Йордан Йовков - Если бы они могли говорить

— Я не задержусь, — сказал Захари. — Свари мне, Василена, кофе, только чтобы был горьким, потому что-на душе у меня муторно… — Он уселся на подушку, протянутую ему Василеной, и продолжил: — Василена сварит кофе своему прежнему господину… Э, работа не трудная… Немного крепкого кофе, а то голова что-то кружится.

В комнате было по-прежнему тепло. Белые стены, белая печурка, в углу несколько икон, за одну из них заткнут сухой стебелек базилика. Высокая, стройная черноокая Василена с белым, слегка округлившимся лицом ходит по комнате. Захари смотрит на нее, улыбается, отяжелевшая голова падает на грудь. «Как прекрасна Василена, — думает он. — Как здесь уютно, хорошо! Зачем мне отсюда уезжать? Куда? Если бы я мог здесь остаться, как Аго…»

Он совсем не слушает, что говорит ему Велико, и заявляет:

— Аго — хитрец… хитрец, поверь мне, — повторяет он и усмехается. — Аго зна-ает, что делает…

Велико внимательно смотрит на него и, кажется, понимает, что Захари имеет в виду. Но Захари не дает ему рассердиться и заставляет его взять в руки гармонь. Велико заиграл и тут Захари растрогался:

— Интересно, есть песня про человека, который женился на женщине с деньгами? И о том, как он страдает и мучается, как грешный дьявол из-за своей глупости, из-за проклятого приданого! Спой мне, браток, такую песню, если ты ее знаешь! А я послушаю. Жалобную песню мне спой, жалобную!

Он вздохнул и взял в руки бутылку коньяка. Отпил немного, украдкой, исподлобья посмотрел на Василену, потом опустил голову, и из глаз его выкатились две слезы. Улыбаясь в пьяном блаженстве, он говорил как бы самому себе:

— Аго хитрец. Аго знает, что делает…

Снаружи донеслись голоса. Аго прокричал, что из поместья прибыл посыльный. И действительно, в комнату вошел Марин. На нем была пастушья накидка, вся обсыпанная снегом, усы и бородка заиндевели.

— Хозяин, — сказал он весело, но с укором в голосе. — Мы тебя ищем повсюду, а ты вот где. Я уже и в Пчеларово ходил, оттуда иду.

— А зачем ты меня ищешь? — спросил Захари. — Зачем я вам?

— Хозяйка меня послала. «Иди, — говорит, — разыщи его и домой вернитесь вместе». Голова у нес очень болит. Галунка лимон разрезала, привязала ей к вискам. Ждут они нас.

— Поехали, — Захари быстро вскочил на ноги и принялся одеваться. — А, нет, нет! Больше я не могу задерживаться! — сказал он, хотя его никто не удерживал. — Севастица меня ждет, больше не могу здесь оставаться, нужно ехать. Не боюсь я метели, пурга, не пурга — я должен ехать…

Велико вышел проводить его. Аго повторил, что не хочет возвращаться. Марин рассердился, хотел насильно усадить его в сани, но Захари сказал:

— Не трогай Аго, пусть остается здесь…

Марин прибыл на коне, но взял и для него хомут, и сейчас запряг его сбоку, пристроив к паре серых коней. Захари ждал, кутаясь в шубу.

Три коня, как три змея, рванули вперед, Захари еле-еле успел кивнуть. Весело запели бубенчики, кони понеслись галопом. Ветер перестал, снег падал медленно, кружа. Звон бубенцов становился все тише и тише, пока совсем не растаял в воздухе.

«Где же я могла его видеть? Где? — терзалась мыслью Галунка, с любопытством и страхом взирая на белобородого старого турка, с которым разговаривал Марин. А турок и вправду был какой-то особенный.

— Марин, что он говорит? — спросила Галунка. И так как Марин, увлеченный разговором, ничего ей не ответил, она вновь подумала: «Где же я его видела?»

Если судить по внешнему облику, то это был нищий или очень бедный человек: его верхняя одежда состояла сплошь из заплат — разноцветных лоскутков. Обувь была стоптана и местами изорвана. Но лицо… Такое лицо могло принадлежать лишь святому — бледное, почти воскового цвета, задумчивое, доброе. И чистая белая борода, ниспадавшая на грудь.

— Но кто же этот человек?..

И вдруг Галунка вспомнила, что однажды видела его в соседнем селе, где жили турки. Они с Василом заехали туда по пути в город. В тот день старик направлялся к мечети — должно быть, был ходжа. На нем была зеленая чалма и та же рваная одежда. Турок медленно шел, а за ним, подняв хвост трубой, вышагивала кошка. Кто-то тогда сказал, что старик очень легко находит общий язык с животными. Из леса — наверху, вокруг мечети, рос редкий лес — прилетали птички и садились ему на плечи, а из норы выползала змея и, свернувшись в клубок на дувале, опоясывающем мечеть, грелась на солнце.

— Что он говорит, Марин? — снова спросила Галунка.

— А что он может говорить… Говорит, что все в руках божьих. Что бог скажет, то и будет. Говорит, что зелье одно знает и попытается помочь.

Галунка тяжко вздохнула и, не произнеся ни слова, пошла к дому. Она была расстроена, не знала, что и предпринять. Какая-то болезнь напала на скот. За два дня сдохли две коровы и две телки. Самое страшное было то, что и коров, и телок Галунка сама выгнала утром на пастбище, а вечером, когда их пригнали обратно, они упали в двух шагах от ворот и сдохли. Васил испугался, наспех оделся и погнал лошадей в город — за ветеринаром. А старик проходил мимо, оказался здесь случайно. Хоть бы помог.

Галунка нехотя принялась за работу. Часто выбегала на террасу, посмотреть, не пришел ли скотник, не принес ли плохую весть. Потом посмотрела туда, где стоял амбар: там старик и Марин что-то делали. Остановятся на секунду, посмотрят себе на руки и снова принимаются за работу.

Галунка не утерпела и побежала к ним. Но, поравнявшись с хлевом, чуть не наткнулась на Марина. Он шел, почти бежал, а в руках у него что-то дымилось.

— Что это, Марин? — испуганно спросила Галунка. — Что это за огонь?

Марин взглянул на нее и засмеялся, но не ответил, а быстро насобирал соломы, хвороста и поджег все это дымящимся в его руке трутом. Когда огонь разгорелся, бросил туда и несколько грудок сухого кизяка.

— Это новый огонь, — весело сказал он. — Ходжа зажег его с помощью двух кусочков дерева, ни спичек, ни огнива не использовал. Взял эти два кусочка, тер их, тер, пока не вспыхнул огонь. Вечером, когда скотина вернется домой, мы проведем ее через этот огонь. Болезнь сама собой и пройдет.

— Правда, Марин, пройдет? — обрадовалась Галунка. — Значит, это ей поможет?

— Так уверяет ходжа. «Этот огонь, — сказал он, — новый огонь. Ничего на нем не варилось и не пеклось. Он чистый и все чистит. И скотину тоже очистит». Проведем ее через огонь, он и очистит скот от болезни.

В это время к ним неслышно подошел старик. Но смотрел он в сторону.

— Накорми его чем-нибудь, — попросил Марин, — а то он собрался уходить.

Галунка побежала в дом и тотчас вернулась, держа в руках маленький круглый столик на коротких ножках. На столике стояла тарелка с едой и лежал хлеб. Старик вымыл руки, сел за столик и принялся за еду. Ел он медленно, не торопясь, по-прежнему не глядя на Галунку и Марина. Взгляд его глаз, устремленных вдаль, был задумчив. Наевшись, старик поблагодарил и тут же ушел.