Полное собрание сочинений. Том 56.

414. 161 22. Тяжелый разговор с С[оней]. — Об этом разговоре в «Ежедневнике» С. А. Толстой 3 декабря 1908 г. записано: «Неприятные разговоры о рукописях Льва Николаевича, взятых Чертковым и увезенных им в Англию». Д. П. Маковицкий в своих записках так передает этот разговор: «За завтраком были: Александра Львовна, В. М. Феокритова, H. Н. Гусев и В. А. Лебрен. Софья Андреевна бранила В. Г. Черткова за то, что он забирает все рукописи Льва Николаевича. Александра Львовна заступилась за В. Г. Черткова, говорила о том, как он любит Льва Николаевича и предан ему и что он заслуживает благодарности за то, что собирает всё, что Лев Николаевич пишет; и что братья палец об палец не ударили, чтобы в чем-нибудь помочь отцу. Когда приехал В. Г. Чертков и Лев Николаевич вышел завтракать, Софья Андреевна и с ним завела разговор о том, чтобы неизданные рукописи Льва Николаевича (как «Хаджи Мурат» и другие), хранящиеся в копиях у В. Г. Черткова, в случае его смерти перешли к семье и чтобы семья одна имела право издавать их. Лев Николаевич на это сказал, что его желание — отказаться от права собственности на эти сочинения, как он уже отказался от права собственности на всё, написанное им за последние 30 лет. Софья Андреевна говорила, что сыновья: Лев, Андрей хотят, чтобы эти рукописи были собственностью семьи, и что внукам будут нужны деньги. В. Г. Чертков вынул записную книжку и стал тут же записывать весь разговор, а к концу сам принял участие в нем и резко сказал Софье Андреевне правду прямо в глаза. Потом В. Г. Чертков удивлялся, что Лев Николаевич очень мало расстроился этим разговором. Лев Николаевич сказал ему, что испытывает к Софье Андреевне только чувство жалости. Софья Андреевна ходила ко Льву Николаевичу извиняться».

Присутствовавший при этом разговоре В. А. Лебрен впоследствии так вспоминал о нем: «Когда я зимой 1908 года приехал в Ясную, Софья Андреевна была всё время настороже, очень недоброжелательным взглядом провожала чемодан Черткова, с которым тот приезжал каждый день ко Льву Николаевичу за рукописями, и не раз заговаривала со мною о двадцати пяти внуках и о том, как на сочинениях Толстого наживаются евреи. Младшие сыновья иногда вторили матери. Однажды, к моему великому ужасу, Софья Андреевна при мне сказала это прямо в глаза Льву Николаевичу, т. е. сказала, что сыновья желают, чтобы он право собственности на неизданные свои произведения завещал семье. У Льва Николаевича кровь отхлынула от лица, он сгорбился, ноги подогнулись... — «Соня! И так мне справедливо тычут в нос тем, что я живу в такой роскоши; теперь ты хочешь отнять у меня последнюю честь!» — проговорил он ослабевшим от волнения голосом. Но Софья Андреевна продолжала что-то настойчиво доказывать. У меня сердце перестало биться, я выбежал из комнаты и расслышал только, как Лев Николаевич дважды убедительно произнес: — «Последнюю честь!»

«Несколько дней я, молодой и здоровый, не мог оправиться от потрясения. Я хорошо знал уже тогда ту пучину взаимного непонимания, в которой обречены жить люди, но я никогда не подозревал, что она так бездонна, так ужасно, безысходно непроглядна»... (В. Лебрен, «Толстой» — «Вегетарианское обозрение» 1911, 1, стр. 12).

