Полное собрание сочинений. Том 44

Лабрюйер.

Человек, лишенный смирения, склонен постоянно порицать других; он взирает только на их ошибки, но его собственные страсти разрастаются всё более и более, удаляя его от улучшения.

Буддийская мудрость.

Вода жидка, мягка и уступчива, но если она нападает на твердое, жесткое и неустойчивое, ничто не может устоять против нее: она смывает дома, кидает огромными кораблями, как щепками, размывает землю. Воздух еще жиже, мягче и уступчивее, чем вода, и еще сильнее, когда нападает на твердое, жесткое и неуступчивое. Он вырывает с корнями деревья, так же разрушает дома, поднимает самую воду в огромные волны и гоняет воду в тучах. Нежное, мягкое, уступчивое побеждает жестокое, суровое, неуступчивое.

То же и в жизни людей. Хочешь быть победителем, будь нежен, мягок и уступчив.

По Лао-Тсе.

Смирение дает радости, недоступные самодовольному и гордому.

Стоит только немного подумать, и мы всегда найдем за собой какую-нибудь вину перед человеческим родом (пусть это будет хотя бы только та вина, что, благодаря гражданскому неравенству людей, мы пользуемся известными преимуществами, ради которых другие должны испытывать еще больше лишений); и это помешает нам отогнать мысль о долге посредством себялюбивых представлений о своих заслугах.

Кант.

То, что реки и моря властвуют над всеми долинами, по которым текут, происходит от того, что они ниже их.

Поэтому святой человек, если он хочет быть выше народа, он должен стараться быть ниже его. Если он хочет руководить им, то он должен быть позади его.

Поэтому святой человек, если и живет выше народа, народ не чувствует этого. Он находится впереди народа, но народ не страдает от этого. Поэтому мир, не переставая, восхваляет его. Он не спорит ни с кем, никто в мире не спорит с ним.

Лао-Тсе.

Человек, считающий себя хозяином своей жизни, не бывает смиренен, потому что думает, что он ничем ни перед кем не обязан. Человек же, полагающий свое назначение в служении Богу, не может не быть смиренен, так как постоянно чувствует себя не исполнившим своих обязанностей.

Для того, чтобы научиться смирению, надо наедине самому с собою ловить себя на гордых мыслях.

Не пренебрегай правдой в самых неважных мелочах. Дорого не то, как ты скажешь и как это понравится тем, с кем ты говоришь, а дорого для тебя то, чтобы то, чтò ты говоришь, было то, чтò действительно есть.

Разум дан не на то, чтобы научить человека любить Бога и ближнего. Это вложено помимо разума в сердце человека. Разум дан человеку на то, чтобы указать ему, чтò ложь и чтò истина. А стоит человеку откинуть ложь — и он научится всему тому, чтò ему нужно.

Ничто не может изменить решения разума. Всё, чтò мы знаем, мы знаем чрез разум. И потому не верь тем, которые говорят, что не надо следовать разуму. Кто говорит так, подобен человеку, который советовал бы затушить свет единственного фонаря, руководящего нами во мраке.

Какая туча закутала мир? Отчего он так мрачен? Чтò оскверняет его? В чем его великая опасность?

Опасность его в том, что люди живут не тем божественным разумом, который дан каждому из них, а тем общим, извращенным разумом, который сложился среди людей для оправдания их страстей. Люди страдают и ищут спасения. Чтò же спасет их? Одно уважение к своему разуму и следование истине.

С восточного.

Удивляешься иногда, зачем человек защищает такие странные, неразумные положения: религиозные, политические, научные. Поищи, и ты найдешь, что он защищает свое положение.

Как только поступок объясняется сложным рассуждением, будь уверен, что поступок дурной.

Решения совести прямы и просты.

Одно из злых свойств человека состоит в том, что он любит и уважает самого себя, желает себе блага. Но беда ему, если он любит только самого себя: он захочет быть великим, а увидит, что он маленький, захочет быть хорошим, а увидит себя плохим, захочет, чтобы люди любили и уважали его, а увидит, что он противен людям своими недостатками, и они презирают его. И когда такой человек видит, что желания его не исполняются, он впадает в самое преступное дело: он начинает ненавидеть ту правду, которая идет ему наперекор; он хочет, чтобы правда эта была не видна людям, и так как он сделать этого не может, то он и сам для себя и для других старается извращать правду, когда только может; он таким способом надеется скрыть свои недостатки и от других и от самого себя. Но то, что он скроет их, сделает только то, что они утвердятся и увеличатся.

По Паскалю.

Все бессмысленные верования держатся больше всего на тех оправданиях, которые они дают дурным поступкам людей, исповедующих эти верования.

Для того, чтобы жить доброю жизнью, надо ставить правду выше всего, так, чтобы не бояться говорить правду, если бы правда эта была бы вредна и самому говорящему.

Чтò такое разум? Чтò бы мы ни определяли, мы определяем всегда только разумом. И потому, чем же будем определять разум?

Если мы всё определяли разумом, то разум по этому самому определять и не можем. Но мы все не только знаем его, но только одного его знаем несомненно и знаем все одинаково.

Среди людей легко жить, если жить, как все. А одному легко, если жить по душе. Хорошо выучиться жить со всеми не так, как все, а так, как сам хочешь, по душе. Для того же, чтобы выучиться этому, надо освободиться от суеверий.

Как пущенный в степи или по лесу огонь до тех пор не потухает, пока не выжжет всего сухого, мертвого и потому подлежащего горению, так и раз выраженная словом истина до тех пор не перестанет действовать, пока не уничтожит всю ту ложь, подлежащую уничтожению, которая со всех сторон окружает и скрывает истину. Огонь долго тлеет, но как скоро он вспыхнул, он сжигает всё сгорающее очень скоро. Так же и мысль долго просится наружу, не находя выражения; но стоит ей найти ясное выражение в слове, и ложь и зло уничтожаются очень скоро.

В нынешнем образе мира полагают свободу в разнузданности, тогда как настоящая свобода лишь в одолении себя и воли своей так, чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда, во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином. А разнузданность желаний ведет лишь к рабству.

Достоевский.

Чаще всего мы раскаиваемся не в том, что мы не сделали чего-либо, а в том, что мы делали то, чего не надо было.