Франсис Карко - Горестная история о Франсуа Вийоне

Что готовит ему будущее? Мэтр Гийом, человек умный и рассудительный, очень тревожился за племянника. Да, разумеется, Франсуа получит после его смерти то немногое, что он сумел скопить. Это само собой. Но до тех пор сколько злоключений, сколько разочарований ждет мальчика, и он сам себе их готовит. Сколько лет, потраченных впустую. А потом начнутся беды со здоровьем, если он не будет за ним следить… Бедный Франсуа!

— Господь не оставит его! — неожиданно для себя произнес каноник. — Он даст мальчику время одуматься и встать на праведный путь. Я верю в это.

Встав из-за стола, мэтр Гийом крикнул Югетте, чтобы она подала ему плащ, погасил свечку и вышел из дому, поскольку обязанности призывали его в церковь, а погруженный в чтение Франсуа даже не поднял голову при звуке захлопнувшейся двери.

Был один из тех ноябрьских пасмурных дней, когда уже к трем часам свет теряет силу и начинает тускнеть. Крыши соседних домов, крытые плоским ардуазским шифером, слабо отсвечивали. Они поблескивали под низким, мутно-серым, набухшим водою небом, которое, казалось, вот-вот разверзнет хляби свои. Балки на фасадах домов казались взбухшими венами, на которых собиралась влага. Шаги на мокрой мостовой звучали приглушенно, а когда по улице Сен-Жак проезжала телега, скрип ее колес не вызывал эха.

«Ну что ж, я заработал себе право приятно провести вечер», — подумал Франсуа.

С книгой в руках он подошел к окну и выглянул на улицу. Начинало смеркаться. Кое-где в лавках уже теплились огоньки свечей. Небо чуть прояснилось, оно казалось теперь светлей, чем улица, чем мокрые стены домов и мостовая, но потом постепенно стало темнеть, и вдруг наступил миг, когда верхние квадратики стекол в окнах лавок вспыхнули неярким отраженным желтым светом.

Франсуа отложил книгу и потянулся; что-то было в нем от тех животных, что весь день спят и видят сны, бродя по тропам сновидений, но безошибочно чуют приближение ночи и, когда она приходит, встрепенувшись, просыпаются.

— Отлично, — пробормотал он. — Пойду разыщу Колена и расскажу ему, что его наставления не пропали даром. Вот уж он посмеется. Ха-ха-ха! Вот они, денежки. Я добыл их.

Поставив «Doctrinal» на полку, Франсуа натянул на голову берет, сунул в правый карман кошелек с двумя экю, полученными от Марион, а в левый ключ, изготовленный Коленом, и решительным шагом вышел из комнаты.

Он не испытывал никаких угрызений, напротив, на душе у него царила полная безмятежность, и сейчас он уже почитал совершенно естественным, что гулящая девка дала ему эти два экю.

«Так уж заведено, — уверял он себя и вообще больше думал о том, как встретится с Коленом и расскажет ему о своем подвиге. — Марион получила их от какого-то купца, а я от нее. Так они и переходят от одного к другому, из рук в руки, пока опять не вернутся к купцу, и Марион снова получит их. Настоящий круговорот. Просто чудо!»

Вскоре он подошел к покосившейся лачуге и по коридору прошел во дворик, где у отца Колена была мастерская.

— Колен дома? — спросил он.

Сутулый человек с худым унылым лицом ответил:

— Колен? Чтоб его черт побрал!

— С чего это?

— С того.

— М-да… — протянул Франсуа. — А я думал найти его здесь…

Человек поднял голову, словно собираясь ответить, но, видно, раздумал и вернулся к работе: склонясь над тисками, стал закручивать их. То был отец Колена де Кайё. Франсуа на всякий случай поинтересовался:

— Но вечером-то Колен вернется, а? Он куда-то отлучился?

Но поскольку отца Колена, похоже, не интересовал ни его сын, ни приятель сына, спрашивающий про него, Франсуа молча пожал плечами, вышел из дома, перешел через Сену и направился на Еврейскую улицу, где его поджидал Монтиньи.

— Эй, Франсуа! Франсуа оглянулся.

— Здорово! — бросил Монтиньи.

— Здорово! А где Колен? — осведомился Франсуа, сгоравший от желания похвастаться своим успехом.

Монтиньи неопределенно развел руки.

— Мне очень нужно видеть его, — сказал Франсуа.

По глазам Монтиньи он понял, что его приятель, быть может, впервые по-настоящему встревожен.

— Что такое? Что случилось? — настоятельным тоном, хотя и не повышая голоса, спросил Франсуа. — Ты что, не доверяешь мне?

— С чего ты взял? — ответил Монтиньи. Но школяр не отставал от него, и он с хмурым видом сказал: — Давай не будем об этом. Пошли лучше выпьем.

— В «Яблоко»?

— Заметано, — кивнул Монтиньи.

Франсуа вытащил из кармана экю и с гордостью продемонстрировал приятелю.

— Видишь? — сказал он. — Сегодня мой черед платить.

— О, экю!

— Это не все, — радостно объявил Франсуа. — У меня их целых два.

— Откуда?

— Сейчас расскажу.

Франсуа и Ренье де Монтиньи вошли в «Яблоко», уселись в задней комнате, и школяр таким повелительным голосом крикнул: «Эй, вина!» — что к их столику подбежал сам хозяин харчевни и осведомился, какого вина они желают.

— «Амброзии!» — бросил Франсуа.

Монтиньи помалкивал. Вид у него был озабоченный, на Франсуа он почти не смотрел и рассказ его слушал невнимательно.

Франсуа встряхнул его.

— Ты что, о Колене тревожишься? — спросил он.

Но тут к их столику подошел младший Тюржис, сверстник Франсуа, якобы с намерением помочь отцу и служанкам. Он был толстый, одутловатый, с нездоровым бледным лицом.

Монтиньи холодно глянул на него.

— За вином пошли? — осведомился он.

— Сейчас принесут, — услужливо ответил младший Тюржис.

Он хлопнул в ладоши, поторапливая служанок, но Франсуа и Ренье, раздраженные присутствием этого назойливого толстяка, который, казалось, вечно за всеми следит, хотя ничего худого никому и не сделал, — сидели, словно набрав в рот воды, и разглядывали посетителей харчевни.

В этот час тут было полно народу. Все сидели за столами, потягивали вино, играли в кости. В основном тут были завсегдатаи. Тех же, кто случайно заглянул сюда по дороге, распознать было нетрудно: они разговаривали в полный голос с преувеличенным оживлением. Под низким потолком с ярко раскрашенными балками люди сговаривались о делах, для чего, по сути, и существуют подобные заведения; те, кто поудачливей и половчей, денег не считали и, когда кружки их пустели, кричали: «Еще вина!» — либо просто делали знак служанке. Купцы, стараясь надуть друг друга, заключали сделки на партию льна или хлеба, спорили, стучали по столу кружками. Судейские из Дворца правосудия в засаленных мантиях что-то оживленно обсуждали, перебирая бумаги. Игроки бросали кости, а вокруг них сидели и стояли, подсчитывая очки после каждого броска, знатоки игры, пьянчуги и какие-то темные проходимцы. Франсуа заметил мертвецки пьяного Жана Лу. Он привалился к стене и что-то напевал себе под нос. Недалеко от него Жан Розе, знаменитый тем, что, перебрав, терял всякое соображение и заблевывал все вокруг, пытался втолковать Тайламену, если судить по словам, долетавшим до Франсуа и Монтиньи, какой-то весьма запутанный план. Этот Тайламен, известный плут, скрестив ноги и выставив напоказ обоссанные чулки, одним глазом поглядывал на кости, а другим косился на пол, следя, не упадет ли туда монета, и совершенно не слушал своего разливающегося соловьем собеседника. Любитель скандалов Казен Шоле сидел в одиночестве в углу перед большим кувшином, посасывал ус, пил вино и время от времени принимался ожесточенно чесаться. А Ги Табари с круглыми и румяными, как яблоки, щеками переходил от стола к столу в надежде, что кто-нибудь ему поднесет.