Полное собрание сочинений. Том 53

Это отношение составляет предмет всей науки, теперь же изучение этого отношения называется учеными нашего времени этикою и считается одною и очень неважною из большого количества других наук. Всё навыворот — вся наука считается малой частью, а малая часть считается всей наукой. От этого озверение людей.

Происходит же это от поразительного невежества большинства так назыв[аемых] ученых. Они наивно уверены, что внешний мир есть настоящая реальность, точно так же, как мужики уверены, что солнце и звезды ходят вокруг земли. Как мужики не знают всего того, что сделали Галилей, Коперник, Ньютон или, если слышали, не верят, так матерьялисты ученые не слыхали, не знают или не верят тому, что сделали в критике познания Декарт, Кант, Беркелей и еще раньше их индусы и все религиозные учения.

9) Когда страдаешь, нужно войти в себя, не искать спички, а потушить тот свет, к[оторый] есть и кот[орый] мешает видеть своего истинного я. Нужно перевернуть Ваньку-встаньку, который стоял на пробке, и поставить его на свинец, и тогда всё станет ясно и прекратится большая доля страдания — вся та доля, кот[орая] не физическая.

10) Когда страдаешь страстью, то вот несколько рецептов паллиативов: а) Вспомни, как прежде много раз ты страдал от того, что соединял себя в своем сознании с своей страстью — похоти, корысти, охоты, тщеславия, и вспомни, как всё это проходило, и ты не находил уже того я , к[оторый] тогда страдал. Так и теперь. Страдаешь не ты, а та страсть, к[оторую] ты неправильно соединил в одно с собою.

б) Еще, когда страдаешь, вспомни, что это страдание не есть неприятность, от кот[орой] можно желать избавиться, а есть самый труд жизни, самое то дело, к[оторое] ты приставлен делать. Желая избавиться от нее, ты делаешь то, что сделал бы человек, подняв плуг там, где крепка земля, где именно она и долж[на] быть разделана.

в) Потом вспомни в ту минуту, когда ты страдаешь, что если в тех чувствах, к[оторые] в тебе, есть злоба, то страдание в тебе. Замени злобу любовью, и страдание кончится.

г) И это можно. Это любовь к врагу, кот[орая] и есть одна настоящая любовь. Надо добиваться ее, добиваться трудом — сознанием того, что в ней жизнь. Зато когда добьешься, какое облегчение!

д) Главное переверни Ваньку-встаньку, найди свое истинное я, то, кот[орое] видно только без спичек, и тогда злоба сама исчезнет. Это я не умеет, не может, не на кого ему злиться — оно может только жалеть, любя. —

—————————————————————————————————

За эти последние дни плохо писалось. Написал только всем письма и послал Шмиту добавку к письму о несовмест[имости] госуд[арственной] служ[бы] с хр[истианством]. Начал б[ыло] снова изложение веры. Буду продолжать. Ездил в Пирогово с Машей. Сережа очень хорош. С Андр[юшей] хорошо, хотя он погибает от пьянства и похоти.

21 Окт. 96. Я. П. Е. б. ж.

[23 октября.] Нынче должно быть 23 Окт. 96. Я. П.

Все эти дни разладился в работе. Написал вчера письмо Иркутск[ому] нач[альнику] дисц[иплинарного] бат[альона] об Ольховике. Сейчас вечер, сажусь писать, п[отому] ч[то] чувствую особенную важность и серьезность остающихся мне часов жизни. И не знаю, что мне должно делать, но чувствую назревшее во мне и просящееся наружу выражение воли Бога. Перечел Х[аджи]-М[урата], не то. За Воскр[есение] я взяться не могу. Драма занимает. Прекрасная статья Carpenter’a о науке. Все мы ходим близко около истины и с разных сторон раскрываем ее.

26 Окт. 96. Яс. Пол. Всё так же нездоровится. И не пишется. Голова болит. Вчера приехал Сережа. Написал письма Соне и Андр[юше]. Но кажется мне, что за это время сомнений я пришел к двум, очень важным положениям: 1) то, что я и прежде думал и записывал: что искусство есть выдумка. Есть соблазн забавы за куклами, картинками, песнями, игрой , сказками и больше ничего. Ставить же искусство, как это они делают (то же делают и с наукой) на один уровень с добром, есть sacrilège [117] [кощунство] ужасный. Доказатель[ство], что это не так, есть то, что и про истину (правду) я могу сказать, что истина добро (как Бог приговаривал: добро зело, тёйб), т. е. хорошо, и про красоту можно сказать, что это хорошо; но про добро нельзя сказать, что оно красиво (оно бывает не красиво) или истинно (оно всегда истинно).

Есть только одно добро — хорошо и дурно, а истина и красота это условия хорошие некот[орых] предметов. Другое очень важное это то, что разум есть единств[енное] средство проявления освобождения любви. Кажется, это важная мысль, пропущенная в моем изложении веры.

—————————————————————————————————

Нынче 1-е Ноября 96. Я. П. Всё время нездоровится и не работается. Написал только письма, в том числе в Кавк[азский] дисци[плинарный] бат[альон]. — Вчера, ходя ночью в метель по снегу, натрудил сердце, и оно болит. Думаю, что я очень скоро умру. Затем и записываю. Думаю, что умру без страха и противления. Сейчас сидел один и думал о том, как удивительно, что живут отдельно люди: подумал о Стасове, как он сейчас живет, что думает, чувствует? О Количке тоже. И так странно, ново стало знание того, что они, все они, люди, живут, а я не живу в них, что они закрыты от меня.

2 Нояб. 96. Я. П. Если буду жив.

[2 ноября.] Жив. Мне немного лучше. Писал изложение веры. Думаю, что правда — холодно, от того, что хочет быть непогрешимо. Метель. Отослал письма Шмиту и Ч[ерткову]. Не послал письма Калмык[овой]. Думал нынче об искусстве. Это игра. И когда игра трудящих[ся], нормальн[ых] людей — она хороша; но когда это игра развращенных паразитов, тогда она — дурна; и вот теперь дошло до декадентства.

3 Н. 96. Я. П. Е. б. ж.

[5 ноября.] Нынче 5 Н. 96. Я. П. Утро. Вчера б[ыл] ужасный день. Еще 3-го дня я за обедом высказал горячо и невоздержно Леве мой взгляд на неправильное его понимание жизни и того, чтó хорошо. Потом сказал ему, что чувствую себя виноватым. Вчера он начал разговор и говорил очень дурно с мелким личным озлоблением. Я забыл Бога, не молился, и мне стало больно, и я слил свое истинн[ое] я с скверным — забыл Бога в себе, и ушел вниз. Пришла С[оня], к[ак] вчера, и была очень хороша. Потом вечером, когда все ушли, она стала просить меня, чтобы я передал ей прав[а] на сочинения. Я сказал, что не могу. Она огорчилась и наговорила мне мно[го]. Я еще более огорчился, но сдержал[ся] и пошел спать. Ночь почти не спал, и тяжело. Сейчас нашел в дневник[е] рецепты , прочел их, и мне стало легче: отделить свое ист[инное] я от того, к[оторое] оскорб[лено] и сердится, помнить, что это не помеха, не случайная неприятно[сть], а самое мне предназначен[ное] дело и, главное, знать, что если есть во мне нелюбовь к кому-нибудь, то пока есть во мне эта нелюбовь — я виноват. А как знаешь, что виноват, так — легко. —