Эрих Ремарк - На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Эрих Ремарк - На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Эрих Ремарк
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

5/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
100

1

2

3

4

5

Эрих Ремарк - На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Эрих Ремарк, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В романе «На Западном фронте без перемен», одном из самых характерных произведений литературы «потерянного поколения», Ремарк изобразил фронтовые будни, сохранившие солдатам лишь элементарные формы солидарности, сплачивающей их перед лицом смерти.

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

На Западном фронте без перемен - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Эрих Ремарк

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

"Anyone else?"-and waits and then says softly:	"Больше никого?" Он выжидает, затем говорит тихо:
"In squads—" and then breaks off and is only able to finish: "Second Company—" with difficulty:	"Повзводно... - но обрывает себя и лишь с трудом заканчивает: - Вторая рота... - и через силу:
"Second Company-march easy!"	- Вторая рота - шагом марш! Идти вольно!"
A line, a short line trudges off into the morning.	Навстречу утру бредет лишь одна колонна по двое, всего лишь одна коротенькая колонна.
Thirty-two men.	Тридцать два человека.
SEVEN	VII
They have taken us farther back than usual to a field depot so that we can be re-organized.	Нас отводят в тыл, на этот раз дальше, чем обычно, на один из полевых пересыльных пунктов, где будет произведено переформирование.
Our company needs more than a hundred reinforcements.	В нашу роту надо влить более ста человек пополнения.
In the meantime, when we are off duty, we loaf around.	Пока что службы у нас немного, а в остальное время мы слоняемся без дела.
After a couple of days Himmelstoss comes up to us.	Через два дня к нам заявляется Химмельштос.
He has had the bounce knocked out of him since he has been in the trenches and wants to get on good terms with us.	С тех пор как он побывал в окопах, гонору у него сильно поубавилось. Он предлагает нам пойти на мировую.
I am willing, because I saw how he brought Haie Westhus in when he was hit in the back.	Я не возражаю, - я видел, как он помогал выносить Хайе Вестхуса, когда тому разорвало спину.
Besides he's decent enough to treat us in the canteen when we are out of funds.	А кроме того, он и в самом деле рассуждает здраво, так что мы принимаем его приглашение пойти с ним в столовую.
Only Tjaden is still reserved and suspicious.	Один только Тьяден относится к нему сдержанно и с недоверием.
But he is won over, too, when Himmelstoss tells us that he is taking the place of the sergeant-cook who has gone on leave.	Однако и Тьядена все же удается переубедить, -Химмельштос рассказывает, что он будет замещать повара, который уходит в отпуск.
As a proof he produces on the spot two pounds of sugar for us and a half-pound of butter specially for Tjaden.	В доказательство он тут же выкладывает на стол два фунта сахару для нас и полфунта масла лично для Тьядена.
He even sees to it that we are detailed the next two or three days to the cook-house for potato and turnip peeling.	Он даже устраивает так, что в течение следующих трех дней нас наряжают на кухню чистить картошку и брюкву.
The grub he gives us there is real officers' fare.	Там он угощает нас самыми лакомыми блюдами с офицерского стола.
Thus momentarily we have the two things a soldier needs for contentment: good food and rest.	Таким образом у нас сейчас есть все, что составляет счастье солдата: вкусная еда и отдых.
That's not much when one comes to think of it.	Если поразмыслить, это не так уж много.

A few years ago we would have despised ourselves terribly.	Какие-нибудь два или три года тому назад мы испытывали бы за это глубочайшее презрение к самим себе.
But now we are almost happy.	Сейчас же мы почти довольны.
It is all a matter of habit-even the frontline.	Ко всему на свете привыкаешь, даже к окопу.
Habit is the explanation of why we seem to forget things so quickly.	Привычкой объясняется и наша кажущаяся способность так быстро забывать.
Yesterday we were under fire, to-day we act the fool and go foraging through the countryside, to-morrow we go up to the trenches again.	Еще вчера мы были под огнем, сегодня мы дурачимся и шарим по окрестностям в поисках съестного, а завтра мы снова отправимся в окопы.
We forget nothing really.	На самом деле мы ничего не забываем.
But so long as we have to stay here in the field, the front-line days, when they are past, sink down in us like a stone; they are too grievous for us to be able to reflect on them at once.	Пока нам приходится быть здесь, на войне, каждый пережитый нами фронтовой день ложится нам на душу тяжелым камнем, потому что о таких вещах нельзя размышлять сразу же, по свежим следам.
If we did that, we should have been destroyed long ago. I soon found out this much:-terror can be endured so long as a man simply ducks;-but it kills, if a man thinks about it.	Если бы мы стали думать о них, воспоминания раздавили бы нас; во всяком случае я подметил вот что: все ужасы можно пережить, пока ты просто покоряешься своей судьбе, но попробуй размышлять о них, и они убьют тебя.
Just as we turn into animals when we go up to the line, because that is the only thing which brings us through safely, so we turn into wags and loafers when we are resting.	Если, отправляясь на передовую, мы становимся животными, ибо только так мы и можем выжить, то на отдыхе мы превращаемся в дешевых остряков и лентяев.
We can do nothing else, it is a sheer necessity.	Это происходит помимо нашей воли, тут уж просто ничего не поделаешь.
We want to live at any price; so we cannot burden ourselves with feelings which, though they might be ornamental enough in peacetime, would be out of place here.	Мы хотим жить, жить во что бы то ни стало; не можем же мы обременять себя чувствами. которые, возможно, украшают человека в мирное время, но совершенно неуместны и фальшивы здесь.
Kemmerich is dead, Haie Westhus is dying, they will have a job with Hans Kramer's body at the Judgment Day, piecing it together after a direct hit; Martens has no legs any more, Meyer is dead, Max is dead, Beyer is dead, Hammerling is dead, there are a hundred and twenty wounded men lying somewhere or other; it is a damnable business, but what has it to do with us now-we live.	Кеммерих убит, Хайе Вестхус умирает, с телом Г анса Крамера, угодившего под прямое попадание, будет немало хлопот в день Страшного суда, - его придется собирать по кусочкам; у Мартенса больше нет ног, Майер убит, Маркс убит, Байер убит, Хеммерлинг убит, сто двадцать человек лежат раненые по лазаретам... Все это чертовски грустно, но нам-то что за дело, ведь мы живы!
If it were possible for us to save them, then it would be seen how much we cared- we would have a shot at it though we went under ourselves; for we can be damned quixotic when we like; fear we do not know much about- terror of death, yes; but that is a different matter, that is physical.	Если бы мы могли их спасти, - о, тогда бы мы пошли за них хоть к черту на рога, пускай бы нам пришлось самим сложить головы, - ведь когда мы чего-нибудь захотим, мы становимся бедовыми парнями; мы почти не знаем, что такое страх, разве что страх смерти, но это другое дело, - это чисто телесное ощущение.

But our comrades are dead, we cannot help them, they have their rest-and who knows what is waiting for us?	Но наших товарищей нет в живых, мы ничем не можем им помочь, они свое отстрадали, а кто знает, что еще ждет нас?
We will make ourselves comfortable and sleep, and eat as much as we can stuff into our bellies, and drink and smoke so that hours are not wasted.	Поэтому мы завалимся на боковую и будем спать или станем есть, пока не лопнет брюхо, будем напиваться и курить, чтобы хоть чем-то скрасить эти пустые часы.
Life is short.	Жизнь коротка.
The terror of the front sinks deep down when we turn our backs upon it; we make grim, coarse jests about it, when a man dies, then we say he has nipped off his turd, and so we speak of everything; that keeps us from going mad; as long as we take it that way we maintain our own resistance.	Кошмары фронта проваливаются в подсознание, как только мы удаляемся от передовой; мы стараемся разделаться с ними, пуская в ход непристойные и мрачные шуточки; когда кто-нибудь умирает, о нем говорят, что он "прищурил задницу", и в таком же тоне мы говорим обо всем остальном. Это спасает нас от помешательства. Воспринимая вещи с этой точки зрения, мы оказываем сопротивление.
But we do not forget.	Но мы ничего не забываем!
It's all rot that they put in the war-news about the good humour of the troops, how they are arranging dances almost before they are out of the front-line.	Все, что пишется в военных газетах насчет неподражаемого юмора фронтовиков, которые будто бы устраивают танцульки, едва успев выбраться из-под ураганного огня, - все это несусветная чушь.
We don't like that because we are in a good humour: we are in a good humour because otherwise we should go to pieces.	Мы шутим не потому, что нам свойственно чувство юмора, нет, мы стараемся не терять чувства юмора, потому что без него мы пропадем.
Even so we cannot hold out much longer; our humour becomes more bitter every month.	К тому же надолго этого не хватит, с каждым месяцем наш юмор становится все более мрачным.
And this I know: all these things that now, while we are still in the war, sink down in us like a stone, after the war shall waken again, and then shall begin the disentanglement of life and death.	И я знаю: все, что камнем оседает в наших душах сейчас, пока мы находимся на войне, всплывет в них потом, после войны, и вот тогда-то и начнется большой разговор об этих вещах, от которого будет зависеть, жить нам дальше или не жить.
The days, the weeks, the years out here shall come back again, and our dead comrades shall then stand up again and march with us, our heads shall be clear, we shall have a purpose, and so we shall march, our dead comrades beside us, the years at the Front behind us: - against whom, against whom?	Дни, недели, годы, проведенные здесь, на передовой, еще вернутся к нам, и наши убитые товарищи встанут тогда из-под земли и пойдут с нами; у нас будут ясные головы, у нас будет цель, и мы куда-то пойдем, плечом к плечу с нашими убитыми товарищами, с воспоминаниями о фронтовых годах в сердце. Но куда же мы пойдем? На какого врага?
Some time ago there was an army theatre in these parts.	Где-то здесь неподалеку находился одно время фронтовой театр.
Coloured posters of the performances are still sticking on a hoarding.	На одном из заборов еще висят пестрые афиши, оставшиеся с того времени, когда здесь давались представления.
With wide eyes Kropp and I stand in front of it.	Мы с Кроппом стоим перед афишами и смотрим на них большими глазами.