Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Шарлотта Бронте
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Шарлотта Бронте, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В поисках лучшей доли Джен Эйр, сирота, страдающая от притеснений родственников и школьных наставников, становится гувернанткой и начинает новую счастливую жизнь в Торнфилде. Спустя некоторое время Джен начинает понимать, что Рочестер, хозяин Торнфилда, скрывает от нее какую-то тайну.

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Шарлотта Бронте

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

She made reasonable progress, entertained for me a vivacious, though perhaps not very profound, affection; and by her simplicity, gay prattle, and efforts to please, inspired me, in return, with a degree of attachment sufficient to make us both content in each other's society.	Она делала вполне удовлетворительные успехи, питала ко мне искреннюю, хотя, быть может, и не очень глубокую привязанность, а ее простодушие, живость и желание нравиться внушали и мне ответное чувство, достаточное, чтобы сделать наше взаимное общение приятным.
This, par parenth?se, will be thought cool language by persons who entertain solemn doctrines about the angelic nature of children, and the duty of those charged with their education to conceive for them an idolatrous devotion: but I am not writing to flatter parental egotism, to echo cant, or prop up humbug; I am merely telling the truth.	Это - замечу в скобках - может быть сочтено за холодность теми, кто любит разглагольствовать об ангельской природе детей и кто считает долгом воспитателей относиться к ним с обожанием; но я пишу эту книгу не для того, чтобы льстить родительскому эгоизму, не для того, чтобы потворствовать лицемерию или повторять всякий вздор. Моя цель - говорить только правду.
I felt a conscientious solicitude for Ad?le's welfare and progress, and a quiet liking for her little self: just as I cherished towards Mrs. Fairfax a thankfulness for her kindness, and a pleasure in her society proportionate to the tranquil regard she had for me, and the moderation of her mind and character.	Я добросовестно заботилась об успехах и развитии Адели и питала спокойную привязанность к ее маленькой особе, так же как я питала благодарность к миссис Фэйрфакс за ее доброту, за ее неизменно ровное и ласковое отношение ко мне, отвечая ей таким же уважением.
Anybody may blame me who likes, when I add further, that, now and then, when I took a walk by myself in the grounds; when I went down to the gates and looked through them along the road; or when, while Ad?le played with her nurse, and Mrs. Fairfax made jellies in the storeroom, I climbed the three staircases, raised the trap-door of the attic, and having reached the leads, looked out afar over sequestered field and hill, and along dim sky-line-that then I longed for a power of vision which might overpass that limit; which might reach the busy world, towns, regions full of life I had heard of but never seen-that then I desired more of practical experience than I possessed; more of intercourse with my kind, of acquaintance with variety of character, than was here within my reach.	Пусть порицает меня кто хочет, если я добавлю к этому, что порой, когда я одна бродила по парку, или выходила за ворота и смотрела на дорогу, или, воспользовавшись тем, что Адель играет с няней, а миссис Фэйрфакс расставляет банки с вареньем в кладовой, взбиралась по лестнице на третий этаж, открывала дверь чердака и, выбравшись на крышу, окидывала взором далекие поля и холмы и всматривалась в туманный горизонт; что мне хотелось тогда обладать особой силой зрения, которая помогла бы мне проникнуть за эти пределы, достигнуть иного, деятельного мира, увидеть города и местности, полные жизни, о которых я слышала, но которых никогда не видела; что я мечтала о большем жизненном опыте, о более широком общении с людьми, о знакомстве с более разнообразными характерами, чем те, которые меня окружали до сих пор.
I valued what was good in Mrs. Fairfax, and what was good in Ad?le; but I believed in the existence of other and more vivid kinds of goodness, and what I believed in I wished to behold.	Я очень ценила все хорошие качества миссис Фэйрфакс и Адели, но я верила, что существует другая, более деятельная доброта, - а то, во что я верила, я желала и увидеть.
Who blames me?	Кто будет порицать меня?
Many, no doubt; and I shall be called discontented.	Без сомнения, многие. Меня назовут слишком требовательной.
I could not help it: the restlessness was in my nature; it agitated me to pain sometimes.	Но что я могла поделать? По натуре я человек беспокойный, неугомонность у меня в характере, и я не однажды страдала из-за нее.

Then my sole relief was to walk along the corridor of the third storey, backwards and forwards, safe in the silence and solitude of the spot, and allow my mind's eye to dwell on whatever bright visions rose before it-and, certainly, they were many and glowing; to let my heart be heaved by the exultant movement, which, while it swelled it in trouble, expanded it with life; and, best of all, to open my inward ear to a tale that was never ended-a tale my imagination created, and narrated continuously; quickened with all of incident, life, fire, feeling, that I desired and had not in my actual existence.	Тогда моим единственным утешением было ходить по коридору третьего этажа взад и вперед, в тишине и уединении, и отдаваться внутреннему созерцанию тех ярких образов, которые теснились передо мною, прислушиваться к нараставшему в моем сердце волнению, смущавшему меня, но полному жизни, и в лучшие минуты внимать той бесконечной повести, которую создавала моя фантазия, насыщая ее событиями, огнем, чувством - всем, чего я желала и чего лишена была в этот период моего существования.
It is in vain to say human beings ought to be satisfied with tranquillity: they must have action; and they will make it if they cannot find it.	Напрасно утверждают, что человек должен довольствоваться спокойной жизнью: ему необходима жизнь деятельная; и он создает ее, если она не дана ему судьбой.
Millions are condemned to a stiller doom than mine, and millions are in silent revolt against their lot.	Миллионы людей обречены на еще более однообразное существование, чем то, которое выпало на мою долю, - и миллионы безмолвно против него бунтуют.
Nobody knows how many rebellions besides political rebellions ferment in the masses of life which people earth.	Никто не знает, сколько мятежей - помимо политических - зреет в недрах обыденной жизни.
Women are supposed to be very calm generally: but women feel just as men feel; they need exercise for their faculties, and a field for their efforts, as much as their brothers do; they suffer from too rigid a restraint, too absolute a stagnation, precisely as men would suffer; and it is narrow-minded in their more privileged fellow-creatures to say that they ought to confine themselves to making puddings and knitting stockings, to playing on the piano and embroidering bags.	Предполагается, что женщине присуще спокойствие; но женщины испытывают то же, что и мужчины; у них та же потребность проявлять свои способности и искать для себя поле деятельности, как и у их собратьев мужчин; вынужденные жить под суровым гнетом традиций, в косной среде, они страдают совершенно так же, как страдали бы на их месте мужчины. И когда привилегированный пол утверждает, что призвание женщины только печь пудинги да вязать чулки, играть на рояле да вышивать сумочки, то это слишком ограниченное суждение.
It is thoughtless to condemn them, or laugh at them, if they seek to do more or learn more than custom has pronounced necessary for their sex.	Неразумно порицать их или смеяться над ними, если они хотят делать нечто большее и учиться большему, чем то, к чему обычай принуждает их пол.
When thus alone, I not unfrequently heard Grace Poole's laugh: the same peal, the same low, slow ha! ha! which, when first heard, had thrilled me: I heard, too, her eccentric murmurs; stranger than her laugh.	Во время этих одиноких прогулок по коридору я нередко слышала смех Грэйс Пул. Это был все тот же отрывистый, низкий, глухой смех, который так взволновал меня, когда я впервые услышала его. До меня доносилось также ее бормотание, еще более странное, чем смех.
There were days when she was quite silent; but there were others when I could not account for the sounds she made.	В иные дни она безмолвствовала; но звуки ее голоса всегда вызывали у меня недоумение.

Sometimes I saw her: she would come out of her room with a basin, or a plate, or a tray in her hand, go down to the kitchen and shortly return, generally (oh, romantic reader, forgive me for telling the plain truth!) bearing a pot of porter.	Я не раз видела ее; она выходила из своей комнаты то с тазом, то с тарелкой или подносом в руках, направлялась на кухню и обычно возвращалась оттуда с кружкой портера (прости мне эту грубую правду, романтический читатель).
Her appearance always acted as a damper to the curiosity raised by her oral oddities: hard-featured and staid, she had no point to which interest could attach.	При виде ее мое любопытство, вызванное ее странным смехом, гасло: ни в этой неповоротливой фигуре, ни в лице с резкими чертами не было ничего, способного вызвать интерес.
I made some attempts to draw her into conversation, but she seemed a person of few words: a monosyllabic reply usually cut short every effort of that sort.	Я не раз старалась вовлечь Г рейс в разговор, но она была чрезвычайно молчалива: все мои попытки пресекались ее односложными ответами.
The other members of the household, viz., John and his wife, Leah the housemaid, and Sophie the French nurse, were decent people; but in no respect remarkable; with Sophie I used to talk French, and sometimes I asked her questions about her native country; but she was not of a descriptive or narrative turn, and generally gave such vapid and confused answers as were calculated rather to check than encourage inquiry.	Остальные обитатели этого дома: Джон и его жена, Ли - горничная и Софи - няня-француженка - были вполне достойные, однако ничем не примечательные люди. С Софи я болтала по-французски и иногда расспрашивала ее о родине; но у нее не было дара ни к описанию, ни к рассказу, и она обычно давала такие краткие и неопределенные ответы, что они могли скорее отбить охоту к расспросам, чем вызвать ее.
October, November, December passed away.	Так прошли октябрь, ноябрь и декабрь.
One afternoon in January, Mrs. Fairfax had begged a holiday for Ad?le, because she had a cold; and, as Ad?le seconded the request with an ardour that reminded me how precious occasional holidays had been to me in my own childhood, I accorded it, deeming that I did well in showing pliability on the point.	Однажды в январе, после обеда, миссис Фэйрфакс попросила, чтобы я не занималась с Аделью ввиду того, что девочка простужена; Адель горячо поддержала эту просьбу; я вспомнила ту радость, которую доставляли мне такие случайные праздники, когда я была ребенком, и, сочтя необходимым проявить известную уступчивость, согласилась.
It was a fine, calm day, though very cold; I was tired of sitting still in the library through a whole long morning: Mrs. Fairfax had just written a letter which was waiting to be posted, so I put on my bonnet and cloak and volunteered to carry it to Hay; the distance, two miles, would be a pleasant winter afternoon walk.	Был ясный, спокойный день, хотя очень холодный. Я устала, просидев все долгое утро в библиотеке. Миссис Фэйрфакс только что написала письмо, которое нужно было отправить на почту, поэтому я надела шляпу и плащ и предложила отнести его в Хэй: до этой деревушки всего две мили - это будет только приятной прогулкой.
Having seen Ad?le comfortably seated in her little chair by Mrs. Fairfax's parlour fireside, and given her her best wax doll (which I usually kept enveloped in silver paper in a drawer) to play with, and a story-book for change of amusement; and having replied to her	Усадив Адель в маленькое креслице возле камина в комнате миссис Фэйрфакс и дав ей ее лучшую восковую куклу (которую я обычно хранила в шкафу завернутой в серебряную бумагу), а также книжку с картинками, я ушла, ответив поцелуем на ее
"Revenez bient?t, ma bonne amie, ma ch?re Mdlle. Jeannette," with a kiss I set out.	"Возвращайтесь скорее, моя милая, моя дорогая мадемуазель Жаннет".