Вольтер - Орлеанская девственница_Магомет_Философские повести

Один из философов ответил ему, что он может не сомневаться в существовании разумных творений, куда более малых, чем человек. Он рассказал ему о пчелах, — не Вергилиевы басни {564} , а то, что открыл Сваммердам {565} и анатомически исследовал Реомюр {566} . Он поведал ему затем, что существуют животные, которые по сравнению с пчелами то же, что пчелы по сравнению с человеком, или сам житель Сириуса — с теми громадными созданиями, о которых он только что поминал, или, в свою очередь, эти громадные создания по сравнению с теми великанами, перед которыми они кажутся всего лишь атомами. Мало-помалу разговор становился все занимательнее, и Микромегас сказал тогда следующее.

Разговор с людьми

— О разумные атомы, в которых Вечному Существу угодно было явить свое могущество и мудрость! Вы, несомненно, вкушаете на вашей планете самые чистые радости, ибо в вас так мало плоти и так много духа, что, по-видимому, жизнь ваша соткана только из любви и размышлений, а это и есть истинно духовная жизнь. Здесь-то, конечно, и находится та обитель настоящего счастья, которую до сих пор я тщетно искал.

Выслушав эту речь, философы потупились, и один из них, более прямодушный, чем другие, чистосердечно признался, что, за исключением очень немногих людей, кстати, весьма мало уважаемых, жители земли — это сборище безумцев, злодеев и несчастливцев.

— Судя по нашим злодеяниям, в нас больше чем достаточно материи, если только зло — свойство материи, — сказал он, — или слишком много духа, если оно — свойство духа. Знаете ли вы, например, что в эту самую минуту, когда я беседую с вами, сто тысяч безумцев нашей породы {567} , носящих на голове шляпы, режутся не на жизнь, а на смерть с сотней тысяч других таких же животных в чалмах и что так ведется почти по всей земле с незапамятных времен?

Житель Сириуса, ужаснувшись, спросил, что за причина столь жестоких раздоров между столь тщедушными существами.

— Дело идет о нескольких кучках грязи величиной с вашу пятку, — ответил философ. — При этом никто из всех безумцев, убивающих друг друга, не поживится ни единой крупицей этой грязи. Дело идет лишь о том, достанется ли она некоему человеку, которого именуют султаном, или другому, которого, неизвестно почему, величают кесарем. Ни тот, ни другой в глаза не видели и не увидят спорного клочка земли; и почти ни одно из животных, взаимно истребляющих друг друга, никогда не лицезрело животного, ради которого оно идет на убой.

— О, нечестивцы! — воскликнул возмущенный житель Сириуса. — Непостижимо, откуда у них такой разгул бешеной злобы! Мне даже захотелось сделать сейчас три шага и тремя ударами каблука раздавить этот муравейник, населенный жалкими убийцами.

— Не трудитесь, — ответили ему. — Они сами достаточно трудятся над собственным уничтожением. Знайте, что через десяток лет не останется и одной сотой этих несчастных. Если бы даже они и не воевали, все равно голод, тяжкий труд и невоздержание прикончили бы почти всех. К тому же карать надо вовсе не их, а ту кучку домоседов-варваров, которые, не выходя из своих кабинетов и занимаясь пищеварением, отдают приказы об убийстве миллионов людей и потом устраивают благодарственные молебствия богу.

Путешественник почувствовал сострадание к маленькому роду человеческому, являющему собой такие контрасты.

— Так как вы представляете разумное меньшинство, — сказал он своим собеседникам, — и, видимо, никого ради денег не убиваете, скажите мне, прошу вас, чем же вы занимаетесь?

— Мы анатомируем мух, — сказал философ, — измеряем отрезки прямых, слагаем числа; мы пришли к соглашению относительно двух-трех проблем, понятных нам, и ведем бесконечные споры о двух-трех тысячах вопросов, нам непонятных.

Тогда обоим путешественникам немедленно захотелось узнать, в чем же не сходятся между собою эти мыслящие атомы.

— Какое расстояние, по вашему мнению, от созвездия Пса до большой звезды Близнецов? — спросил их Микромегас.

— Тридцать два с половиной градуса, — ответили все разом.

— А от вас до Луны?

— Шестьдесят земных радиусов круглым счетом.

— Сколько весит ваш воздух?

Он думал поймать их на этом, но они сказали, что воздух весит примерно в девятьсот раз меньше, чем самая чистая вода такого же объема, и в девятнадцать тысяч раз меньше червонного золота.

Карлик-сатурниец, пораженный их ответами, готов был уже счесть чародеями тех самых людей, которым четверть часа назад отказывал в душе.

— Раз вы так хорошо осведомлены о внешнем мире, — сказал им наконец Микромегас, — вы, без сомнения, еще лучше знаете ваш собственный внутренний мир. Скажите же мне, что такое ваша душа и как образуются в вас понятия?

Философы, как и раньше, заговорили, перебивая друг друга, но каждый придерживался на этот счет своего особого мнения. Самый старый цитировал Аристотеля, другой называл имя Декарта, третий — Мальбранша {568} , тот — Лейбница, этот — Локка. Дряхлый перипатетик сказал очень громко и убежденно:

— Душа является энтелехией {569} и той причиной, по которой имеет возможность быть такой, какова она есть. Именно это утверждает Аристотель на странице шестьсот тридцать третьей луврского издания {570} : ҆Έντελέχεῖα εστι, и так далее.

— Я не очень-то хорошо понимаю греческий, — сказал великан.

— Я тоже, — ответила философическая козявка.

— Зачем же вы цитируете по-гречески этого самого Аристотеля? — удивился сирианец.

— Затем, — ответил ученый, — что цитировать следует то, чего совсем не понимаешь, на языке, который хуже всего изучил.

Слово взял картезианец и заявил следующее:

— Душа есть чистый дух, который в утробе матери воспринял все метафизические идеи {571} , однако, выйдя оттуда, должен идти в школу и заново постигать то, что он так хорошо знал и чего уже не узнает более.

— Вряд ли стоило твоей душе быть столь ученой в утробе матери, — ответило восьмимильное животное, — чтобы стать невеждой к тому времени, когда у тебя начнет расти борода. Но что ты разумеешь под словом «дух»?

— Зачем вы меня об этом спрашиваете? — ответил любитель разглагольствовать. — Я не имею об этом ни малейшего понятия; существует точка зрения, что он не материален.

— Но знаешь ли ты, по крайней мере, что такое материя?

— Еще бы не знать! — ответил человек. — Вот, к примеру, этот камень: он серый и такой-то формы, у него три измерения, он весом и делим.

— Ну, хорошо! — сказал житель Сириуса. — Этот предмет кажется тебе делимым, весомым и серым, но не объяснишь ли ты мне, что он все-таки собой представляет? Ты перечислил некоторые его свойства, но знаешь ли ты, в чем его суть?

— Нет. — ответил тот.

— Значит, ты вовсе не знаешь, что такое материя.