Ги Мопассан - Избранные произведения в одном томе

И девушка на зов той песни подошла, —

Здесь, в поле, паренька она давно ждала.

Они же молча шли. Он начал хмурить брови,

На спутницу свою глядел он все суровей.

Вот перед ними лес. А на траве лесной

Разлился солнца свет горячею струей,

Проникнув сквозь листву, как будто сквозь оконце,

Но шли они вперед, не замечая солнца.

И не преодолев своих безмерных мук,

К подножью дерева она упала вдруг,

Не в силах удержать рыдания и стоны.

Сперва он ожидал, недвижный и смущенный,

Когда уляжется ее стенаний взрыв.

Стоял он рядом с ней, и ждал, и, закурив,

Смотрел, как дымные всплывали в воздух клубы.

Но топнул, наконец, ногой и крикнул грубо:

«Довольно! Нестерпим мне твой плаксивый бред!»

«Оставь меня! Уйди!» — услышал он в ответ.

И молвит вновь она с рыданьем непрестанным:

«О, как душа моя была восхищена

И как она теперь печальна и темна!..

О, для чего любовь навеки не дана нам?

Как мог ты разлюбить? Крепка моя любовь,

Ты ж никогда меня любить не будешь вновь!»

А он: «Жизнь изменить, увы, не в нашей власти.

Не может прочным быть, мой друг, земное счастье,

И радостям есть срок. Тебе не клялся я

Ни верным быть навек, ни обожать до гроба.

Есть и любви предел — мы это знаем оба;

Но если хочешь ты, пусть будем мы — друзья,

Пусть будем связаны, забыв про эту сцену,

Мы дружбой ясною, простой и неизменной».

И, чтоб с земли поднять, ее за руку взял,

Но плакала она: «О, если бы ты знал!»

И, руки заломив, кричала: «Боже, боже!»

Он на нее смотрел все холодней и строже.

И молвил: «Вижу, ты не кончишь никогда.

Прощай!» И прочь ушел от милой навсегда.

И вот — она одна. И, голову к лазури

Подняв, услышала восторгов птичьих бурю.

Казалось, жемчуга внезапно из ветвей

В то утро рассыпал на землю соловей —

Такие издавал он блещущие трели.

И каждый трепетал от радости листок,

Когда малиновки в лесу с дроздами пели,

И зяблика звенел прозрачный голосок,

И шустрых воробьев в траве резвилась стая,

Чирикая вокруг, подруг своих лаская.

И ей почудилось, что полон весь простор

Дыханьем трепетным и негой песен милых,

И думала она, подъемля к небу взор:

«Нет, жалкий человек понять любви не в силах!»

УЛИЧНЫЙ РАЗГОВОР

Бродя по улицам и днем, и ввечеру,

Нередко слышу я (и с горя не умру!),

Как двое буржуа с розеткой Легиона

Болтают на ходу, осклабясь благосклонно.

Первый буржуа с розеткой

Ба! Это вы?

Второй буржуа с розеткой

Каким путем?

Первый буржуа

Здоровье как?

Второй

Неплохо. Ваше?

Первый

О! прекрасно!

Второй

А погода!

Первый

Восторг! Коль так пойдет, то это верный знак,

Что лето — рай!

Второй

О да!

Первый

Ах, как зовет природа!

Пора в имение.

Второй

Все едут, все, — пора!

Первый

Да. Но сирень моя все не цветет: с утра

Довольно холодно, а воздух сух излишне.

Второй

Что сделаешь? — апрель! Надеетесь на вишни?

Первый

Пожалуй.

Второй

Новости?

Первый

Нет никаких.

Второй

Мадам

Здорова?

Первый

Кашляет.

Второй

Увы, весной мгновенно

Подхватываешь грипп. Комедию Машена

Видали?

Первый

Нет еще. Успех?

Второй

Провал и срам.

Нет нужной легкости, нет никакой интриги.

Он — не Сарду [629]. Сарду весьма силен!

Первый

Весьма!

Второй

Машен — натужится. Старательность письма,

Отделанный язык уместны только в книге;

А в драме пишут так, как говорят всегда.

Первый

Я перечел Фейе [630]. Вот это — проза, да!

А нынешних писак я не беру и в руки:

Я уж не в тех летах, чтобы читать их всех;

Газета полностью спасает нас от скуки.

Второй

Газета… и… кой-что!..

(Тут слышен легкий смех,

Что мирным шалунам, вдруг пойманным, приличен.)

Первый

И рюмочка? О нет! «К напиткам непривычен».

Второй

А что политика? Не надоела вам?

Первый

Да что вы! Лучшее, пожалуй, утешенье!

Второй

О, посвятить всю жизнь общественным делам —

Какое гордое и славное служенье!

А крепкая теперь в палате завелась

Семья ораторов!

Первый

Дивиться надо силе!

Второй

Как жаль, что Шангарнье [631]и Тьер [632]уже в могиле…

А этого Золя читали вы?

Первый

Вот грязь!!!

Второй

Теперь вопить начнут, что все дороже вдвое;

Что всюду воровство, обман, грабеж дневной…

Колеблют нравственность, семейные устои!

Все рушится!

Первый

Увы!.. Прощайте, дорогой,

Спешу.

Второй

Прощайте, друг! Приветствие супруге.

Первый

Немедля передам. Вы — поцелуйте дочь,

Поклон ей от меня.

(И зашагали прочь.)

«И у таких душа!» — твердят нам божьи слуги.

О, если признак есть, которым от скота

Отличен человек, создание господне,

То признак этот — мысль, что нам в мозги влита

И шествует вперед от века до сегодня!

Но мир наш очень стар, ему мильоны лет, —

А глупости людей конца и краю нет!

И если выбирать меж ними и теленком, —

Немедля разум мой вопрос тот разрешит:

Довольно лгать, жрецы, о превосходстве тонком

Болтливой глупости над тою, что молчит!

СЕЛЬСКАЯ ВЕНЕРА [633]

Бессмертен род богов. Родятся между нами,

Как встарь в Италии, они из года в год;

Но только мир теперь колен не клонит в храме

И бога мертвого забудет вмиг народ.

Но все ж — рождаться им: их племя не иссякло:

Им над толпой царить — неверию в пример.

Герои все идут от семени Геракла,

И старая земля еще растит Венер.

I

Однажды, в ясный день, на берегу песчаном,

Рыбак, шагавший там с корзиной за спиной,

Из пены, где земля граничит с океаном,

Услышал слабый плач — почти что под пятой.

Младенец, девочка лежала там, нагая,

Жестоко брошена, добыча горьких струй

Прилива буйного. Иль создал, колыхая,

Ее земли и вод извечный поцелуй?

Рыбак ее обтер и положил в корзину

И с торжеством понес, прильнувшую к сети,

И, как челнок средь волн, ходьбой колебля спину.

Дал, точно в люльке, ей блаженный сон найти.

Он скоро стал вдали неразличимой точкой,

И поглотил его простор; а у воды,

Широко блещущей, вились его следы,

Шли бесконечною вдоль по песку цепочкой…

В округе полюбил найденочку народ,

И не было важней ни у кого забот,

Чем тельце целовать, где розой жизнь алела, —

Животик в складочках, и ручки меньше всех;

Она ж, восторженно топыря пальцы, млела,

И радостный ее не прекращался смех.

И вот она уже умеет по дорожке

Кой-как переставлять, с трудом и страхом, ножки,

Качаясь на ходу, — и всяк ее манит,

Чтоб глянуть, как она старательно бежит.

А вот уж козьими она летит прыжками

В траве, что поднялась до самых губ ее,