Александр Дюма - Блек. Маркиза д'Эскоман

Видя равнодушное отношение маркиза к Эмме, Луи де Фонтаньё не мог удержаться и не думать о том, сколь малый вред принесет он этой женщине, заставив ее полюбить его и подобрав, чтобы оживить у своего сердца, этот очаровательный букет, оставленный увядать в углу. Добавим, что с такой возбудимостью человеческой души (а в нас ведь есть две души — душа человеческая и душа небесная) его страсть должна была стать сильнее из-за препятствий, которые, как он видел, ему предстояло преодолеть.

В самом деле, он опасался того, что Сюзанна Мотте могла сказать Эмме. Сколь ни нелепы были предположения о его сговоре с маркизом, Луи де Фонтаньё, который расстался с Эммой, имея столь чистые и столь жертвенные намерения по отношению к ней, не мог вынести мысли, что он увидит, как эти намерения будут опорочены в глазах маркизы. Он опасался того, что маркиза, на которую с ее самого раннего детства оказывала влияние Сюзанна, разделит мнения этой женщины. И потому молодому человеку казалось невозможным и думать о том, чтобы предстать перед Эммой до того, как он предпримет серьезную попытку исполнить данное ей обещание.

Конечно, начало его действий было неудачным, и несколько минут разговора с г-ном д’Эскоманом убедили его в том, что маркиза не так-то легко поколебать в его мнении относительно супружеского порабощения.

У Луи де Фонтаньё, совершенно неопытного в подобного рода делах, хватило простодушия признаться себе в своей неопытности. И он вспомнил о шевалье де Монгла, который, как ему казалось, мог дать ему дельный совет, и в этих затруднительных обстоятельствах решил обратиться к нему, не открываясь перед ним полностью.

С этой целью он и пришел в "Золотое солнце" минут на двадцать раньше назначенного часа, надеясь застать там г-на де Монгла, который, на правах радушного хозяина, должен был, естественно, прийти первым, чтобы заказать ужин.

Служанка родом из Перша, свежая и упитанная, выполнявшая одновременно и роль полового, и роль помощницы на кухне, провела молодого человека в кабинет, смежный с обеденным залом.

В этом кабинете Луи де Фонтаньё и увидел того, кого он искал.

Шевалье восседал в широком кресле. Перед стариком стояли початая бутылка мадеры, два бокала, чернильница и лежал лист бумаги.

Рядом с ним, весьма близко, находилась г-жа Бертран, которую галантный шевалье де Монгла заставил сесть на стул.

У другого конца стола стоял в почтительном выжидании г-н Бертран; он был в своем боевом одеянии: белая куртка, фартук и кухонный нож за поясом.

Собрание разрабатывало меню ужина, который в тот вечер маркиз давал для золотой шатодёнской молодежи и для подготовки которого г-ну де Монгла были предоставлены самые широкие полномочия.

Дискуссия шла весьма оживленно.

Шатодёнский Бери, застигнутый врасплох, мог предложить шевалье лишь самые простые блюда, возмущавшие изысканные вкусы достойного дворянина; в связи с торжественностью случая ему не хотелось кормить своих сотрапезников лишь рагу из садовых овсянок и подливкой из славок.

Напрасно г-н Бертран расхваливал свои самые отменные соусы, чтобы предоставить в ином виде пулярок, ножку косули и луарскую форель, хранившиеся в его кладовой: г-н де Монгла в своем презрении проявил себя безжалостным.

Господин Бертран пребывал в удрученном состоянии.

Проникнутая жалостью к мужу, г-жа Бертран пыталась вмешиваться в обсуждение.

Хотя эта славная женщина была уже не первой молодости и цвет лица имела слегка багровый, она давно уже знала, что один ее взгляд или одна улыбка могут возыметь большую власть над шевалье, чем все красноречие трактирщика.

В знак согласия с ее волей г-н де Монгла обнимал г-жу Бертран за талию, и условленное блюдо заносилось в меню.

Затем, чтобы заглушить свои сожаления и простить себе проявленную слабость, он потягивал из бокала мадеру.

И по мере того как листок с меню ужина заполнялся, бутылка опорожнялась.

Не стоит и говорить, что в г-не де Монгла была слишком сильна галантность прошлого столетия, чтобы, поднося стакан к своим губам, он не приглашал и г-жу Бертран последовать его примеру, и та принимала эти предложения со всякого рода стыдливыми ужимками.

Что же касается г-на Бертрана, то ему ничего не оставалось, как теребить свой колпак.

Заметив Луи де Фонтаньё, он поспешно подошел поближе к своей супруге.

Нравственность г-на Бертрана допускала такую фамильярность шевалье только при закрытых дверях.

Господин де Монгла, придерживавшийся не столь строгих нравов, легонько обнял одной рукой за талию г-жу Бертран, которая сделала вид, будто защищается от шевалье, при этом обворожительно улыбнувшись, а другой рукой оттолкнул трактирщика, упершись ему в живот.

— Какая муха вас укусила? — вскричал он. — Вы что, любезнейший, с ума сошли? Где вы такому учились, что имеете притязание присутствовать при моем разговоре с господином де Фонтаньё? Разве вы не замечаете по его виду, что он намеревается сообщить мне нечто чрезвычайно важное?

— О господин шевалье, — смиренно отвечал Бертран, да хранит меня Господь от такой дерзости! Пойдем, Луиза, — продолжал он, обращаясь к жене, — предоставим господ их делам.

— Нет! Ваша жена останется: красивая женщина всегда на своем месте в обществе двух дворян. К тому же, осталось решить, что вы подадите нам на закуску и на десерт. А закусками и десертами всегда распоряжаются женщины.

Однако, поскольку г-н Бертран явно не хотел уходить и еще ближе подошел к жене, всем своим видом показывая, что он никоим образом не согласен уступить желаниям шевалье, тот крикнул:

— Отправляйтесь к своим плитам, поваришка! Какого черта! Вы всегда подслушиваете, о чем я говорю с госпожой Бертран; предупреждаю вас: это мне не по вкусу.

Затем, ничуть не боясь вызвать еще более жгучую ревность г-на Бертрана, шевалье наклонился к уху его жены и прошептал ей несколько слов, заставивших ее покраснеть до корней волос.

Господин Бертран исчез.

— Итак, что за ветер принес вас первым? — обратился шевалье ко вновь прибывшему.

— Меня привело желание поздравить вас с удачным исходом вашей дуэли с господином де Гискаром, — отвечал Луи де Фонтаньё. — В городе я узнал, что вы вышли из поединка целым и невредимым, и отправился к вам домой, чтобы удостовериться в этом; там мне сказали, где вас можно найти, и я не побоялся прийти и отвлечь вас от важных занятий, чтобы просить вас принять мои самые искренние поздравления.

— Черт возьми! Какое внимание! — откликнулся г-н де Монгла, нахмурив брови, ибо ему вдруг пришла на ум дурная мысль, что Луи де Фонтаньё более волновался судьбой одолженных ему пятидесяти луидоров, чем им самим.

— Но Луи не понял этого и заметил лишь улыбку на лице шевалье. Присутствие г-жи Бертран несколько нарушало его замысел. Поэтому он поспешно спросил, словно подкрепляя свои первые шаги: