Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

— Он все еще в гостинице, — заявил адвокатик. — Я его вчера встретил, передавал вам привет, донья Перфекта.

— Видел ли кто-нибудь подобное нахальство?.. Ах, сеньор Пинсон, не удивляйтесь, что я говорю так о своем родном племяннике… Вы, должно быть, слышали — это тот молодчик, что жил в комнате, которую занимаете теперь вы.

— Да, да. Лично я с ним не знаком, но я знаю его в лицо и наслышан о нем. Ведь он — близкий друг нашего бригадного генерала.

— Близкий друг генерала?

— Да, сеньора, командира бригады, которая прибыла в этот район и сейчас размещена по разным местам.

— А где же сам генерал? — спросила сеньора.

— В Орбахосе.

— По-моему, он живет в доме Полавьеха, — заметил Хасинто.

— Ваш племянник, — продолжал Пинсон, — и генерал Баталья — близкие друзья; они друг друга очень любят, их постоянно можно увидеть вместе на улицах города.

— Ну, дружок, тогда я плохого мнения об этом генерале, — вставила донья Перфекта.

— Это… Это жалкий человек, — сказал Пинсон таким тоном, словно он из вежливости не осмеливался выразиться сильнее.

— Не говоря о присутствующих, сеньор Пинсон, и отдавая должное таким людям, как вы, — продолжала сеньора, — нельзя отрицать, что в испанской армии встречаются настолько неприятные типы…

— Наш генерал был превосходным офицером до того, как стал заниматься спиритизмом…

— Спиритизмом?!

— А… секта, которая вызывает призраков и домовых, используя для этого ножки столов… — рассмеялся священник.

— Из любопытства, из чистого любопытства, — подчеркнул Хасинто, — я заказал в Мадриде сочинения Аллана Кардека. Нужно знать обо всем.

— Возможно ли, чтобы такая глупость… Иисусе. Скажите-ка мне, Пинсон: мои племянник тоже из этой секты столовращателей?

— По-моему, это он посвятил в тайны спиритизма нашего бравого генерала Баталью.

— Боже мой!

— Да, да. Когда ему взбредет на ум, — заметил дон Иносенсио, не в силах сдержать смех, — он будет разговаривать с Сократом, с апостолом Павлом, Сервантесом и Декартом, как я говорю с Либрадой: принеси, мол, мне спички. Бедный сеньор де Рей! Правду я говорил, что у него не все дома.

— Но вообще-то, — продолжал Пинсон, — наш генерал храбрый вояка. Его единственный недостаток — слишком большая суровость. Он так буквально понимает приказы правительства, что, если ему здесь будут противоречить, от него можно ждать всего — он камня на камне не оставит от Орбахосы. Да, предупреждаю вас: будьте осторожней.

— Это чудище всем нам голову снесет. Ах! Знаете, дон Иносенсио, приход войск напоминает мне то, что я когда-то читала о древних мучениках, — как римский проконсул являлся в какое-нибудь христианское селение…

— Сравнение точное, — промолвил исповедник, смотря на Пинсона поверх очков.

— Все это, конечно, печально; но раз дело действительно так обстоит, нужно говорить правду, — благодушно протянул Пинсон. — Уж теперь, государи мои, вы в наших руках.

— Местные власти, — возразил Хасинто, — действуют пока что превосходно.

— Я полагаю, что вы ошибаетесь, — ответил военный, за выражением лица которого с интересом следили донья Перфекта и исповедник. — Час назад алькальда Орбахосы сместили.

— Губернатор провинции?

— Губернатора сместил уполномоченный правительства, который, видимо, приехал сегодня утром. Все муниципалитеты прекращают свою работу. Так приказал министр. Он почему-то — уж не знаю почему — боялся, что они не будут оказывать поддержки центральной власти.

— Хороши же у нас дела, — пробормотал священник, сморщив лоб и выпятив нижнюю губу.

Донья Перфекта задумалась.

— Освобождены от должности также несколько судей первой инстанции, в том числе орбахосский судья.

— Судья! Перикито!.. Перикито уже не судья! — воскликнула донья Перфекта с таким выражением лица и таким голосом, словно ее укусила гадюка.

— Да, в Орбахосе уже нет прежнего судьи, — сказал Пинсон. — Завтра прибудет новый.

— Чужак?

— Чужак!

Может быть, это какой-нибудь плут… А старый был такой честный, — промолвила донья Перфекта, полная тревоги. — Чего, бывало, у него ни попрошу, сразу же сделает. Вы не знаете, кто будет алькальдом?

— Говорят, приедет коррехидор {157} .

— Да лучше бы вы прямо сказали, что надвигается потоп, и дело с концом, — проговорил священник, вставая.

— Итак, мы отныне во власти сеньора генерала?

— Всего лишь на несколько дней, не более. Не сердитесь на меня, пожалуйста. Несмотря на форму, которую я ношу, я не люблю военщины; но нам велят бить… мы и бьем. Нет более мерзкой службы, чем наша.

— Что верно, то верно, — произнесла донья Перфекта с плохо скрываемой злобой. — Вы сами сознались… Итак, ни алькальда, ни судьи…

— Ни губернатора провинции.

— Пусть уж заберут и епископа и пришлют нам на его место церковного служку.

— Да, только этого еще не хватает… Если их здесь оставить, — проворчал дон Иносенсио, глядя в землю, — они ни перед чем не остановятся.

— А все это из боязни, что в Орбахосе поднимется мятеж, — заявила сеньора, сложив руки и в отчаянии опустив их на колени. — Говоря откровенно, Пинсон, я не знаю, почему здесь камни не ропщут. Я никому из вас не желаю зла, но было бы справедливо, если бы вода, которую вы пьете, превратилась в грязь… Так вы говорите, что мой племянник близкий друг генерала?

— Да, они так дружны, что целый день не расстаются, они вместе в школе учились. Баталья любит Рея, как брата, и угождает ему во всем. На вашем месте, сеньора, я был бы обеспокоен.

— О боже мой! Я боюсь какого-нибудь насилия!.. — воскликнула она тревожно.

— Сеньора, — прервал ее решительным голосом священник, — чем допустить насилие в этом почтенном доме, чем допустить, чтобы эту благороднейшую семью каким-либо образом притесняли, да я скорее… и мой племянник… Все жители Орбахосы…

Дон Иносенсио не закончил. Он так задыхался от гнева, что не мог связно произнести двух слов. Пройдясь по комнате воинственной походкой, он снова сел.

— Мне кажется, что эти опасения напрасны, — сказал Пинсон. — В случае необходимости, я…

— И я, — повторил за ним Хасинто.

Донья Перфекта пристально смотрела на застекленную дверь столовой, сквозь которую можно было различить тоненькую фигуру девушки. И по мере того как донья Перфекта смотрела, на лице ее все больше сгущались мрачные тучи.

— Росарио, иди сюда, Росарио! — окликнула она дочь, выходя ей навстречу. — Мне кажется, что сегодня ты выглядишь лучше, ты повеселела, да… Вам не кажется, что Росарио сегодня лучше выглядит? Ее словно подменили.

Все согласились, что лицо Росарио светится счастьем.

В эти дни мадридские газеты опубликовали следующее сообщение: