Полное собрание сочинений. Том 33

— Да я не хочу, чтобы съ него взыскивали. Онъ не виноватъ, думаетъ что.... А я...

— Ну, ну, хорошо, хорошо, — сказалъ докторъ улыбаясь, — успокойтесь.

Вотъ про это-то столкновеніе говорилъ докторъ, и это то столкновеніе особенно разстроило Маслову. Такъ что, когда она вышла къ Нехлюдову, лицо у нея было грустное и даже сердитое. Присутствіе Нехлюдова не только не смягчало, не радовало ее, но, напротивъ, раздражало, озлобляло. Когда она одна думала о немъ, она думала о немъ съ любовью и благодарностью, но какъ только она вид ѣла его, вс ѣупреки, которые она могла сд ѣлать ему, и даже такіе, которые было несправедливо д ