Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

— Да, Шато-Тьерри — место удобное во всех отношениях. Это на приличном расстоянии от Парижа — двадцать четыре лье. Там я понаблюдаю за господами Гизами, которые полгода проводят в Суассоне, следовательно, в Шато-Тьерри ты мне и привезешь прекрасную незнакомку.

— Но, ваше высочество, она, может быть, и не даст себя привезти.

— Да ты спятил? Ведь меня в Шато-Тьерри сопровождает дю Бушаж, а она следует за ним, так что, напротив, все это произойдет само собой.

— Но ведь она может захотеть отправиться куда-нибудь совсем в ином направлении, если заметит, что я склонен везти ее к вам.

— Ты ее повезешь не ко мне, а к графу дю Бушажу, — повторяю тебе. Ты что, спятил? Честное слово, можно подумать, что ты впервые помогаешь мне в таких проделках? Есть у тебя деньги?

— Два свертка червонцев, которые ваше высочество дали мне при выезде из лагеря в польдерах.

— Так действуй смело и всеми возможными способами — понимаешь: всеми — добейся того, чтобы прекрасная незнакомка очутилась в Шато-Тьерри. Пожалуй, приглядевшись поближе, я ее узнаю.

— А слугу тоже привезти?

— Да, если он не будет помехой.

— А если будет?

— Поступи с ним, как с камнем, который встретился бы тебе на пути: брось его в канаву.

— Слушаюсь, ваше высочество.

Пока гнусные заговорщики строили свои козни, дю Бушаж поднялся наверх и разбудил Реми. Тот условным, известным только ему и Диане образом постучал в дверь, и молодая женщина отперла.

Позади Реми она увидела дю Бушажа.

— Добрый вечер, сударь, — произнесла она с улыбкой, уже давно не появлявшейся у нее на губах.

— Простите меня, сударыня, — торопливо сказал граф, — я пришел не докучать вам, а проститься с вами.

— Проститься? Вы уезжаете?

— Да, сударыня, во Францию.

— И вы нас оставляете?

— Я вынужден так поступить, сударыня. Прежде всего я должен повиноваться принцу королевского дома.

— Принцу? Здесь есть принц? — спросил Реми.

— Какому принцу? — проговорила Диана, бледнея.

— Герцогу Анжуйскому, которого все считали погибшим. Он чудом спасся и присоединился к нам.

У Дианы вырвался пронзительный крик, а Реми страшно побледнел.

— Повторите, — пробормотала Диана, — что его высочество герцог Анжуйский жив, что он здесь.

— Если бы его здесь не было, сударыня, и если бы он не приказал мне сопровождать его, я бы проводил вас в монастырь, куда, как вы сообщили мне, вы собираетесь удалиться.

— Да, да, — сказал Реми, — в монастырь, сударыня, в монастырь.

И он прижал палец к губам. Диана едва заметно кивнула, к Реми стало ясно, что она его поняла.

— Я тем охотнее проводил бы вас, сударыня, что боюсь, как бы люди герцога не стали вам докучать.

— Почему?

— Я имею все основания считать, что ему известно о присутствии женщины в этом доме, и он, наверное, думает, что эта женщина — моя приятельница.

— Что заставляет вас так думать?

— Один наш юный офицер видел, как он приставлял к стене лестницу и смотрел в ваше окно.

— О! — вскричала Диана. — Боже мой! Боже мой!

— Успокойтесь, сударыня. Офицер слышал, как он сказал своему спутнику, что не знает вас.

— Все равно, все равно, — твердила Диана, глядя на Реми.

— Все будет, как вы пожелаете, сударыня, — сказал Реми, и лицо его приняло выражение непоколебимой решимости.

— Не волнуйтесь, сударыня, — продолжал Анри, — герцог сию минуту уезжает. Через четверть часа вы останетесь одни и будете совершенно свободны. Итак, разрешите мне почтительнейше проститься и еще раз уверить вас, что до последнего дыхания мое сердце будет биться только для вас. Прощайте, сударыня, прощайте!

И, склонившись благоговейно, как перед алтарем, граф отступил на шаг.

— Нет, нет! — в лихорадочном волнении воскликнула Диана. — Нет, Господь не мог этого допустить! Он послал ему смерть и не мог его воскресить. Нет, сударь, вы ошибаетесь, этот человек умер!

И в ту же минуту, словно в ответ на ее горестный вопль о небесном милосердии, с улицы донесся голос герцога:

— Граф, граф, вы заставляете себя ждать!

— Вы слышите, сударыня? — сказал Анри. — В последний раз — прощайте.

И, пожав руку Реми, он сбежал с лестницы.

Трепеща, словно птичка, которую заворожила ядовитая змея с Антильских островов, Диана подошла к окну.

Они увидела герцога верхом на коне. Свет факелов, которые несли два онисских кавалериста, падал на его лицо.

— Он жив, этот демон, он жив! — шепнула Диана на ухо Реми, и шепот этот прозвучал так грозно, что верный слуга содрогнулся. — Он жив, значит, и мы должны жить. Он едет во Францию. Пусть так. Значит, и мы, Реми, должны ехать во Францию.

Поспешные сборы онисских кавалеристов сопровождались бряцанием оружия и громкими криками. После их отъезда в городке воцарилась полнейшая тишина.

Реми подождал, пока шум не затих. Затем, полагая, что дом обезлюдел, он решил спуститься в зал нижнего этажа, чтобы, в свою очередь, подготовиться к отъезду.

Но, открыв дверь, он, к своему изумлению, увидел у очага человека, смотревшего в его сторону. По-видимому, неизвестный подстерегал Реми, хотя при его появлении принял нарочито равнодушный вид.

Реми, как обычно, шел медленной, уверенной поступью, с непокрытой лысой головой — его легко было принять за согбенного старика.

Незнакомец сидел спиной к свету, и Реми не мог разглядеть его.

— Простите, сударь, — сказал он, — я думал, что остался здесь один или почти один.

— Я тоже так полагал, — ответил незнакомец, — но с радостью вижу, что у меня будут попутчики.

— О, весьма невеселые попутчики, — поспешил ответить Реми, — так как, кроме больного юноши, которого я везу домой во Францию…

— Ах, — внезапно воскликнул Орильи, принимая благодушный вид сострадательного доброго буржуа, — понимаю, кого вы имеете в виду!

— В самом деле? — спросил Р. ми.

— Да, речь идет о молодой особе.

— О какой молодой особе? — вскричал Реми, настораживаясь.

— Потише, потише, друг мой, не сердитесь, — ответил Орильи. — Я дворецкий Жуаеза, меня прислал к молодому господину его брат, и, уезжая отсюда, граф поручил моему попечению молодую даму и ее пожилого слугу, которые намереваются вернуться во Францию после того, как последовали за ним во Фландрию.

Так говорил он, приближаясь к Реми с приветливой улыбкой. Теперь свет лампы позволял его разглядеть.

Но вместо того чтобы, в свою очередь, подойти к неизвестному, Реми отпрянул, и его изуродованное лицо исказилось гримасой ужаса.

— Вы не отвечаете? Можно подумать, что вы меня боитесь? — спросил Орильи с благодушнейшей улыбкой.

— Сударь, — пробормотал Реми, — не гневайтесь на бедного старика, которого горести и раны сделали пугливым и недоверчивым.