Петер Илемницкий - Избранное

Мартикан не был членом церковного совета, как остальные. Он случайно встретил их по дороге, когда те выходили из фары, и присоединился к ним. А сейчас, слушая их взволнованные речи, он не мог удержаться от замечания:

— Что вы вдруг напустились на Магата, словно шершни?.. Давно ли сами голосовали за его трактир? А еще в совете выборных заседаете… сами же голосовали… все до одного голосовали!

Шамай повернулся к Мартикану:

— Только не я!

— Ну, разве что кроме тебя… Но эти-то! Выпили да и проголосовали.

Мужикам от стыда хоть уши закладывай. Каждый молчал в надежде, что кто-нибудь даст Мартикану отповедь. Но никто не решился. Не нашлось никого, кто осмелился бы отрицать правду.

«Мартикан все-таки хороший мужик, — радовалась Чечоткова, — такому и десяток Магатов нипочем. И этих… здорово отделал!»

Совьяр сидел как на иголках, боялся шелохнуться. Трудно было ему сохранять свою позицию, когда все, даже самые смирные, шли против фарара. Фарар, наверно, узнает, что мужики заходили сюда после заседания.

В трактир вошли несколько парней. Среди них был и Юро Карабка, который уже давно вернулся из тюрьмы. Как Мартикан не принадлежал к членам церковного совета, так и Юро не имел отношения к этой компании парней — он присоединился к ним случайно и завернул в трактир больше из любопытства.

При виде его члены церковного совета невольно почувствовали угрызения совести. Каждый был словно острие ножа, который рассекает сознание надвое. Один голос в них говорил: «Вот тот, о ком вы кричали: «Распни его!» — когда он в порыве наивной романтики и юношеского задора хотел камнями решить вопрос о школе. Тогда вы верили фарару и, если бы тот приказал убить его, вы бы убили». Другой голос возражал: «Ну, разве теперь не ясно, кто был прав? Разве вы сами сегодня не против фарара, который обманул вас, и разве сегодня среди вас найдется хоть один, кто бросит камень в Юро? В Юро, который ни с кем не обмолвился о той ночи, который не выдал своих сообщников ни на суде, ни у себя в деревне, не сказал о них даже собственной матери, хотя у него определенно были сообщники, хотя они-то и толкнули его на этот поступок? В Юро, который задолго до вас выступил против фарара?»

И сердце у каждого тоже словно раскололось на две части. Большая принадлежала сегодня Юро Карабке.

Винцо Совьяр после прихода Юро почувствовал, что попал в западню. Долго выбирал он удобный момент, чтобы улизнуть, но так и не успел встать из-за стола. Вместо него поднялся, словно для большой речи, Адам Шамай, вытянул правую руку над головами мужиков и сказал:

— Я всегда был против Магата. Я не верил ему и на его угощение тогда не поддался… все равно я голосовал против его трактира. Теперь вы поняли, соседи, что я был прав. Но нынче сам фарар заронил в вас сомнение… потому что он заодно с Магатом. Вот, — повысил он голос и рукой, всегда черной от мазута, указал на Совьяра, — вот человек, который всегда был против фарара… да и вообще против всего. Скажи им теперь, Совьяр, посоветуй, что делать. Ведь во всем этом ты разбираешься лучше нас…

Совьяру словно нож приставили к горлу. Все повернулись к нему.

Шамай и не думал провоцировать Совьяра, когда напомнил ему славное прошлое, но для Совьяра остался лишь один выход. Он вскочил из-за стола, быстро, насколько позволяла деревянная, нога, подбежал к дверям и гневно, с нескрываемой ненавистью выкрикнул:

— Когда-то я советовал вам… а вы не верили… вы все, кто тут есть! Теперь… советуй им сам! Ты…

Он проглотил крепкое словцо и скрылся за дверью, выскочив как из осиного гнезда, подгоняемый жалившими его удивленными взглядами мужиков, которые не могли взять в толк, с чего это он пришел в такую ярость.

