Н. Ланская - Обрусители: Из общественной жизни Западного края, в двух частях

— Ехать, так ехать! Какие там еще инструкции? — И Кирилл Семенович потянулся за своею фуражкой.

— Ура! — раздалось в эту минуту за дверью и в залу вошел только что назначенный посредник Грохотов, кадет в отставке, пьяница и шут. — Слышал, слышал, знаю! — весело кричал он, здороваясь и швырнув на рояль свое кепи и хлыст. — Бесподобно! adorable! Ай да Гвоздика! ведь он их порол не на живот, a на смерть, закрепостил совсем!..

— Да откуда вы все это знаете? — спросил его холодно Петр Иванович, чрезвычайно раздосадованный разоблачениями Грохотова.

— Да уж секретничать-то теперь нечего: само наружу вылезло… Ай да Михаил Иванович! Нет Овсянский-то, Степан Петрович-то в каких дураках! ведь он мне Гвоздику-то образцом ставил: у Гвоздики, говорит, тишь да гладь да Божья благодать, ан благодати-то…

— Да полно вам паясничать! — остановил его прокурор.

— Ан благодати-то оказалось меньше всего. Петр Иванович! А ведь нам это с вами на руку, а? — подмигнул он ему. Медаль сорвали! каковы подлецы! ведь это, батюшка, по вашей части, — обратился он к прокурору, фамильярно хлопнув его по коленке.

Прокурор, только что проглотивший пилюлю, с неудовольствием от него отодвинулся.

— Откуда вы все это знаете? — повторил раздражительно Петр Иванович, видя, что административная тайна выброшена на улицу и вскоре, вероятно, станет достоянием толпы.

Грохотов захохотал.

— Вона! Откуда знаю? Да Колобов вчера на площади во всеуслышание кричал!.. Эк хватились; откуда знаю! Мне удивительно: как вы-то этого не знали?!.

Петр Иванович был почти сконфужен, не, не выдавая своего волнения, он произнес: — Итак, господа…

Затем он поднялся, как-бы давая этим понять, что говорить довольно и пора действовать.

Гости взялись за фуражки. Но Грохотов не унимался.

— Вы хоть-бы водки дали, Петр Иванович? — сказал он вдруг совсем серьезно, оглядываясь на пустой стол. — Этакое дело — да не выпить!..

— Пойдем ко мне, — сказал, взяв его под руку, исправник, — перед отъездом по маленькой пропустим.

— A разве вы, господа, едете? — освобождая свою руку и обращаясь ко веем присутствующим, спросил Грохотов.

— Едем, — коротко и сухо произнес Петр Иванович и заговорил с прокурором.

— A как-же я-то? возьмите, господа, и меня, — жалобно произнес Грохотов. Я еще в корпусе все эти экзекуции смерть любил.

— Вам туда зачем? ведь это не в вашем участке, — ответил ему «пан маршалок», пожимая руку уходившему прокурору и отводя к окну следователя.

— Ну, так, для процессии, для симметрии, черт возьми! Кому-же я помешаю? — говорил он обиженно и сердито, как школьник, которого лишали дано ожидаемого удовольствия.

— Поезжайте себе, коли есть охота тащиться за полтораста верст без всякой надобности… проговорил нехотя, с оттенком пренебрежения, Петр Иванович.

— Ну, так мы с вами, значит, Кирилл Семенович, — радостно воскликнул Грохотов и, подхватив исправника за руку, продолжал: — и знаете как? возьмем с собой лафиту, портвейну…

— Черта-ли в нем, в портвейне? Лучше коньячку…

— Это само собой… бутылочки три шампанского… Петр Иванович велит своему Михаилу захватить сельтерской воды, — распоряжался Грохотов, будто собираясь на пикник… Ведь водки там, конечно, достанешь… как там на счет этого? вы должны знать, Петр Иванович! — И, не обращая внимания на нахмурившегося «пана маршалка», он весело надел свою фуражку и, помахивая хлыстом, вполголоса запел: «Tres jolie, peu polie, possedant na gros magot…»

— Идиот, — произнес, пожимая плечами, Петр Иванович, смотря вслед уходившему с исправником Грохотову. И этаких шалопаев принимают на службу!..

