Борис Виан - Сердцедёр

— Так дело не пойдет, — в виде вступления гаркнул кюре.

— Га-а-а! — выдохнула толпа в восторге от начавшегося веселья.

— Некоторые из вас, повинуясь отвратительному голосу скупости и недостойной мелочности, решили поиздеваться над изречениями Священного Писания. Они купили дешевые билеты. Так вот, мест для них не хватит! Мы все присутствуем на роскошном спектакле, идущем здесь по воле Божьей, а Бог есть создание роскошное, и тот, кто в этих обстоятельствах отказывается роскошествовать, заслужит кару, предназначенную отпетым грешникам; они будут вечно поджариваться в аду на медленном огне, пожирающем древесные угли, торф, или даже торт, а то и сухую траву.

— Деньги назад! — кричали те, кто не мог сесть.

— Еще чего! Хотите — ищите себе место, хотите — стойте, ваше дело, Богу глубоко плевать на это. Мы нарочно поставили на ваши стулья другие стулья ножками вверх, чтоб вам стало ясно: за ту цену, которую вы уплатили, эти места даже и для стульев-то недостаточно хороши. Можете кричать и возмущаться сколько угодно, но Бог есть роскошь и красота, нужно было всего лишь брать билеты подороже. Те, кто решили сделать это сейчас, могут доплатить, но они все равно останутся на своих плохих местах. Да не рассчитывают они на прощение, хоть и исправились.

Тут, пожалуй, кюре хватил лишку. Сзади раздался ужасающий треск, и Жакмор обернулся. Он увидел кузнеца, стоящего как раз там, где были дешевые места. В каждой руке он держал по стулу и колотил ими один о другой. Уже после второго удара они разлетелись в щепки. Кузнец стал подбирать их с пола и бросать в сторону кулис, скрытых задернутым занавесом. Это и послужило сигналом к началу боевых действий. Все, у кого были плохие билеты, схватили мешающие им стулья и начали их ломать. У кого-то не хватало на это силенок, и тогда стулья передавались кузнецу.

Чудовищный грохот сотрясал сарай, останки стульев летали вовсю и пробивали себе дорогу за кулисы сквозь узенькую щель между двумя половинками занавеса. Но вот последовал меткий бросок, и дрогнул карниз, на котором держался занавес. А из рупора продолжали доноситься вопли кюре.

— Вы не имеете права! Бог роскоши презирает ваш жалкий образ жизни! Презирает ваши грязные носки, замаранные трусы, засаленные воротнички и нечищенные зубы. Бог не дарует рай постным подливкам, петухам без гарнира и тощим клячам. Бог — лебедь чистого серебра, Бог — это глаз сапфировый внутри блистающего треугольника, глаз брильянтовый в глубине золотого ночного горшка, Бог — это алмазный оргазм, платиновая литания, сто тысяч перстней наперсниц Малампии, Бог — это вечная свечка у епископа в бархате с ног до головы. В драгоценном металле живет Господь, в дрожащих каплях бурлящей ртути, в хрупком кристаллике эфира. Смотрит Господь на вас, на деревенщину, и стыдно ему становится...

Услышав запретное слово, все, даже и те, кто сидел, возмущенно зароптали:

— Хватит, кюре, довольно, начинай свой спектакль!

Стулья полетели с новой силой.

— Да, ему стыдно за вас! Грубых, грязных, жалких людишек; вы же просто половая тряпка в этом мире, презренный овощ на пажитях небесных, сорняк в Божьем саду, вы... ой-ой-ой!

От особенно меткого броска еле державшийся карниз наконец рухнул, занавес упал на пол, и кюре предстал перед всеми в одних трусах, нервно приплясывая у микрофона и потирая макушку.

— Давай спектакль, давай! — взвыли все в один голос.

— Ладно! Ой-ой! Хорошо! — сказал кюре. — Начинаем, начинаем!

Шум мгновенно стих. Стулья моментально ровненько расставили, а ребятишки из хора бросились к кюре. Один из них подал ему какой-то круглый коричневый предмет, в который тот сунул руку. Ту же операцию проделали и с другой рукой. Затем кюре облачился в потрясающий ярко-желтый халат и выскочил, прихрамывая, на ринг. Микрофон он потянул за собой и закрепил его над головой на заранее приготовленном длинном шнуре.

— Сегодня, — начал кюре без всяких предисловий, — перед вами выступлю я в десяти раундах по три минуты каждый. Я буду мужественно и отчаянно драться с самим чертом.

Недоверчивый ропот прошелестел над толпой.

— Прекратить смех! — заорал кюре, — убедитесь сами, неверующие!

Он взмахнул рукой, и в мгновение ока из-за кулис выбежал ризничий. В помещении сильно запахло серой.

— Восемь дней назад, — сообщил кюре, — я сделал потрясающее открытие: мой ризничий — это дьявол.

Тут ризничий небрежно выпустил изо рта очаровательный фонтанчик пламени. И даже его длиннющий халат не мог скрыть густую шерсть на ногах и раздвоенные копыта.

— Аплодисменты, пожалуйста, — сказал кюре, указывая рукой на ризничего.

Раздались редкие слабые хлопки. Ризничего, казалось, это слегка задело.

— О, да скажите же мне, — заголосил кюре, — кто, кто мог более услужить Господу, нежели римские императоры, устраивавшие столь грандиозные бои? Да, они исключительно хорошо умели это устраивать, что и говорить; вот были редкостные ценители роскоши!

— Довольно! — выкрикнул кто-то, — крови!

— Хорошо, хорошо, — сказал кюре, — одну минуточку, я сейчас! Вот только еще одну вещь скажу. Вы — жалкие тупые невежды.

И он скинул свой халат. Двое мальчишек из хора выполняли роль секундантов, а ризничему не помогал никто. Парнишки расставили по местам таз, табурет, повесили рядом полотенце, кюре быстро надел назубник. Ризничий же пробормотал лишь кабаллистическое заклинание, и тут же его черный халат вспыхнул прямо на нем, исчезнув в облаке красноватого дыма. Он хихикнул и, чтобы размяться, стал боксировать с воображаемым противником. Бледный как полотно, кюре хотел было уже перекреститься, но ризничий успел вовремя вмешаться:

— Э, нет, кюре, это удар ниже пояса, а бой ведь еще не начался!

Третий мальчик из хора ударил молотком по медному тазу. Ризничий, стоявший до этого в своем углу около трезубца, медленно вышел на середину ринга. При звуке гонга, возвещавшем о столь сладостном угощении, толпа удовлетворенно вздохнула.

Черт сразу же бросился в атаку; на кюре обрушился град коротких ударов справа, причем один из трех попадал в цель. Зато кюре демонстрировал отличную работу ног: эти две упитанные, даже жирненькие ножки оказались очень ловкими, несмотря на разницу в длине. Кюре отвечал прямыми ударами справа, стараясь держать противника на достаточном расстоянии. Воспользовавшись секундной заминкой ризничего, рассчитывающего очередную серию боковых ударов и ослабившего защиту, кюре два раза подряд попал ему слева около сердца; ризничий грязно выругался. А толпа дружно зааплодировала. Кюре весь раздулся от гордости, и тут же получил апперкот прямо в нижнюю челюсть, но все-таки выстоял. Затем быстрыми короткими ударами слева дьявол несколько раз звезданул ему в правый глаз. Казалось, черт стремился блеснуть разнообразием своей боевой техники. Тела обоих уже пошли красными пятнами; кюре, задыхаясь, пыхтел, и, когда ризничий приблизился к нему вплотную, пролепетал: