Полное собрание сочинений. Том 34

Если бы он тебя не любил. А то ведь ты знаешь, что он весь твой, что это только временно un entrainement passager. 216 216 [преходящее увлечение.] Ведь наверно его завлек[ли], и он не мог удержаться. Верно опять 217 217 Зачеркнуто: Мальцев. Афросимов.

Всё это вино. Как? А он такой мягкий, добрый.

Зачем же вино, это ужасное вино. Зачем лишать себя человеческого образа...

Да, но ведь ты сама говорила, что он особенно мил, когда выпьет.

Я знаю это. И, что ужасно, я знаю, что он мучает [ 1 неразобр. ] и напрасно и только когда выпьет, забывает всё. Но зато потом он забывает и меня и всё. Я не знаю, что он может сделать. Я почти уверена, что он изменяет мне.

Вот уж ни за что. И потом мне Миша рассказывал, цыганка только заманивает.

Да, но знать, что мой муж обнимает чужих женщин...

Они все та[кие]. Да зачем думать того, чего может быть нет. Дело в том, что надо бы теперь найти его.

Ах, есть ли, нет ли... Мне его ужасно жалко. Знаю я, как он будет раскаиваться, мучаться.

Да что, сердце у него золотое.

И теперь я бог знает что дала бы, чтобы найти его и напомнить о себе. Я хотела ехать к цыганам, но ведь это ужасно оскорбительно.

Кому?

И мне, и ему, и всем. Ах, это ужасно.

Знаешь что? Ведь я нынче дала rendez-vous 218 218 [свидание] у тебя Каренину Виктору Ивановичу. Он сейчас придет. Скажи ему и пошли его.

Во-первых, я не могу принять его, а во-вторых, зачем я ему, чужому человеку, открою 219 219 Зачеркнуто: весь ужас сво всё свое унижение.

Он тебе меньше чужой, чем кто бы то ни было. Он любит тебя.

Перестань глупости. Если бы это и было, то raison de plus 220 220 [тем больше оснований] не говорить ему.

Говори, не говори, он знает. И он один из тех людей твердых, даже холодных, но таких, которые раз полюбили, и полюбили той чистой...

Я прошу тебя не говорить мне про это. Муж мой может... одним словом: мне, больше чем когда-нибудь, хочется, нужно быть безупречной перед мужем, а говорить про то, про что ты говоришь, слушать это, мне стыдно, и я чувствую, что это дурно.

Ну, я очень жалею, что сказала тебе про это. Envisagez mes paroles comme non avenues, 221 221 [Будем считать мои слова как бы несказанными,] a я просто предлагаю тебе обратиться к Каренину, как к вашему общему хорошему знакомому, товарищу и другу Федора Васильевича.

Обратиться в чем?

Просить его съездить сыскать Федю и повлиять на него.

Почему он?

А, во-первых, потому, что он имеет больше всех на него влияние (звонок), и, во-вторых, потому, что он тут.

Ты думаешь, что он может найти и привезти его?

Я уверена.

Каренин, Виктор Иванович.

Просить?

Проси. (К Марье Васильевне.) Ты проси его, а я сейчас пройду к себе. Я растрепана и глаза заплаканы.

Я поговорю с ним.

Не знаю, хорошо ли это.

А Лизавета Петровна?

Она дома, не совсем здорова.

Что же с Лизаветой Петровной? Что-нибудь серьезное?

И да, и нет. Я вам, как другу дома, скажу всё. J’y suis autorisée. 222 222 [Я уполномочена на это.] Она расстроена и почти больна от Феди.

А что? Неужели опять?

Да, вторые сутки его нет и, что хуже всего, деньги, которые он взял для выкупа серебра, 700 р., с ним — были, по крайней мере.

Ах, боже мой, боже мой! Ну и что же теперь?

Лиза думает, что он у цыган, и думает, что если бы ему напомнить, остановить, он бы вернулся. Она, главное, хочет избавить его от раскаяния [?].

Как это на нее похоже. Среди страданий, причиняемых ей другим человеком, видеть только его страдания.

Я подала ей мысль просить вас поехать. Она несогласна на это.

Я, разумеется, буду только счастлив... (в это время входит Лиза) буду только счастлив, если могу служить вам. (Подходит и целует ее руку.)

Я не хотела этого, но мне очень тяжело, а вы так добры.

Повторяю, что я счастлив, истинно был бы счастлив, если бы дело не было такое тяжелое для вас... что могу быть чем-нибудь и показать мою преданность. Дело же это, как мне сказала Марья Васильевна, близко и мне. Он мне тоже дорог, и я никогда не переставал любить его, а потому помочь ему для меня лично радость. Но простите меня. Это дело и для дела нужно знать все его условия. Что он? Где он? Что вы знаете. Скажите мне. И сейчас лечу и je tournerai ciel et terre 224 224 [переверну небо и землю] и сделаю всё, всё, что могу.

Ах, как это больно! Как трудно.

Не торопитесь. (Берет альбом, смотрит.) Я слушаю.

Ну вот. Вы ведь знаете его. Это было еще до праздников, был такой период, и он так много истратил денег, что надо было занять, и мы заложили разные вещи.

То есть твои бриллианты.

Всё равно, чтò заложили. Но только на днях получили деньги, и он третьего дня поехал выкупать. Только что он выходит, навстречу этот ужасный Паша Афросимов.

Для меня вечная загадка, как такой тонкий, умный, поэтический человек, как Федя, может водиться с такими людьми, как этот Паша.

А вот водится, и этот ужасный Паша имеет на него влияние.

Удивительно.

Когда они встретились, я подумала, но что же я могла сделать. И так и вышло. К обеду нет, вечером нет. Наконец привозит извощик записку — пишет, чтоб я не беспокоилась, что он может быть поедет за город. И другой день, и третий, и его нет. Следы, которые мы имеем, это то, что няня узнала от извощика, что он у цыган.