Полное собрание сочинений. Том 33

Посл ѣсимфоніи англичанинъ попросилъ дочь проп ѣть что нибудь. 520 Молодая женщина подошла къ роялю и съ аккомпанированіемъ бывшаго директора, 521 хорошо, просто проп ѣла 522 Страделлу 523 и съ доброй улыбкой приняла его похвалы. Нехлюдову, къ удивленію своему, все это было пріятно. Посл ѣвсего того, что онъ вид ѣлъ въ продолженіи двухъ м ѣсяцевъ, ему было пріятно зд ѣсь, на конц ѣсв ѣта, вид ѣть людей, которые не знали, не хот ѣли знать всего того, что д ѣлалось тамъ, въ мір ѣстраданія. Точно было несомн ѣнно р ѣшено, что всего того, что вид ѣлъ Нехлюдовъ за эти два м ѣсяца, и вчера еще, ни ц ѣпей, ни бритыхъ головъ, ни побоевъ, ни разврата, ни умирающаго Крыльцова, — что всего этаго н ѣтъ и не было, что все это былъ сонъ. И Нехлюдову хот ѣлось в ѣрить, что это былъ сонъ. 524 Иллюзію его разс ѣялъ адъютантъ, подошедшій къ нему съ бумагой.

— Генералъ вел ѣлъ передать вамъ.

— Онъ хочетъ вид ѣть острогъ во всей его неприглядности, вечеромъ, когда не ожидаютъ, — закричалъ генералъ отъ карточнаго стола Нехлюдову. — Ну, что же, по ѣзжайте съ нимъ. 525 Я писалъ, писалъ, меня не слушаютъ, ну, такъ пускай узнаютъ изъ иностранной печати...

Въ третьей камер ѣслышались крики и возня. Смотритель хот ѣлъ выступить впередъ, но англичанинъ попросилъ позволенія посмотр ѣть въ оконце двери потихоньку. Смотритель согласился было, но послышались удары, визгъ, шлепанье и ревъ, и смотритель застучалъ и закричалъ: —

— Смирно!

Когда дверь отворили, опять вс ѣвытянулись у наръ, кром ѣдвоихъ, которые вц ѣпились другъ въ друга, одинъ зa волосы, другой зa бороду, и н ѣсколькихъ челов ѣкъ, лежавшихъ на нарахъ, очевидно больныхъ. Надзиратель бросился къ дерущимся, и только тогда они пустили другъ друга. У одного была вся щека красная, у другого текли сопли, слюни и кровь, которыя онъ утиралъ рукавами кафтана.

— Староста!

25. XXV.

Выступилъ знакомый Нехлюдову Федоровъ. Крестьянинъ Федоровъ вызывалъ къ себ ѣНехлюдова и обращался къ нему съ просьбой о томъ, чтобы его не посылали на Сахалинъ, а на каторгу въ Сибирь. Нехлюдовъ тогда былъ у него въ одиночной камер ѣи былъ пораженъ и прелестью, иначе нельзя сказать, этого челов ѣка и т ѣмъ разсказомъ о причин ѣсвоего осужденія, который онъ услыхалъ отъ него. Онъ засталъ его стоящимъ у окна и расчесывающимъ гребенкой свои вьющіеся намасленные волосы. Это былъ немного выше средняго роста хорошо сложенный челов ѣкъ съ маленькой бородкой и съ прекрасными глазами, очень б ѣлый и весь въ веснушкахъ. Глаза его всегда улыбались, и прекрасный ротъ складывался въ поразительную улыбку. Дикція у него была такая, которая невольно заставляетъ себя слушать, какъ музыка. Всякое слово, которое онъ говорилъ, было пріятно слышать, и говорилъ онъ прекрасно. 526

Онъ былъ осужденъ за 6 убійствъ, изъ которыхъ посл ѣднее такъ поразило самаго убійцу, что онъ пересталъ скрываться и во всемъ сознался.

— Замотался я тогда съ д ѣвченкой съ одной, — разсказывалъ онъ, — совс ѣмъ со степени сбился. Только бы пить да гулять. Товарищи такіе подобрались, которые роб ѣютъ. A мн ѣвсе ни по чемъ. Пять душъ загубилъ, и горюшка мало. Все равно какъ барановъ р ѣзалъ.

— Неужели вамъ не страшно и не жалко было? — спрашивалъ Нехлюдовъ.

— Ничего не жалко, до самой до нея.

— До кого?

— До этой самой свояченицы Малаховской.

— Какой свояченицы?

Федоровъ нахмурился. Видимо, въ немъ происходила тяжелая внутренняя работа. —

— Видно, разсказать.

— Разскажите, коли вамъ не трудно.

Жилъ этотъ приказный съ старухами: съ снохой да съ свояченицей. И вздумали мы его обобрать. Ну, изв ѣстно, добромъ не далъ бы. Взяли ножи и зашли ночью. Проснулся старикъ. Взялся за него, прикончилъ, и все ничего, а Семка — товарищъ, значитъ, — съ снохой возится. Она кричитъ. А я говорю: «Эхъ! съ бабой не покончитъ». Бросилъ старика, да къ нему. Да ужъ онъ самъ придушилъ ее. Сталъ я оглядывать, гд ѣу нихъ добро. А ребеночекъ въ люльк ѣвотъ кричитъ: сосочку выронилъ. Я ему сосочку въ ротикъ сунулъ. Пошелъ за перегородку съ фонаремъ. Глядь, а она лежитъ въ постели, на меня уставилась. «Не бей ты меня, милый, сердечный. Пожал ѣй ты меня... Аааа!!» — какъ закричитъ. Жалко ее стало. А думаю: нельзя. Надо прикончить. Полоснулъ ее ножемъ по глотк ѣ. И тутъ все ничего. Все обобрали, выл ѣзли въ окно, зажгли — все какъ должно. Только съ той поры не сталъ меня хм ѣль брать. Вижу ее передъ собой. «Ааа...» — такъ въ ушахъ и звенитъ. И съ той поры бросилъ и въ жизть не пойду, хоть помирать стану, живой души не погублю.

Этого челов ѣка теперь Нехлюдовъ встр ѣтилъ въ вид ѣстаросты въ арестантской камер ѣ. Онъ узналъ Нехлюдова и кивнулъ ему головой, на слова же смотрителя сказалъ:

— Что прикажете. Нельзя унять, — скавалъ онъ, весело улыбаясь глазами.

— Вотъ я уйму, — сказалъ хмурясь смотритель.

— What did they fight for? 527 — спросилъ англичанинъ.

Нехлюдовъ спросилъ, за что у нихъ драка.

— За амурныя д ѣла, — сказалъ Федоровъ улыбаясь. — Этотъ толкнулъ, тотъ сдачи далъ.

Нехлюдовъ сказалъ Англичанину, что одинъ ударилъ, а тотъ отм ѣстилъ.

Глава XXVII.

Пока англичанинъ раздавалъ новый зав ѣтъ и арестанты толпились около него, чтобы получить ту книжку, въ которой было написано то такъ разсм ѣшившее ихъ изр ѣченіе, Нехлюдовъ вышелъ въ коридоръ и, пройдя н ѣсколько шаговъ, заглянулъ въ сос ѣднюю камеру въ окошечко двери. Камера, также какъ и первые дв ѣ, была полна народомъ. Сначала трудно было разгляд ѣть вс ѣхъ, потому что передъ окошечкомъ не переставая мелькали два взадъ и впередъ ходившіе арестанта. Они ходили въ своихъ халатахъ босикомъ, молча глядя другъ на друга, быстро, быстро, какъ зв ѣри въ кл ѣтк ѣ; одинъ былъ черный, похожій на цыгана, другой — маленькій челов ѣчекъ, рыжій, ужъ не молодой, и бритый. Они ходили и не смотр ѣли другъ на друга. Изъ за этихъ движущихся людей видн ѣлись еще люди на нарахъ и подъ ними и одинъ съ б ѣлой бородой старикъ, истово молящійся Богу. Въ углубленіи наръ что то копошились. Нехлюдовъ не могъ разсмотр ѣть, потому что въ это время подошелъ англичанинъ съ смотрителемъ. Опять отперли двери, и опять вс ѣвстали и затихли, и опять англичанинъ раздавалъ евангелія. Тоже было и въ пятой, и въ шестой, и на право, и на л ѣво, по об ѣстороны коридора. Коридоръ загнулъ подъ прямымъ угломъ на право, и опять пошли т ѣже камеры и на право и на л ѣво. И вс ѣбыли полны, и во вс ѣхъ были иконы, парашки и опозоренные, озв ѣренные люди, здоровые и больные.

Не доходя конца втораго коридора, смотритель миновалъ одну камеру, дверь которой не была заперта. Это была пустая камера, и въ нее клали мертвыхъ. Такъ объяснилъ смотритель.

Въ то самое время, какъ смотритель, Англичанинъ и Нехлюдовъ, сопутствуемые надзирателями, проходили мимо этой мертвецкой, навстр ѣчу имъ съ другаго конца коридора несли что то на носилкахъ. Это было мертвое т ѣло. Англичанинъ, смотритель и Нехлюдовъ посторонились, и носильщики прошли мимо нихъ и повернули въ мертвецкую. Нехлюдовъ отсталъ отъ шествія и вошелъ зa несшими т ѣло въ мертвецкую. На ст ѣн ѣгор ѣла лампочка и слабо осв ѣщала наваленные въ углу м ѣшки для с ѣнниковъ, дрова и на нарахъ н ѣсколько труповъ съ головами къ ст ѣн ѣ, торчащими кверху ступнями къ двери. Сторожа принесли мертваго — мертвый былъ въ рубах ѣи порткахъ, — нагнули носилки, положили такъ, что мертвецъ скатился на нары, стукнувъ головой объ доски. Выпроставъ носилки и приставивъ ихъ къ ст ѣн ѣ, оба сторожа взл ѣзли на нары и, перевернувъ мертвеца лицомъ кверху, подхватили его подъ мышки и кол ѣна и подтащили къ другимъ, уложили его параллельно съ другими, сдвинувъ ему разкорячившіяся было ноги. Нехлюдовъ подошелъ ближе и сталъ разсматривать мертвецовъ. Посл ѣдній принесенный былъ худой средняго роста челов ѣкъ съ маленькой острой бородкой и съ выпуклыми глазами, изъ которыхъ одинъ былъ полуоткрыть. Т ѣло ужъ закочен ѣло: руки, очевидно, были сложены на груди, но разошлись, особенно одна, и торчали передъ грудью, ноги босыя съ большими, оттопыренными пальцами тоже опять разошлись и торчали ступнями врозь. Сторожа остановились съ носилками, глядя на Нехлюдова. Нехлюдовъ же не могъ оторваться, разсматривалъ трупы. Рядомъ съ вновь принесеннымъ была женщина; лицо у нея было желтое, какъ шафранъ.