— По милости жены… Она у господина Хвостовскаго на правах первой султанши состояла! — сказал посвященный по своей обязанности во все губернские сплетни прокурор.

У нас все так, a потом и удивляются, почему дело не идет, — произнес с горечью Петр Иванович и, спохватившись, что сказал лишнее, прибавил: так, значит, едем?..

Образовавшаяся, по случаю неожиданного происшествия, комиссия из четырех членов, отправилась на другой день в Волчью волость. Исправник с судебным следователем поехали вперед, a через день, дождавшись инструкций, тронулся в путь и сам Петр Иванович с прокурором. (Посредник Грохотов, мешая лафит с портвейном, так напился, что его, к великому удовольствию Петра Ивановича, отправили для протрезвления домой).

Все ехали в различном настроении: болезненный прокурор, носивший немецкую фамилию Кронберга и романическое имя Адольфа, считал свою поездку настоящим самопожертвованием; судебный следователь хлопотал о том, как-бы укротить исправника, a Петр Иванович мечтал насолить Гвоздике и прославить себя.

Возбужденнее всех был старый исправник, наэлектризованный коньяком и воинственными речами Грохотова, имея с одной стороны яркий прецедент знакомого станового, которого за распорядительность сделали исправником, с другой, — памятуя собственную неудачу, когда, служа в Борисове, он не принял «решительных мер». — Кирилл Семенович вступил в Волчью волость, как настоящий победитель. В сущности это был очень добрый и даже слабый человек, любил халат и туфли, играл по маленькой и пил по большой; никогда не знал, что делается у него в доме и в уезде, слушал во всем своего помощника, избегал всяких крутых мер, даже с городовыми; но тут, боясь выговора, он решился быть строгим. Вдобавок, ему хотелось отличиться. Ему, разумеется, не было ни малейшего дела до причин недовольства в Сосновке; он мог им даже сочувствовать по природной доброте, но надо было показать пример. Ему официально сообщили, что крестьяне сорвали со старшины медаль, заняли волостное правление и учинили беспорядок — словом, что в уезде не благополучно, a так как в уезде он, Кирилл Семенович Уланов, ответственное лицо и полный хозяин, то он и должен принять меры. Положим, что и другие считали себя не меньшими хозяевами в том-же уезде, и опытный исправник это очень хорошо понимал; но ведь в том-то и состояло все искусство, чтобы, действуя сообща, не мешать друг другу, отличаясь (в пределах каждому предоставленных) где и как кто может. Все это отлично понимали; это установилось как-бы само собой, без разговоров, по инстинкту. Это почти давалось свыше, нисходило, как наитие.

Для большего устрашения, Кирилл Семеновичи, вступил в Сосновку с отрядом из бессрочноотпускных солдат; он их собрал по селам и местечкам, посадил на телеги, оторвав от плуга к косы, и торжественно, не смотря на убеждение своего спутника, следователя, въехал в Сосновку, подкрепляясь коньяком. Крестьяне, ожидавшие мирового посредника, были чрезвычайно удивлены, когда окруженный своим штабом, в сопровождении следователя, явился исправник. Кирилл Семенович начал с того, что немедленно послал в соседнее местечко за старой водкой, потом созвал крестьян и, никого и ничего не слушая, надел на Кулака медаль, провозгласив его первым старшиной в губернии. Тогда произошел вторичный скандал, нечто в роде свалки, во время которой Петр Подгорный подойдя к старшине, с согласия крестьян, снял с него медаль и, объявив себя главным зачинщиком, был немедленно закован в кандалы. С ним вместе, по указанию старшины, под причитания баб и ропот толпы, были отправлены в кутузку, под присмотр сторожа Еремки, пять других «бунтовщиков». — Мошенники! канальи! бунтовщики! Я вас!.. кричал сиплым басом исправник, и судебному следователю едва удавалось его сдерживать. Распорядившись решительно, Кирилл Семенович отправился отдохнуть и распустил солдат по квартирам обывателей. В тот же вечер, менее торжественно, без конвоя и в собственной коляске на рессорах. с поваром на козлах, приехал Петр Иванович с прокурором.