Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Мы вынуждены признаться, что на этот раз слова Шико не вполне соответствовали истине. У Шико была изумительная память на лица: увидев чье-либо лицо, он уже не забывал его.

Невольно обративший на себя внимание настоятеля и его друга, маленький Жак, как его называл Горанфло, действительно заряжал в данный момент тяжелый мушкет длиной с него самого; когда ружье было заряжено, он гордо занял позицию в ста шагах от мишени и, отставив правую ногу, прицелился с чисто военной точностью.

— Ей-Богу же, отличный прицел, — сказал Шико, — и, честное слово, красавец мальчик.

— Спасибо, сударь, — отозвался Жак, и на бледных щеках его вспыхнул радостный румянец.

— Ты ловко владеешь ружьем, мальчуган, — продолжал Шико.

— Стараюсь научиться, сударь, — сказал Жак.

С этими словами, отложив ружье, уже ненужное после того, как с его помощью он показал свое уменье, монашек взял у своего соседа пику и сделал мулине, по мнению Шико — безукоризненно.

Шико снова принялся расточать похвалы.

— Особенно хорошо он владеет шпагой, — сказал дон Модест. — Понимающие люди ценят его очень высоко. И правда, у этого парня ноги железные, кисти рук — точно сталь, и с утра до вечера он только и делает, что скребет железом о железо.

— Любопытно поглядеть, — заметил Шико.

— Вы хотите испытать его силу? — спросил Борроме.

— Хотел бы в ней убедиться, — ответил Шико.

— Дело в том, — продолжал казначей, — что здесь никто, кроме, может быть, меня самого, не может с ним состязаться. У вас-то силы имеются?

— Я всего-навсего жалкий горожанин, — ответил Шико, качая головой. — В свое время я орудовал рапирой не хуже всякого другого. Но теперь ноги у меня дрожат, в руке нет уверенности, да и голова уже не та.

— Но вам все же случается драться? — спросил Борроме.

— Иногда, — ответил Шико и бросил улыбающемуся Горанфло взгляд, поймав который тот прошептал имя Никола Давида.

Но Борроме не заметил этой улыбки, Борроме не услышал этого имени: безмятежно усмехаясь, он велел принести рапиры и фехтовальные маски.

Жак, весь горя нетерпеливой радостью под своим холодным и сумрачным обличием, завернул рясу до колен и, два раза топнув ногой, крепко уперся сандалиями в песок…

— Вот что, — сказал Шико, — я не монах, не солдат и потому довольно давно не обнажал шпаги… Прошу вас, брат Борроме, вы весь состоите из мускулов и сухожилий, дайте урок брату Жаку. Вы разрешаете, дорогой аббат?

— Даже приказываю, — возгласил настоятель, радуясь, что может вставить свое слово.

Борроме снял с головы каску, Шико поспешил подставить обе руки, и каска в руках Шико дала своему бывшему владельцу возможность еще раз убедиться в том, что это именно она. Пока наш буржуа занимался этим обследованием, казначей затыкал полы рясы за пояс и готовился к поединку.

Все монахи, болея за честь монастыря, тесным кольцом окружили ученика и учителя.

Горанфло потянулся к уху приятеля.

— Это так же забавно, как служить вечерню, правда? — шепнул он простодушно.

— С тобой согласится любой кавалерист, — ответил Шико с тем же простодушием.

Противники встали в позицию. Сухой и жилистый Борроме имел преимущество в росте. К тому же он обладал уверенностью и опытом.

Глаза Жака порою загорались огнем, и лихорадочный румянец начинал играть на его скулах.

Монашеская личина постепенно спадала с Борроме: с рапирой в руке, весь загоревшись таким увлекательным делом, как состязание в силе и ловкости, он на глазах преображался в воина. Каждый удар он сопровождал увещанием, советом, упреком, но зачастую сила, стремительность, пыл Жака брали верх над опытностью его учителя, и брат Борроме получал добрый удар прямо в грудь.

Шико пожирал глазами это зрелище и считал удары, наносимые острием рапиры.

Когда состязание окончилось или, вернее, когда противники сделали первую паузу, он сказал:

— Жак попал шесть раз, брат Борроме — девять. Для ученика это очень неплохо, но для учителя недостаточно.

Из всех присутствующих один Шико заметил молнию, сверкнувшую в глазах Борроме и открывшую новую черту его характера.

“Ну вот! — подумал Шико, — он гордец”.

— Сударь, — возразил Борроме голосом, которому он с большим трудом придал слащавые нотки. — Бой на рапирах для всех дело нелегкое, а уж для таких бедных монахов, как мы, и подавно.

— Не в том дело, — сказал Шико, решив оттеснить любезного Борроме на последнюю линию обороны, — учитель должен быть по меньшей мере вдвое сильнее ученика.

— Ах, господин Брике, — произнес Борроме, побледнев и кусая губы, — вы уж чересчур требовательны.

“Ну вот, он еще и гневлив, — подумал Шико, — это уже второй смертный грех, а говорят, достаточно одного, чтобы погубить душу: мне повезло”.

Вслух же он сказал:

— Если бы Жак действовал хладнокровнее, он, я полагаю, сравнялся бы с вами.

— Не думаю, — сказал Борроме.

— А я так просто уверен в этом.

— Господину Брике, который сам фехтует, — сказал не без горечи Борроме, — может быть, следовало бы помериться силами с Жаком: тогда ему легче было бы вынести правильное суждение.

— О, я уже слишком стар, — сказал Шико.

— Да, но зато у вас есть знания, — сказал Борроме.

“Ах, ты насмехаешься, — подумал Шико, — погоди, погоди.

— Но, — продолжал он вслух, — есть одно соображение, которое делает мое замечание сомнительным.

— Какое же?

— Я уверен, что, как достойный учитель, брат Борроме несколько поддавался Жаку.

— Вот как! — произнес Жак, в свою очередь хмуря брови.

— Нет, ни в коем случае, — ответил Борроме, сдерживаясь, но в глубине души дрожа от ярости, — я, конечно, люблю Жака, но не стал бы портить его такого рода уступками.

— Странно, — заметил Шико, словно говоря сам с собой, — мне так показалось, простите, пожалуйста.

— Нов конце концов, — сказал Борроме, — вы, так легко рассуждающий, попробовали бы сами, господин Брике.

— О, я, пожалуй, не решусь, — отозвался Шико.

— Не бойтесь, сударь, — сказал Борроме, — мы будем к вам снисходительны, как предписывает сама Церковь.

— Нечестивец ты этакий! — прошептал Шико.

— Да ну же, господин Брике, одну только схватку!

— Попробуй, — сказал Горанфло, — попробуй.

— Я вам не сделаю больно, сударь, — вмешался Жак, становясь, в свою очередь, на сторону учителя и желая тоже куснуть его обидчика. — Рука у меня совсем легкая.

— Славный мальчик, — прошептал Шико, устремляя на монашка невыразимый взгляд и безмолвно улыбаясь.

— Что ж, — сказал он, — раз всем так хочется…

— А, браво! — вскричали монахи, предвкушая легкую победу.

— Только предупреждаю вас, — сказал Шико, — не более трех схваток.

— Как вам будет угодно, сударь, — ответил Жак.