Александр Дюма - Блек. Маркиза д'Эскоман

Она понимала, что наступил час ее мщения.

— Здесь никто не лишний! — воскликнула она. — Отныне госпожа маркиза должна смело ходить с высоко поднятой головой, как это делала я на протяжении предыдущих трех лет. Скромность неуместна в тех ролях, какие мы с ней играем. Вы полагаете, что здесь одна я такая? Так вот нет, нас две: одна — Маргарита Жели, надеявшаяся восстановить свое опозоренное имя и желавшая искупить свои ошибки, проявив себя честной в своем распутстве, а вторая — госпожа маркиза д’Эскоман, замужняя женщина, госпожа маркиза д’Эскоман, честная женщина, пришедшая сюда, чтобы отнять любовника у гризетки.

Недоверчивый шепот вырвался у всех сбежавшихся на шум.

— Добрые люди, неужели вы сомневаетесь? — с тем же воодушевлением продолжала Маргарита. — Посмотрите, откуда госпожа маркиза подсматривала за тем, что происходило в моей комнате; посмотрите, как они покраснели. Вдобавок, на глазах у всех они стоят в обнимку, столь неудержима их страсть! Да разве я нуждаюсь во всех этих доказательствах? Если я захочу, у меня найдутся еще более неопровержимые! Опровергните же мои слова, сударыня, если осмелитесь! Скажите это всем, кто нас слушает, они ведь не желают верить, что подобное бесстыдство скрывается под маской целомудрия, а подобная наглость — под видимостью скромности. Скажите же им, что я лгу, что вовсе не ваша любовь к господину де Фонтаньё вынудила вас на этот недостойный, подлый поступок — шпионить за несчастной женщиной; скажите же им, что я ошибаюсь, утверждая, что вы, как и я, всего лишь шлюха.

Сюзанна безуспешно пыталась что-то ответить, перекричать Маргариту. Как только та произнесла последнее слово, Луи де Фонтаньё, оставив г-жу д’Эскоман, кинулся к Маргарите и схватил ее за горло, словно у него еще было время задержать позорный эпитет, только что заклеймивший любимую им женщину, и не дать ему прозвучать из уст его прежней любовницы.

Свидетели этой достойной сожаления сцены бросились вырывать несчастную из рук молодого человека; Луи де Фонтаньё увели в комнату матушки Бригитты, а Маргариту, бившуюся в сильнейшем нервном припадке, отнесли в ее комнату.

Избавившись от чужого присутствия, Луи де Фонтаньё тотчас же устремился назад в мансарду, думая, что г-жа д’Эскоман нуждается в его помощи, но там он уже никого не застал.

Сюзанна поторопилась воспользоваться суматохой, возникшей во время борьбы Луи де Фонтаньё с теми, кто не дал ему учинить насилие, и скрылась из этого жуткого дома, увлекая за собой свою хозяйку.

Луи де Фонтаньё даже не приостановился перед дверью Маргариты, когда он проходил мимо; Маргарита казалась ему каким-то чудовищем, с которым он согласился бы встретиться лишь для того, чтобы растоптать его. Безумное исступление, в которое бедную девушку ввергло отчаяние, далеко не извиняло ее в глазах молодого человека, а было еще одним преступлением, причем преступлением, за какое, по его мнению, она заслуживала смерти.

Он шел по улицам, покачиваясь как пьяный, с блуждающими глазами, не узнавая проходящих мимо него знакомых.

И вряд ли горделивая мысль временами наполняла его душу удовлетворением, когда он думал о том, что самая желанная его мечта столь чудесным образом исполнилась, когда он говорил себе, что это из-за него добродетельная г-жа д’Эскоман окажется столь ужасно скомпрометирована; нет, к чести его юношеского бескорыстия мы должны подтвердить: он был целиком поглощен заботой о судьбе Эммы.

Этот грандиозный скандал должен был вызвать огласку в городе, и маркизе после ее безрассудного поступка невозможно было и думать о том, чтобы возвратиться домой. Луи опасался, как бы ужасное положение, в какое она попала, не помутило ее рассудка или не толкнуло ее, лишенную иных советчиков, кроме отчаяния, посягнуть на свою жизнь.

Встревоженный этими мыслями, Луи де Фонтаньё беспрестанно бродил вокруг особняка д’Эскоманов. Уже спустилась ночь, и внутри этого дома все выглядело мрачным и безжизненным, из него не доносилось ни звука. Высокие черные стены, не освещенные никакими огнями, имели зловещий вид. Казалось, что за ними поселилась смерть и скорбь. Глядя на дом, молодой человек чувствовал, как его до костей пронизывает ледяной холод; страхи его настолько усилились, что он решил во что бы то ни стало проникнуть внутрь особняка, найти кого-нибудь из слуг и узнать у него, что там происходит.

Он схватил дверной молоток, чтобы постучать им по двери, как вдруг его толкнула какая-то женщина: запыхавшись от бега, она дрожащими руками пыталась вставить ключ в замок.

Луи де Фонтаньё и женщина одновременно вскрикнули, узнав друг друга.

— Ради Бога, Сюзанна! — воскликнул Луи де Фонтаньё, ибо это была она. — Что случилось с госпожой маркизой?

— Идемте, идемте, — отвечала гувернантка. — И пусть Господь Бог пошлет нам крылья! Если мы не успеем, то, возможно, не застанем ее в живых!

И, будучи уверена в согласии молодого человека, из-за которого ее хозяйка опозорила себя, и забыв о том, что привело ее к дому, как будто, найдя Луи де Фонтаньё, она обрела нечто большее, чем искала, Сюзанна бросилась бежать в том направлении, откуда она примчалась; при всей тучности гувернантки, это был настоящий бег, бег, в котором она проявила такую энергию, что, несмотря на свою молодость и силу, Луи де Фонтаньё едва поспевал за ней.

Так они бежали и вскоре оказались за городом.

Сюзанна ничего не объясняла и не отвечала на беспрерывные вопросы молодого человека; казалось, она едва справлялась со своим дыханием; легкие ее издавали хрипящие звуки, как кузнечные мехи.

Наконец они достигли берега реки Луар; однако Сюзанна, сломленная усталостью, не смогла пройти и ста шагов вдоль ряда тополей, споткнулась и упала на колени; она сделала чудовищное усилие, чтобы приподняться, но все было напрасно: кровь прилила к ее груди и до такой степени расширила артерии, что бедная женщина стала задыхаться; она пыталась что-то сказать, но голос отказывал ей; несколько слов, все же произнесенные ею, напоминали хрипение умирающего.

— Дальше, немного дальше, — говорила она. — Там вы найдете ее… Ради Бога, уведите ее оттуда. Ради всего, что вам дорого, не дайте ей умереть!

Луи де Фонтаньё не слушал ее более: он стремительно побежал дальше, не беспокоясь за Сюзанну (впрочем, та и не просила, чтобы о ней беспокоились).

Несясь вперед, он озирался по сторонам, стараясь проникнуть взглядом сквозь мрак ночи. Внезапно он чуть было не наскочил на темную фигуру и заметил ее, лишь пробежав мимо; он вернулся: это была г-жа д’Эскоман.

Уронив голову на колени и обхватив их руками, она сидела на голой земле, прислонившись к тополю; за два шага до нее Луи де Фонтаньё услышал, как стучали друг об друга зубы бедной женщины.