Педро Аларкон - Треугольная шляпа, Пепита Хименес, Донья Перфекта, Кровь и песок

Недавно мне исполнилось двадцать два года. До сих пор мой религиозный пыл был столь велик, что я не знал иной любви, кроме непорочной любви к богу и его святой религии, которую я желал бы проповедовать, чье торжество желал бы видеть во всех уголках земли. Признаюсь, что к этой чистой любви примешивалось в какой-то степени земное чувство. Вы это знаете, я часто говорил Вам об этом; Вы же, относясь ко мне с обычной снисходительностью, отвечали, что человек не ангел и даже стремление к подобной праведности есть гордыня; Вы мне советовали умерять подобные чувства, но не заглушать их совсем. Любовь к науке, жажда славы, достигнутой с помощью той же науки, даже высокое мнение о себе — все это, испытываемое с умеренностью, смягченное христианским смирением и направленное к доброй цели, хотя и таит зерно себялюбия, однако может служить побуждением и опорой для самых твердых и благородных решений. Итак, сомнение, овладевшее мной, касается не моей гордости и чрезмерной самоуверенности, жажды мирской славы или излишней научной любознательности — нет, дело не в этом, а в чем-то до известной степени противоположном. Меня охватывает порой изнеможение, вялость воли, томление, — и, глядя на милый цветок или созерцая таинственный, тонкий, призрачный луч далекой звезды, я так легко плачу от нежности, что мне становится страшно за себя.

Скажите мне, что Вы думаете обо всем этом и нет ли чего-нибудь нездорового в моем душевном состоянии?

8 апреля

Сельские развлечения все продолжаются, и я, вопреки желанию, вынужден принимать в них участие.

В сопровождении батюшки я осмотрел почти все наши владения. Батюшка и его друзья были поражены, что я не оказался полным невеждой в вопросах сельского хозяйства, — изучение богословия кажется им несовместимым с познанием природы; они удивились моей осведомленности, когда среди кустов винограда, на которых едва начали распускаться листочки, я отличил лозу «Педро Хименес» от «Дон Буэно». Но не менее поразило их и то, что среди зеленых побегов я смог отличить ячмень от пшеницы и анис от бобов, что знаю много плодовых и декоративных деревьев и даже среди сорных трав угадал ряд названий и рассказал кое-что об их свойствах и особенностях.

Пепита Хименес, узнав от батюшки, что мне очень нравятся здешние сады, пригласила нас к себе на хутор отведать ранней земляники. Это желание Пепиты угодить батюшке, который к ней сватается и которого она отвергает, часто кажется мне заслуживающим порицания кокетством, но, когда я вижу, как Пепита проста, искренна и чистосердечна, все дурные мысли у меня исчезают и я начинаю верить, что она так поступает не из расчета, а лишь стремясь сохранить верную дружбу, которая издавна связывает ее с нашей семьей.

Как бы то ни было, третьего дня, под вечер, мы отправились на хутор. Это очаровательное место, самое прелестное и живописное, какое только можно себе представить. Там протекает речка, орошающая почти все здешние сады и питающая множество каналов; за хутором устроена плотина, и после орошения избыток воды устремляется в глубокий овраг, окруженный серебристыми тополями, осокорями, ивами, цветущими олеандрами и другими густолиственными деревьями. Образуя чистый и прозрачный водопад, река, пенясь, течет по дну оврага, а затем вновь устремляется по извилистому руслу, вырытому природой; берега пестрят цветами и травами, а сейчас, весной, усеяны множеством фиалок. Склоны холмов на окраине хутора поросли смоковницами, ореховыми и всякими плодовыми деревьями. А на равнине чередуются грядки с земляникой, помидорами, картофелем, фасолью, перцем; за ними — небольшой сад, полный цветов, которыми так изобилуют здешние края. Особенно много роз — их сотни сортов. Домик садовника красивее и чище тех, которые обычно встречаешь в этих местах, а неподалеку стоит беседка, где Пепита и угостила нас великолепным завтраком с земляникой в качестве главного блюда. Для столь ранней поры земляники было удивительно много; ее подавали с козьим молоком — в хозяйстве Пепиты есть и козы.

В пикнике принимали участие врач, нотариус, моя тетушка донья Касильда, батюшка и я, а также неизменный гость — сеньор викарий, духовный отец и восторженный почитатель Пепиты.

По утонченному, несколько сибаритскому обычаю, за завтраком нам прислуживали не садовник с женой и мальчиком или местные крестьяне, а две миловидные девушки — горничные Пепиты, обе в живописных деревенских нарядах; все на них выглядело просто, но необыкновенно мило: облегающие фигуру платья из яркого ситца и шелковые косынки на плечах; непокрытые блестящие черные волосы, заплетенные в тугие косы и уложенные сзади узлом в форме молоточка, а спереди — падающие на лоб завитки, которые именуются здесь «улитками», и у всех свежие розы в волосах.

Наряд Пепиты — черное шерстяное платье — отличался только цветом и высоким качеством ткани от одежды девушек; юбка была не слишком коротка, но и не волочилась по земле. Скромная косынка черного шелка покрывала, по местной моде, ее грудь и плечи, а на голове не было иных украшений, кроме ее собственных золотистых волос, — ни замысловатой прически, ни цветка, ни драгоценностей. Но я обратил внимание, что, вопреки деревенским обычаям, она носила перчатки. Видимо, Пепита очень заботится о своих руках и, может быть, в какой-то мере гордится тем, что они у нее очень белые и красивые, с блестящими розовыми ногтями; может быть, у нее и есть такая слабость, но она по-человечески извинительна: если я не ошибаюсь, святая Тереса в молодости тоже обладала подобной слабостью, что, однако, не помешало ей стать великой святой.

Действительно, я могу понять, если не извинить, эту причуду, эту слабость. Так благородно, так аристократично иметь красивые руки. Мне иногда даже представляется, что в этом есть нечто символическое. Рука — это орудие наших трудов, признак нашего благородства, средство, с помощью которого разум облекает в форму художественные мысли, создания воли и осуществляет власть, которую бог даровал человеку над всем, что им создано. Рука грубая, жилистая, сильная, может быть, мозолистая — рука труженика, рабочего — благородно доказывает эту власть, но в той части, которая носит грубо материальный характер. Напротив, руки Пепиты — почти прозрачные, с легким розоватым оттенком; кажется, видишь, как под кожей пульсирует ясная кровь, придающая жилкам нежный голубой отблеск, — эти руки, говорю я, с точеными, безукоризненной формы пальцами кажутся символом волшебного господства, таинственной власти, осуществляемой человеческим духом без участия материальной силы, над всеми видимыми предметами, созданными богом и совершенствуемыми и улучшаемыми им при участии человека. Невозможно поверить, чтобы человек, обладающий такими руками, мог таить нечистые помыслы и грубые, низкие расчеты.