Александр Дюма - Дюма. Том 06. Сорок пять

Он поднял кольчугу и залюбовался ею.

“Мне как раз нужна такая штука, — сказал он себе. — Она легка, словно полотняная, и слишком узка для настоятеля. Честное слово, можно подумать, что кольчугу эту делали именно для меня: позаимствуем же ее у дона Модеста. По моем возвращении он получит ее обратно”.

Шико, не теряя времени, сложил кольчугу и спрятал себе под куртку.

Он завязывал последний шнурок, когда на пороге появился брат Борроме.

“Ого! — подумал Шико. — Опять ты! Но поздновато, друг мой”.

Сцепив за спиной длинные руки и откинувшись назад, Шико сделал вид, будто любуется доспехами.

— Господин Робер Брике хочет выбрать себе подходящее оружие? — спросил Борроме.

— Я, друг мой? — сказал Шико. — Боже, для чего мне оружие?

— Но вы же им так хорошо владеете!

— В теории, любезный брат, в теории — вот и все. Жалкий буржуа, вроде меня, может ловко действовать руками и ногами. Чего ему не хватает и всегда будет не хватать — это воинской доблести. С оружием в руках я выгляжу довольно внушительно, но, поверьте мне: Жак, вооружившись шпагой, заставил бы меня отступить отсюда до Шарантона.

— Вот как? — удивился Борроме, почти убежденный простодушным видом Шико, который, добавим, сгорбился, скривился и косил глазом усерднее, чем когда-либо.

— К тому же у меня не хватает дыхания, — продолжал Шико. — Вы заметили, что я слаб в защите? Ноги никуда не годятся, — это мой главный недостаток.

— Разрешите мне заметить, сударь, что путешествовать с таким недостатком еще труднее, чем фехтовать.

— Ах, вы знаете, что мне предстоит путешествие? — небрежно заметил Шико.

— Я слышал от Панурга, — покраснев, ответил Борроме.

— Вот странно, не припоминаю, чтобы я говорил об этом Панургу. Но неважно. Скрывать мне нечего. Да, брат мой, мне предстоит попутешествовать, я отправляюсь к себе на родину, где у меня есть кое-какое имущество.

— А знаете, господин Брике, вы оказываете брату Жаку большую честь.

— Тем, что беру его с собой?

— Это во-первых, а во-вторых, тем, что даете ему возможность увидеть короля.

— Или же его камердинера, ибо весьма возможно, и даже вероятно, что брат Жак ни с кем другим не увидится.

— Вы, значит, в Лувре завсегдатай?

— О, и самый настоящий, сударь мой. Я поставлял королю и молодым придворным теплые чулки.

— Королю?

— Я имел с ним дело, когда он был всего лишь герцогом Анжуйским. По возвращении из Польши он вспомнил обо мне и сделал меня поставщиком двора.

— Это ценнейшее знакомство, господин Брике.

— Знакомство с его величеством?

— Да.

— Не все согласились бы с вами, брат Борроме.

— О, лигисты!

— Теперь все более или менее лигисты.

— Но вы-то, наверно, менее.

— А почему вы так думаете?

— Ведь у вас личное знакомство с королем.

— Ну, ну, я ведь тоже, как и все, занимаюсь политикой, — сказал Шико.

— Да, но ваша политика в полном согласии с королевской.

— Напрасно вы так полагаете. У нас с ним частенько бывают размолвки.

— Если они между вами случаются, как же он возлагает на вас миссию?

— Вы хотите сказать — поручение?

— Миссию или поручение — это уже несущественно. И для того и для другого требуется доверие.

— Вот еще! Королю важно лишь одно — чтобы у меня был верный глаз.

— Верный глаз?

— Да.

— В делах политических или финансовых?

— Да нет же, верный глаз на ткани.

— Что вы говорите! — воскликнул ошеломленный Борроме.

— Конечно. Сейчас я объясню вам, в чем дело.

— Я слушаю.

— Вы знаете, что король совершил паломничество к Богоматери Шартрской?

— Да, молился о ниспослании ему наследника.

— Вот именно. Вы знаете, что есть вернейшее средство достичь цели, которой добивается король?

— Он, по всей видимости, к этому средству не прибегает.

— Брат Борроме! — сказал Шико.

— Что?

— Как вы отлично знаете, речь идет о появлении наследника престола чудесным путем, а не каким-нибудь иным.

— И об этом чуде он молил…

— …Шартрскую Богоматерь.

— Ах да, сорочка!

— Наконец-то вы поняли! Король позаимствовал у добрейшей Богоматери сорочку и вручил ее королеве, а взамен этой сорочки он вознамерился поднести ей одеяние, такое же, как у Богоматери Толедской, — говорят, это самое красивое и роскошное из всех одеяний Пресвятой Девы, какие только существуют.

— Так что вы отправляетесь…

— В Толедо, милейший брат Борроме, в Толедо, осмотреть хорошенько это одеяние и сшить точно такое же.

Борроме, видимо, колебался — верить или не верить словам Шико.

По зрелом размышлении мы должны прийти к выводу, что он ему не поверил.

— Вы сами понимаете, — продолжал Шико, словно и не догадываясь о том, что происходило в уме брата казначея, — что при таких обстоятельствах мне было бы очень приятно путешествовать в обществе служителей церкви. Но время идет, и теперь брат Жак не замедлит вернуться. Впрочем, не лучше ли будет подождать его вне стен монастыря — например, у Фобенского креста?

— Я считаю, что так было бы действительно лучше, — согласился Борроме.

— Значит, вы будете настолько любезны, что скажете ему об этом, как только он явится?

— Да.

— И пошлете его ко мне?

— Не замедлю.

— Благодарю вас, любезный брат Борроме, я в восторге, что с вами познакомился.

Они раскланялись. Шико спустился вниз по боковой лестнице. Брат Борроме запер за ним дверь на засов.

“Дело ясное, — сказал про себя Шико, — видимо, им очень важно, чтобы я не увидел этой дамы; значит, надо ее увидеть”.

Дабы осуществить это намерение, Шико вышел из обители св. Иакова так, чтобы всем это было заметно, и направился к Фобенскому кресту, держась посередине дороги.

Однако, добравшись до Фобенского креста, он скрылся за углом фермы; там, чувствуя, что теперь ему нипочем все аргусы настоятеля, будь у них, как у Борроме, соколиные глаза, он скользнул мимо строений, спустился в канаву, прошел по ней вдоль изгороди, уходившей обратно к монастырю, и, никем не замеченный, проник в довольно густую поросль, как раз напротив монастыря.

Это место явилось для него вполне подходящим наблюдательным пунктом. Он сел или, вернее, разлегся на земле и стал ждать, чтобы брат Жак возвратился в монастырь, а дама оттуда вышла.

Как мы знаем, Шико быстро принимал решения.

Сейчас он решил ждать, расположившись как можно удобнее.

В гуще молодых буковых побегов он проделал окошко, чтобы все прохожие, которые могли его интересовать, находились в поле его зрения.

Дорога была безлюдна.

В какую даль ни устремлялся взор Шико, нигде не было заметно ни всадника, ни праздношатающегося, ни крестьянина.

Вчерашняя толпа исчезла вместе со зрелищем, которым вызвано было ее скопление.