Лев Николаевич Толстой. Полное собрание сочинений. Том 42

— Ночью я выпущу тебя, — сказала она.

— Лучше не надо, — отвечал он из ящика.

Старательныйказак, как на беду, не отходил от тарантаса: «Народ городской, того гляди, утащут что». Как только Альбина выходила на двор, он подходил к тарантасу и что-нибудь из усердия оправлял в нем; перетягивал веревки, которыми был привязан ящик.

Альбина надеялась на ночь и предложила казаку идти спать в горницу. Но он сказал, что у него есть рыба и хлеб и что он ляжет в тарантасе.

Одна надежда Альбины была на то, что он заснет. Несколько раз, в короткую майскую ночь, с зарей сливающейся с зарей, она выходила мимо вонючей галереи на заднее крыльцо. Казак всё еще не спал. Наконец, перед рассветом она сбежала вниз. Казак храпел, развалившись в тарантасе. Она 184 184 Зачеркнуто: подбеж[ала] осторожно подошла к кузову и толкнула ящик. Никто не отвечал. На нее нашел ужас. Жив ли он? «Жозя!» — громче проговорила она и, в одно и то же время, откликнулся Мигурский и казак что-то 185 185 Зач.: заб[ормотал] вскрикнул. Она остолбенела от ужаса. Но казак перевернулся и захрапел.

— Что ты не отвечал.

— Да я спал, 186 186 Зач.: смеясь — проговорил Жозя, и она по звуку голоса узнала, что он улыбался.

— Потерпи немного еще.

— Да я терплю. Мне хорошо. Не мучайся. А казак где?

— Он спит тут. Завтра мы остановимся где-нибудь в глуши, и я ушлю его...

Казак вдруг перестал храпеть, и это испугало ее. Она замолчала, прислушиваясь. Казак тоже прислушивался. Он не спал, и вдруг, поняв, что его обманывают, решил сам обмануть их. Он опять захрапел, притворяясь, что спит. «Ловкий народ!» подумал он: «Да постой же, кто кого обманет».

Петух запел на насести над двором, лошади зафыркали.

Альбина 187 187 Зач.: простилась с мужем и ушла. стала будить казака.

— Мирон!

— Чего?

— Поедем — пора. Сходи за лошадьми.

— Можно.

Он вскочил, надел шапку и, посмеиваясь сам себе, пошел не на станцию, а к воинскому начальнику.

Он 188 188 Зач.: не мог вместить двух чувств в ясных был занят только тем, что его хотели обмануть, а он не дался. О том, что могла чувствовать она, та барынька, которая 189 189 Зач.: ласк[ово] всяческидорогой ухаживала за ним, он не думал. Его всего занимала мысль о том, что этот «кто-то», кого везут в ящике, «должно быть, большой плут, коли удумал такую штуку».

XII

В 9 часов утра Мигурский, в ручных и ножных кандалах между двумя часовыми стоял перед 190 190 Зачеркнуто: полковником ( Здесь рукою Толстого написано и обведено кружком указание для переписчицы: До сих пор.) Саратовским полициймейстером и только покачивал отрицательно головой на все предлагаемые ему вопросы.

— Привести тех женщин и казака, — приказал полициймейстер. Ввели Альбину и Людвигу. За ними, опустив голову, шел казак.

Увидав мужа, она остановилась и вскрикнула так ужасно пронзительно, что полициймейстер вскочил с места, — из соседней комнаты высунулись любопытные, — и, подбежав к мужу, обняла его за шею.

— Вместе! Всё вместе! — кричала она. — Что ему, то и мне. — И, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.

191 191 Зач.: Полицмейстер начал допрос с казака. <���Но> Казак <���ничего не отвечал>, отвечая, не спуская <���своих серых> глаз, смотрел на Альбину. Когда он рассказал, как он услыхал голос из ящика и догадался, Альбина только взглянула на него. — За что? 192 192 Зач.: сказала — вскрикнула она и взглянула на казака. 193 193 Зач.: — Не прерывайте до[проса].

— За что? — повторил казак. — Я, ваше высокоблагородие, ничего не знаю. Известно, за что. Я, ваше высокоблагородие, ничего не знаю, знать не знаю. 194 194 Зач.: Допрос

Когда Альбина подъехала к гостинице, то на дворе стояла около тарантаса толпа народа и полицейские. Когда она вошла в середину толпы, она в первую минуту не поверила своим глазам: Жозя в кандалах на руках и ногах стоял между двумя солдатами и 195 195 Зач.: печально опустив голову умоля[юще] жалостно смотрел на нее.

— Альбина! ничего, Альбина! Ничего, — повторял он, не зная, чем успокоить ее.

— Вот так прах детей, — улыбаясь, проговорил помощник полицмейстера. — Какого молодца в гроб запихали. Он вам кто? — обратился он к ней.

Альбина не отвечала ему.

— Кто? Как? кто узнал?

— Казак 196 196 Зачеркнуто.: присягу помнит донес, — сказал полицмейстер. — Ну, ведите его. Пожалуйте и вы, сударынька.

Альбина, 197 197 Зач.: ничего не отвечала, не трогаясь с места, с ужасом оглядывалась вокруг себя. У тарантаса, закрыв лицо руками, рыдала Людвига, позади тарантаса стоял казак и, мрачно насупив брови, смотрел себе на ноги.

Как ни мучительна была для нее в эту минуту ненависть ко всем этим ужасным людям, как ей казалось, наслаждающимся ее страданиями, — ее отчаяние перед потерей всякой надежды спасения и страх за своего мужа были еще сильнее.

Она пронзительно вскрикнула и, подбежав к мужу, обняла его за шею.

— Вместе. Всё вместе, — кричала она. — Что ему, то и мне. — И, прижавшись к нему, она затихла, вся трясясь от рыданий.

Мигурского судили и приговорили за побег к прогнанию сквозь 1000. Альбина выхлопотала помилованье. Его сослали в Сибирь. Альбина прожила в Сибири недолго. Она начала чахнуть. Ничего уже не предпринимала, прося прощения у мужа и у бога, которому непрестанно молилась.

Альбина подъехала к гостинице в самом восторженно-счастливом состоянии. Всё удавалось. Теперь оставалось самое легкое: перенесть ящик на лодку косовушку, а Жозе в мужицком платье войти в лодку.

Солнце играло по огромному разливу. Лес мачт виднелся из-за берега, и паруса белели по играющей на солнце воде.

Она въехала прямо на двор. Около того места, где был тарантас, стояла толпа народа. Сердце перестало биться. Она быстро вошла в середину толпы и, в первую минуту, не поверила своим глазам: Жозя в кандалах на руках и ногах стоял над ящиком между двумя солдатами и жалостно смотрел на нее.

— Альбина! Ничего. Альбина! Ничего, — повторял он, не зная, чем успокоить ее.

У тарантаса, закрыв лицо руками, рыдала Людвига, позади тарантаса стоял казак и, мрачно насупив брови, смотрел себе на ноги.

— Вот так прах детей! — улыбаясь, проговорил помощник полициймейстера. — Какого молодца в гроб запихали. Он вам кто? — обратился он к ней.

Альбина схватилась за грудь и замерла, не отвечая.

— Казак донес, — сказал Мигурский.

Альбина,не трогаясь с места, с ужасом оглядывалась вокруг себя.

Как ни мучительна была для нее в эту минуту ненависть ко всем этим ужасным людям, как ей казалось, наслаждающимся ее страданиями, ее отчаяние перед потерей всякой надежды спасения и страха за своего мужа было еще сильнее. Она пронзительно вскрикнула и, подбежав к мужу, обняла его за шею.