Александр Дюма - А. Дюма. Собрание сочинений. Том 21. Анж Питу 1995.

— Боже мой! Вы меня не на шутку пугаете. Какие же намерения были у двух Юдифей?

— Юдифи до нас далеко, — сказала королева, — во всяком случае, по части шума. Хотя вообще сравнение чудесное. Кампан несла мешок, где лежала эта кольчуга, а я — длинный немецкий охотничий нож моего отца, верный клинок, убивший столько кабанов.

— Юдифь! Все-таки Юдифь! — воскликнул король со смехом.

— У Юдифи не было тяжелого пистолета, я взяла его у вас и приказала Веберу зарядить.

— Пистолет!

— Конечно! Надо было видеть, как ночью, дрожа от страха, пугаясь всякого шороха, прячась от посторонних взглядов, мы мчались по пустынным коридорам, как две голодные мыши; Кампан заперла три двери, завесила последнюю; мы надели кольчугу на манекен, на который надевают мои платья, прислонили его к стене, и я твердой рукой, клянусь вам, нанесла по кольчуге удар ножом; лезвие согнулось, нож выскочил у меня из рук и, к нашему ужасу, воткнулся в паркет.

— Дьявольщина! — бросил король.

— Подождите.

— Кольчуга осталась цела? — спросил Людовик XVI.

— Подождите, говорю вам. Кампан подняла нож и сказала: "Вы недостаточно сильны, сударыня, рука у вас, быть может, дрогнула, я крепче вас, вот увидите". Она схватила нож и нанесла по манекену, прислоненному к стене, такой ужасный удар, что мой бедный немецкий клинок обломился. Смотрите: вот два куска, ваше величество, из оставшейся части я хочу заказать для вас кинжал.

— Это невероятно! — сказал король. — А что же кольчуга?

— Царапина наверху и еще одна — пониже.

— Любопытно взглянуть.

— Вы увидите.

И королева принялась раздевать короля с чудесным проворством, чтобы он мог поскорее восхититься ее изобретательностью и ее подвигами.

— Вот здесь слегка повреждено, мне кажется, — сказал король, указывая пальцем на маленькую вмятину длиной с дюйм.

— Это след пистолетной пули, государь.

— Как, вы стреляли из пистолета, вы сами?

— Вот сплющенная пуля, она еще черная. Ну как, теперь вы верите, что ваша жизнь в безопасности?

— Вы настоящий ангел-хранитель, — сказал король и начал медленно снимать кольчугу, чтобы получше рассмотреть царапину от ножа и след пули.

— Представьте себе, как я боялась, государь, — сказала Мария Антуанетта, — когда мне надо было стрелять из пистолета по кольчуге. Дело даже не в ужасном шуме, которого я так боялась; но когда я стреляла в доспех, предназначенный, чтобы вас охранять, мне казалось, будто я стреляю в вас; я боялась увидеть зияющую дыру, и тогда мои труды, мои заботы, мои надежды пошли бы прахом.

— Дорогая жена, — сказал Людовик XVI, — сколько предусмотрительности!

И он положил кольчугу на стол.

— Так что же вы? Что вы делаете? — спросила королева.

Она взяла кольчугу и снова подала королю.

Но он с улыбкой, полной благодарности и достоинства, сказал:

— Нет. Благодарю вас.

— Вы отказываетесь? — вскричала королева.

— Отказываюсь.

— Одумайтесь, государь.

— Ваше величество! — взмолилась г-жа Кампан.

— Но это спасение; это жизнь!

— Возможно, — согласился король.

— Вы отвергаете помощь, которую посылает вам сам Господь!

— Довольно! — отрезал король.

— О! Вы отказываетесь! Отказываетесь!

— Да, отказываюсь.

— Но они убьют вас!

— Дорогая моя, когда в восемнадцатом веке дворяне идут в поход, под пули, они надевают суконный кафтан, камзол и рубашку; когда они отправляются отстаивать свою честь в поединке на шпагах, они оставляют только рубашку. Я первый дворянин королевства — и не буду делать ни больше ни меньше, чем мои друзья. Более того, там, где они надевают сукно, я один вправе носить шелк. Благодарю, дорогая жена, благодарю, моя славная королева, благодарю.

— Ах! — воскликнула королева в отчаянии и восхищении, — почему его не слышит армия?

Что до короля, он спокойно оделся, казалось даже не понимая, какой героический поступок он совершил.

— Может ли погибнуть монархия, — прошептала королева, — которая сохраняет гордость в такие мгновения!

Когда король вышел от королевы, его сразу окружила свита и офицеры, назначенные сопровождать его в Париж.

Это были г-да де Бово, де Вильруа, де Нель и д’Эстен.

Жильбер стоял среди толпы, ожидая, чтобы Людовик XVI хоть мельком заметил его.

По лицам придворных было видно, что они никак не могут поверить в твердость намерений короля.

— После завтрака мы едем, господа, — сказал король.

Заметив Жильбера, он обратился к нему:

— Ах, вот и вы, доктор, очень хорошо. Вы знаете, что я беру вас с собой?

— Я в распоряжении вашего величества.

Король прошел к себе в кабинет и два часа работал.

Затем он вместе со всеми домочадцами прослушал мессу, а около девяти сел за стол.

Завтрак проходил как обычно; правда, Мария Антуанетта, которую после мессы видели с опухшими, покрасневшими глазами, пожелала участвовать в королевской трапезе, чтобы побыть с мужем подольше, однако не съела ни кусочка.

Она привела с собой детей; взволнованные материнскими наставлениями, дети переводили тревожный взгляд с отца на офицеров свиты и гвардейцев.

Время от времени по слову матери дети вытирали слезы, дрожавшие у них на ресницах, и зрелище это пробуждало жалость одних, ярость других и скорбь всех присутствующих.

Король держался мужественно: продолжал завтракать, несколько раз обращался к Жильберу, не глядя на него, почти все время беседовал с королевой, и в голосе его неизменно звучала большая нежность.

Наконец он отдал распоряжение офицерам.

Он заканчивал трапезу, когда ему доложили, что в конце большой аллеи, которая ведет к Плас-д’Арм, показалась плотная толпа людей, идущих пешком из Парижа.

В то же мгновение офицеры и гвардейцы выбежали из зала; король поднял голову, взглянул на Жильбера, но видя, что тот улыбается, спокойно продолжал есть.

Королева побледнела, наклонилась к г-ну де Бово и попросила его пойти узнать, в чем дело.

Господин де Бово поспешил спуститься во двор.

Королева подошла к окну.

Пять минут спустя г-н де Бово вернулся.

— Ваше величество, — сказал он входя, — это национальные гвардейцы; по столице вчера разнесся слух, что ваше величество намеревается ехать в Париж, и вот десять тысяч человек вышли вам навстречу; а поскольку вы припозднились, они успели дойти до Версаля.

— Какие у них намерения, как вы полагаете?

— Самые лучшие, — ответил г-н де Бово.

— Все равно! — воскликнула королева. — Закройте ворота.

— Ни в коем случае, — сказал король, — вполне достаточно того, что двери дворца закрыты.