Борис Виан - Сердцедёр

— Что же ты съел? Опять эта дуреха накормила тебя какой-то гадостью, бедняжечка моя.

Жоэль стоял, расставив ноги, поджав живот и выпятив зад.

— Я накакал в штанишки, — горько рыдал он. Ноэль и Ситроен презрительно смотрели на него.

— Совсем как грудной! — сказал Ситроен. — До сих пор какает в штаны!

— Молокосос! — сказал Ноэль.

— Перестаньте! — воскликнула Клементина. — Не смейте так относиться к нему, Жоэль ни в чем не виноват. Пойдем со мной, мой хороший, мы с тобой сейчас наденем красивые чистые штанишки, и ты получишь большую ложку болеутоляющего эликсира.

Ситроен и Ноэль замерли от зависти и удивления. А Жоэль, сразу успокоившись, вприпрыжку побежал за Клементиной.

— Вот свинья, — сказал Ситроен, — накакал в штаны, а ему еще и утоляющий ликсир дают.

— Да, — сказал Ноэль, — я тоже хочу.

— Попробую-ка потужиться, — сказал Ситроен.

— И я, — сказал Ноэль.

Они тужились изо всех сил, аж побагровели, но ничего не получалось.

— Нет, не могу, — сказал Ситроен, — только чуть-чуть сделал пипи.

— Плохо, значит, ликсира не получим, — сказал Ноэль. — А знаешь, давай куда-нибудь спрячем медвежонка Жоэля.

— Что-что? — удивился Ситроен, услышав столь длинную фразу от Ноэля. — Неплохая идея, конечно, но нужно спрятать так, чтобы он его больше никогда не нашел.

Ноэль озабоченно нахмурился. Надо подумать. Он озирался вокруг в поисках вдохновения. Ситроен от него не отставал, заставляя свои нейроны лихорадочно работать.

— Смотри! — наконец воскликнул он, — вот туда! И он указал на пустую площадку, где служанка развешивала белье на высоко закрепленной проволоке. К одному из столбов, на которых висела проволока, была прислонена стремянка.

— Спрячем медвежонка в дупле, — сказал Ситроен, — возьмем стремянку у Бланш, давай быстрей, пока она не вернулась!

И они бросились бежать изо всех сил.

— Но он тоже, — говорил Ноэль, задыхаясь на бегу, — может взять лестницу.

— Нет, — отвечал Ситроен, — вдвоем мы ее поднимем, а он один не справится.

— Ты уверен? — спросил Ноэль.

— Вот увидишь, — сказал Ситроен.

Наконец они добежали. Лестница оказалась огромной, гораздо больше, чем представлялось издали.

— Главное, чтоб не уронить, а то, если упадет, нам ее снова не поднять, — сказал Ситроен, и они, сгибаясь под тяжестью, медленно потащились назад.

— Ой, как тяжело, — сказал Ноэль через десять метров.

— Держись, надо торопиться, боюсь, Бланш сейчас вернется, — сказал Ситроен.

— Ну вот и все, — улыбаясь, сказала Клементина, — теперь ты совсем чистенький.

Она бросила комок грязной ваты в горшок. Ее лицо находилось рядом с попкой Жоэля. Она только что вымыла его и все еще стояла на коленях. Секунду поколебавшись, Клементина сказала ему:

— Наклонись чуть-чуть, мой маленький.

Жоэль наклонился, упершись локтями в бедра. Она осторожно взяла его ягодицы, немного раздвинула их и стала добросовестно и очень старательно вылизывать.

— Что ты делаешь, мама? — удивленно спросил Жоэль.

— Мою тебя, мой дорогой, — ответила, оторвавшись от своего занятия, Клементина, — я хочу, чтобы ты стал таким же чистеньким, как котеночек или щеночек.

И ничего унизительного; и даже, по сути дела, совершенно естественно. А этот идиот Жакмор не в состоянии что-либо понять. Тогда как все очень просто. По крайней мере, теперь она будет уверена, что дети не подцепят какую-нибудь гадость. Она любит их, а, следовательно, любые ее действия не могут нанести им вреда. Да, любые. В сущности, следовало бы мыть их таким образом с ног до головы. Клементина поднялась и, глубоко задумавшись, стала одевать Жоэля. Какие новые горизонты открываются перед ней!

