели к небесам, ликуя и воркуя.

Вкруг них, и на земле, и в выси голубой,

Везде, везде любовь справляла праздник свой.

Крылатая чета кружилась без заботы.

Пел песню паренек, идя домой с работы.