Мужики качали головами. Они понятия не имели, что произошло между фараром и Совьяром, только чувствовали, что Совьяр страшно переменился, что в нем нисколько не осталось от того, что когда-то привлекало к нему мужиков, что делало его в их глазах исключительным и сильным. Да, был когда-то Совьяр. Теперь вместо прежнего Совьяра — жалкое пресмыкающееся, которое ползает, извиваясь из стороны в сторону, жмется к земле, не поднимая головы.

Этот образ возник у всех одновременно, и они ждали спасительного слова, которое разрядило бы душную атмосферу, вывело бы их из сумбура мыслей, догадок, неопределенности. Мартикан сказал:

— Сдурел! Ни с того ни с сего — взбеленился…

— Как всякий, у кого совесть нечиста, — заметил старый Сульчак.

— А что? Вам что-нибудь известно? — Все сгрудились вокруг Сульчака. Едва ли не больше других насторожился Юро Карабка. Всех вдруг осенило, что за странным поведением Совьяра действительно что-то кроется и достаточно одного слова, чтобы приподнять завесу над этой тайной.

— Про него? — изумился Сульчак. — Про Совьяра? Ничего не знаю. Я вообще… мол, люди с нечистой совестью все принимают на свой счет. Из-за пустяка могут разозлиться…

Похоже, они так и не услышали слова, которое поставило бы все на свои места. Напротив: замечание Сульчака возбудило в них еще большее недоверие к Совьяру. Но недоверие относилось только к самому Совьяру. Словно он у них на глазах бросился в воду, и вода сомкнулась над ним. Не осталось ни одной, даже самой тонкой нити, которая бы сейчас связывала их с Совьяром. Все чувствовали: Совьяру конец. А почему конец — не знали. И, что обиднее всего для Совьяра, — не очень-то и стремились узнать…

Осеннее солнце ласкало крыши низких домов и золотым дождем лилось на дорогу. На улицах было тихо и почти безлюдно. Лишь несколько мужиков ходили из одной лавки в другую, зажав в карманах кроны, с которыми трудно было расстаться. На фасадах домов чирикали бойкие воробьи, а вдоль канав, наполненных водой, бродили перепачканные ребятишки.

Через улицу перебежал адвокат Гавлас и влетел в дом редактора Фойтика. Рывком распахнув двери его кабинета, он с торжествующей улыбкой предстал перед Фойтиком.

— Благодарение богу… еще одного трактирщика прищучили!

Фойтик с любопытством взглянул на него.

— Помните, я выступал защитником крестьянина Купки против Магата? И проиграл, черт побери, хотя был убежден, что Магат дал ложную присягу. Я сказал ему тогда: я с вас глаз не спущу, пока не поймаю с поличным! Помните?

— Как же, вы рассказывали, — вяло припоминал Фойтик.

Гавлас довольно потер руки и заговорил быстро и горячо:

— Пусть не я, другие поймали. Вы только представьте себе, как этот тип людей грабил! Один торговец из Быстрички подал на него в суд за то, что он не вернул одолженные ему пятнадцать тысяч крон. В первой инстанции Магат проиграл, но подал апелляцию, и дело перекочевало в Братиславу. Там на суде Магат вдруг предъявляет две расписки, подтверждающие, что он вернул долг. Подписи на месте. Торговца как громом поразило, дара речи лишился. Суд показывает ему расписки, подписи вроде настоящие, а между тем торговец не получил от Магата ни гроша. Он только руками разводит и кричит: «Подлог! Ничего я не получал!» Тогда адвокат истца взял расписки, аккуратно наложил одну подпись на другую и поднес их к окну против света. Все так и обомлели: подписи были тщательно скопированы! Суд вернул дело в первую инстанцию на доследование, и там вообразите себе! — там вскрылись страшные вещи. Подписи были скопированы с одной расписки, которую во время оно торговец выдал Магату при получении с него денег. В разгар судебного разбирательства объявляется еще один истец, который продал Магату на одиннадцать тысяч лесу. Магат заплатил ему только тысячу, а расписку подделал на всю сумму. Суд и в этом случае установил подлог.