— Ну, иди играй, мой дорогой, — сказала она. Жоэль убежал. Уже внизу лестницы он потрогал штанишки в углублении на попке; там было немного мокро. Он пожал плечами.

Клементина не спеша вернулась в свою комнату. Честно говоря, вкус у нее во рту остался не очень-то приятный, самое время заесть кусочком бифштекса. Но мыть их нужно именно так. Несомненно.

И ведь тысячу раз она об этом думала, о той страшной опасности, которая возникала во время мытья в ванной. Стоит только на секунду отвлечься. Отвернуться, или, скажем, наклониться, чтобы подобрать мыло, выскользнувшее из рук и закатившееся под мойку. А в этот момент как раз и возникает избыточный напор в водопроводных трубах из-за того, что в водохранилище внезапно упал раскаленный метеорит и попал, не взорвавшись, в главную трубу; а взрыва не произошло из-за фантастической скорости его падения; но метеорит застревает в трубе, вода начинает испаряться, и ударная волна (как красиво звучит, ударная волна), распространяясь с невероятной скоростью, вызывает, естественно, сильнейший напор воды, и вот, пока ты наклоняешься за мылом — а вообще, разве это дело — продавать мыло такой формы: оно круглое, как яйцо, и ужасно скользкое, может запросто выпрыгнуть из рук и закатиться неизвестно куда, или просто упасть в ванну — вода выплеснется и вместе с ней в носик ребенка может попасть микроб. Но вода все прибывает и прибывает, ребенок пугается до смерти, вот он глотнул воды, стал давиться — а от этого можно и умереть — его несчастное личико совсем посинело... все, конец, он задохнулся...

Она вытерла пот со лба и закрыла дверцу шкафа, так ни к чему и не притронувшись. В постель. Скорее в постель.

Жоэль, немного обиженный, подошел к братьям. Они продолжали копать, не обращая на него никакого внимания.

— Думаешь, найдем еще голубого? — спросил Ноэль у Ситроена. Жоэль навострил уши.

— Вряд ли. Я же говорил, они очень редко попадаются. Всего один на пятьсот миллионов слизняков.

— Вранье, — решил Жоэль и с удвоенным пылом принялся за работу.

— Жаль, что он его съел, — сказал Ситроен. — Если бы не он, может, мы бы тоже сейчас летали.

— Хорошо, что не мой его съел, мне бы не хотелось с ним расстаться.

И Ноэль демонстративно обнял своего плюшевого медвежонка.

— Мой Демюзо! — нежно сказал он.

Жоэль, упрямо не поднимая глаз, продолжал ожесточенно работать в своем гравийном рудничке. Но сердце его заколотилось, когда он услышал эти намеки на медвежонка. Где-то сейчас его мишка? Жоэль по-прежнему упорно смотрел в землю, но глаза у него защипало.

— Смотри-ка, он, вроде бы, недоволен, — издевался Ноэль.

— Что, ликсиры были невкусные? — иронизировал Ситроен.

Жоэль молчал.

— А от него все еще попахивает. Чего ж удивляться, что Пуарогаль улетел, — сказал Ноэль.

Жоэль знал, если он заговорит, у него задрожит голос, а поэтому продолжал молчать. Перед глазами сгущался туман, он почти ничего не видел, но все равно старался сосредоточиться на своих камнях. И вдруг Жоэль забыл обо всем на свете, забыл своего медвежонка, братьев, окружающее перестало для него существовать. Толстый, яркого, чистейшего кобальтового цвета слизняк спокойненько полз по камню на дне вырытой Жоэлем ямы. У Жоэля горло перехватило от волнения, некоторое время он смотрел на слизняка, потом осторожно схватил его дрожащими пальцами и незаметно поднес ко рту. Сквозь радостную дымку, окружившую его, насмешки братьев почти не проникали. Он проглотил голубого слизняка и выпрямился во весь рост.