Этот же разговор в дневнике В. Г. Черткова 4 декабря 1908 г. рассказывается следующим образом: «Софья Андреевна, обращаясь к Льву Николаевичу, раздраженно утверждает, что собственность всех его когда-либо написанных, неизданных сочинений принадлежит семье. Лев Николаевич возражает. Она бежит к себе в комнату, приносит исписанный своей рукой карманный дневник и читает оттуда свою же запись о том, что Лев Николаевич отдал в общую собственность только те его писания, которые появились после 1881 года, но не те, которые при его жизни не появлялись в печати. Лев Николаевич опять начинает возражать. Она его перекрикивает. Он, наконец, решительным, авторитетным тоном заставляет ее выслушать его. (Она только-что говорила, что хлопочет не о себе, но что дети ее могут предъявить свои права.) — Лев Николаевич: «Ты воображаешь, что дети наши какие-то мерзавцы, которые в самом дорогом мне захотят сделать мне противное». — Софья Андреевна: «Ну, насчет «мерзавцев» я не знаю, но...» — Лев Николаевич (твердо): — «Нет, дай мне договорить. По-твоему выходит, что самую большую пакость, какую только возможно мне сделать, — это сделают мне дети. Больше пакости сделать мне нельзя. Ты знаешь, что у меня были основания, по которым я отказался от этих прав, — основания моей веры, и что же, ты хочешь, чтобы основы эти были лицемерием? Я отдал вам состояние, отдал сочинения прежние, оказывается, что должен отдать свою жизнь, — то, чем я живу. И так я ежедневно получаю ругательные письма, обвиняющие меня в лицемерии. А ты хочешь, чтобы я на самом деле стал лицемером и подлецом. Удивительно, как ты сама себя мучаешь без всякой надобности». — И он вышел из залы к себе, решительно притворив за собой дверь» (В. Г. Чертков, «Уход Толстого», изд. Центрального т-ва «Кооперативное издательство» и издательства «Голос Толстого», М. 1922, стр. 34—35).

6 декабря. Стр. 162—163.

415. 162 10—11 . Записано длинно рассуждение о веществе и движении, пространств[e] и времени. — Запись неизвестна.

416. 162 29. Хочу для фонографа приготовить. — 23 декабря 1908 г. в Ясную поляну приехали посланные Т. Эдисоном два специалиста с фонографом с целью запечатлеть в нем голос Толстого. Толстой произнес в фонограф несколько своих изречений на французском языке (см. т. 39). Какой-либо предварительной переписки по этому поводу, которая несомненно существовала, в архиве Толстого не сохранилось.

14 декабря. Стр. 163.

417. 163 12—13 . Записал очень важное о Боге — любви. —Запись неизвестна.

15 декабря. Стр. 163 — 165.

418. 165 4—6 . Послания Иоанна..... в себе. — Разумеются три «соборные послания св. апостола Иоанна Богослова», входящие в состав Библии. Библейская критика признает исторические свидетельства в пользу написания этих книг Иоанном весьма недостаточными. Толстому в посланиях, приписываемых Иоанну, было особенно близко последовательно проведенное понимание «бога любви» («бог есть любовь», «бога никто нигде не видел; если мы любим друг друга, то бог в нас пребывает»).

18 декабря. Стр. 165—167.

419. 165 26—27 . Приехали Реп[ин] с Нордм[ан]. — Наталья Борисовна Нордман-Северова (ум. 17 июня 1914 г. на 52 году жизни от туберкулеза) — писательница, ближайший друг И. Е. Репина, автор книг и статей: «Эта», повесть, Спб. 1901; «Крест материнства», рассказ. Спб. 1904; «Возмутительно!» комедия-водевиль, Спб. 1906; «Новая жизнь», сцена, Спб. 1906; «Следует раскрепостить прислугу», Спб. 1908: «Интимные страницы», Спб. 1910; «Ласточка права», сцена, М. 1910; «Поваренная книга для голодающих», Спб. 1911; «Пионерка», шарж, М. 1912; «К идеалам», Спб. 1912, и др.; ряд статей о вегетарианстве и защите животных в журнале «Вегетарианское обозрение» 1911—1914 гг. В книге «Интимные страницы» напечатаны «Письма к друзьям» о посещении Ясной поляны в 1907 и 1908 гг. (стр. 77—140). См. Илья Репин, «Сестрица Наталья Борисовна» — «Вегетарианское обозрение» 1914, 6—7, стр. 204—209; Иос. Перпер, «Наталья Борисовна» — там же, стр. 209—213; К. Чуковский, «Памяти Нордман-Северовой» — «Речь» 1914, № 164 от 19 июня; некрологи в «Новом времени» от 19 июня, «Русском слове» от 20 июня 1914 г. и других газетах.