Петер Илемницкий - Избранное

В керосиновых лампах, висевших по стенам, подвернули фитили и затем вовсе их потушили.

— Ой!.. — всполошилась одна бабенка. — Как же это мы впотьмах будем?

Мужики вокруг разразились хохотом.

— Не бойся, Гана, на тебя никто не позарится!..

И тотчас какая-то девка взвизгнула так, что у всех мороз пробежал по спине: это парни пощекотали ее.

— Тихо!

Началась лекция о вреде алкоголя. Один молодой студент читал ее по бумажке. Другой показывал диапозитивы.

— Алкоголь приносит человеку вред во всех отношениях, — начал лектор общую часть своего выступления, — убивает его экономически и морально, отнимает самое ценное — здоровье.

Слушателей, однако, больше занимали картинки, которые показывали для иллюстрации. Разные случаи из жизни пьяниц вызвали у присутствующих живейший интерес и отклик. Тут не требовалось даже комментариев лектора, осуждающего эти явления. Люди сами настолько вживались в эти картины, что по простоте сердечной обращались к пьянчугам, как к живым, посмеиваясь над ними или жалея их. Слышались насмешливые выкрики:

— Во нахлестался, сердешный!

— Иди-ка лучше проспись!

Более рассудительные быстро пресекали подобное проявление сочувствия. Боялись показать, что рыбак рыбака видит издалека.

Большинство слушателей сидели молча, как воды в рот набрали. Демонстрируемые картины врывались в сознание жителей этих глухих углов, будоража его и подрубая под корень представления, которыми они жили до сих пор. Такие знакомые, повседневные сцены, преображенные волшебным аппаратом, словно кричали с экрана, как обухом били по голове. В душе некоторых зашевелилось сознание своей вины — малюсенький червячок, юркий, живучий, прожорливый, и чем глубже он проникал, чем больше точил, тем быстрее рос. Многим становилось стыдно, когда они узнавали и видели на экране своих двойников, другие сердились и ворчали:

— Уж больно они нас… на посмешище. Разве мы когда-нибудь были такими?

— И бабу пьяную покажите! — раздался вдруг мужской голос. — Пусть и бабы полюбуются, на что они похожи, когда надрызгаются!

Все захохотали. А, может, тот, кто крикнул, был прав. Может, у него пила жена, как пьют здесь многие, и у него накипело на сердце.

Лекция понемногу приближалась к концу. Студент призывал присутствующих к воздержанию ради молодого поколения, ради детей, которые должны быть здоровой основой будущего нации. Он не мог пройти мимо того жуткого факта, что и над детьми уже нависла угроза алкоголизма, и, следовательно, если люди немедленно не свернут с этого пагубного пути, будет поздно. Дрожащим от ужаса голосом, который, как карающий перст, вздымался над густой, молчащей толпой, он вещал:

— Знаете ли вы, что дети часто завтракают хлебом, накрошенным в водку? Знаете ли вы, что эти дети уже никогда не будут здоровыми, будут подвержены тяжелым болезням? Знаете ли вы, что именно они с трудом учатся в школе, потому что уже ослаблены физически и духовно?

Его голос гремел, нависая над залом, точно черная грозовая туча над лесом. Из тучи сверкали молнии и грохотал гром. Лес человеческих тел содрогался под тяжестью неопровержимой правды. Все признавали эту правду, но многие еще стыдливо радовались, что лектор не знает целой правды.

Под конец на экране появились изображения отдельных человеческих органов, разрушенных, деформированных и пораженных алкоголем. Это были уже картинки другого рода, не такие близкие и знакомые, и потому они никого уже не пугали. Упавшее было настроение стало опять расправлять свои щупальцы, пытаясь отыскать дорогу к свету.

Сельский дорожный рабочий, который не протрезвлялся ни днем, ни ночью и за получкой ходил в сопровождении трактирщика, стоял у стены и смотрел прямо перед собой пустыми, бессмысленными глазами. Он, казалось, не слышал ни слов лектора, ни выразительной речи экрана, так тупо было выражение его опухшего лица.

Когда на экране появилось изображение больной печени, какая бывает у горьких пьяниц, кто-то из мужиков не удержался и бросил дорожному рабочему:

— Эй, Юро, погоди, и у тебя будет такая печенка!

И тут оказалось, что дорожник все-таки уловил содержание лекции и картинок, потому что громко ответил:

— Не бойтесь, люди… они нас только пугают!

И по его лицу расплылась противная пьяная и бессмысленная ухмылка. Досадно, что именно на этом закончилась лекция.

И быть может, потому, что лекция как бы оборвалась на пьяном возгласе дорожника, оказалось, что пыл оратора и картины ужасной действительности, возникавшие на экране и как бичом хлеставшие по душам людей, были словно перечеркнуты этим «не бойтесь… они нас только пугают», результат — таким же, как всегда.

Если до начала лекции мужики выражали свое нетерпение криками: «Давай начинай!», то уже во время лекции среди них возникло какое-то движение, шушуканье, разговоры. Причина для беспокойства была.

Причина очень простая.

Магат намеревался подать прошение о выдаче патента на открытие трактира. До сих пор в деревне было два трактира: один у Чечотки, другой у потребительской кооперации. И хотя оба трактирщика жаловались на неважные доходы, ни один из них не ставил креста на своем деле. Магат сам был опытный торгаш и знал: перед людьми и перед властями всегда прибедняются. В этом краю не найдешь трактира, который бы пустовал! Вместе со старостой Ширанцем они прошлись по избам, были у фарара и городского адвоката. Ползали, словно улитки с растопыренными рожками, нащупывая дорогу понадежнее для осуществления своих планов, — и вот сегодня решили, создав подходящее настроение, перетянуть людей на свою сторону.

Поэтому после окончания лекции народ не расходился. Отдельные смельчаки сразу спустились в погребок, а вскоре и остальные, нерешительно переминавшиеся перед домом потребительской кооперации, оживились, когда Магат показался в дверях трактира и зычно крикнул:

— А вы чего ждете? Давайте!

Народу набилось в трактир, что сельдей в бочке.

— Хозяин! Наливай! — самодовольно гаркнул Магат, зная, что это подействует лучше всего. Гордо поглядывая на всех, он выпячивал обвислый живот, а толстые пальцы играли кабаньими зубами, которые украшали его массивную серебряную цепочку. Время от времени он вытаскивал, словно зайца из норы, часы, смотрел на них и опять покрикивал:

— Хозяин… наливай! Пейте, пейте досыта, чтоб потом не было разговоров! Время бежит…

Один из мужиков обернулся к нему и ухмыльнулся прямо в лицо:

— Невкусно… — и многозначительно подмигнул.

— Пейте что есть! В моем трактире будет вкуснее! Глядишь, зайдете ко мне… на стаканчик?

Тут из-за стола поднялся Мартикан — брови насуплены, рука сжата в грозный кулак.