Александр Дюма - Дюма. Том 45. Жорж. Корсиканские братья. Габриел Ламбер. Метр Адам из Калабрии

Заметив меня, все каторжники встали, хотя, как уже было сказано, обед их еще не закончился, но я сделал им знак, что подожду — пусть они продолжают то, что так славно начали.

У того, кого я хотел увидеть, больше не было возможности уклоняться от моих взглядов.

Я изучал его не стесняясь, хотя он открыто надвинул свой колпак на глаза, чтобы избежать моего пристального внимания.

Это был мужчина не более двадцати восьми — тридцати лет, отличавшийся от своих соседей, на чьих грубых лицах легко было прочесть страсти, что привели их туда, где они находились. У него же было одно из неприметных лиц: издали в нем не различишь ни одной характерной черты.

Отпущенная борода его росла во все стороны, была редкой и какого-то немыслимого цвета, однако она не придавала оригинальности его физиономии.

Его светло-серые глаза блуждали с одного предмета на другой, не оживляясь никаким выражением; руки и ноги были хрупкими и по своей природе казались не предназначенными для тяжелой работы; тело явно не обладало физической силой.

Наконец, из семи смертных грехов, вербующих на земле войско именем врага рода человеческого, он выбрал, очевидно, грех лени, чтобы вступить под его знамена.

Я тут же отвернулся бы от этого человека, уверенный в том, что для изучения он являл собой только тип заурядного преступника, если бы не какое-то смутное воспоминание, шевельнувшееся в моей памяти и подсказавшее, что я вижу этого человека не впервые.

К сожалению, как я уже говорил, у него было одно из тех невыразительных лиц, которые без особых причин не могут привлечь к себе внимания…

И все же я был уверен в том, что где-то уже встречал этого человека. Тот факт, что он избегал моего взгляда, еще больше убеждал в этом. Но где мне пришлось его видеть, совсем вылетело у меня из головы.

Я подошел к надсмотрщику и спросил имя того из моих гостей, кто уделил столь мало внимания предложенному мною угощению.

Его звали Габриель Ламбер.

Это имя мне ничего не говорило: я слышал его впервые.

Я подумал, что ошибся, и, увидев Жадена, появившегося на пороге нашего дома, пошел к нему навстречу.

Жаден нес два ружья: наша прогулка в этот день сводилась лишь к охоте на морских птиц.

Перекинувшись несколькими словами с Жаденом, я попросил его понаблюдать за предметом моего любопытства.

Жаден не помнил, чтобы он когда-нибудь видел этого человека, и, так же как и мне, имя Габриеля Ламбера было ему незнакомо.

В это время наши каторжники покончили с угощением и встали, чтобы занять свои места в лодке. Мы подошли к ним.

Добраться до лодки можно было только прыгая с камня на камень. Надсмотрщик сделал знак несчастным войти по колено в воду и помочь нам.

Тут я заметил одну странность — вместо того чтобы подать нам руку для опоры, как это сделали бы обыкновенные матросы, они подставляли нам свой локоть.

Что это было — заранее отданное приказание или покорное убеждение, что их рука недостойна касаться руки честного человека?

Что же касается Габриеля Ламбера, то он был со своим напарником уже в лодке, на своем обычном месте, и держал в руке весло.

Мы отчалили; вокруг нас кружилось невероятное множество чаек, больших и маленьких, но мое внимание сосредоточилось лишь на одном предмете. Чем дольше я смотрел на этого человека, тем более крепла моя уверенность в том, что в недавнем прошлом наши пути каким-то образом пересеклись.

Где? Каким образом? Вот этого-то я не мог припомнить.

Два или три часа я настойчиво копался в своей памяти, но все было безрезультатно.

Каторжник же, казалось, настолько был озабочен тем, чтобы избежать моего взгляда, что меня стало утомлять то, как на него действует мое внимание, и поэтому я попытался думать о чем-нибудь другом.

Но известно, если внимание неотступно приковано к одному какому-то человеку, то переключить свой интерес на что-то иное бывает просто невозможно.

Каждый раз, когда я отводил глаза в другую сторону, а затем быстро поворачивался к этому каторжнику, я ловил его взгляд, обращенный на меня, и это еще больше укрепляло мою уверенность в том, что я не ошибся.

В течение дня мы два или три раза сходили на берег. В тот период я собирал сведения о последних событиях в жизни Мюрата, а часть их происходила в этих местах. И я то просил Жадена сделать для меня какой-нибудь рисунок, то сам прогуливался, чтобы просто осмотреть местность.

Подходя к надсмотрщику с намерением расспросить его, я каждый раз неизменно встречал взгляд Габриеля Ламбера, столь покорный и умоляющий, что мне приходилось откладывать расспросы.

Мы вернулись домой в пять часов пополудни.

Поскольку остаток дня должен был быть занят ужином и работой, я отпустил надсмотрщика с его командой, назначив ему свидание на следующий день в восемь утра.

Вопреки собственному желанию, я не смог думать ни о чем другом, кроме как об этом Человеке.

Всем нам случалось искать в памяти чье-то имя и не находить его, хотя когда-то мы это имя прекрасно знали. Оно ускользает из памяти; каждый миг ты готов его произнести, оно звучит в ушах, мелькает в уме, как мимолетный проблеск света, должно вот-вот сорваться с языка, а потом вдруг снова пропадает, еще глубже погружаясь в темноту, чтобы исчезнуть навсегда. Тогда задаешь себе вопрос, не во сне ли ты слышал это имя, и кажется, что, упорствуя в поисках его, рассудок сам начинает блуждать во мраке и доходит до грани безумия.

Так было со мной почти весь вечер и часть ночи.

Но еще более странным было то, что от меня ускользало не имя, то есть нечто неосязаемое, бесплотный звук, а человек, и он находился пять или шесть часов перед моими глазами, его можно было рассмотреть, до него можно было дотронуться рукой.

Тут у меня, по крайней мере, не было сомнений: это не было ни созданным мной сновидением, ни явившимся вдруг привидением.

Я был уверен в реальности увиденного и с нетерпением ждал утра.

С семи часов я был уже у окна, чтобы увидеть, как подойдет лодка.

Я заметил ее, когда она, похожая на черную точку, выходила из порта; затем по мере приближения ее очертания становились все более отчетливыми.

Сначала она напоминала большую рыбу, плывущую по поверхности моря; вскоре стали видны весла и казалось, что это шло по воде чудовище на двенадцати лапах.

Затем стали различимы отдельные люди, потом — черты их лиц.

Но напрасно я пытался разглядеть Габриеля Ламбера: его на борту не было, двое новых каторжников заменили его и его напарника.

Я бросился на берег.

Каторжники подумали, что я спешу сесть в лодку, поэтому они попрыгали в воду, чтобы образовать цепочку, но я знаком подозвал только надсмотрщика.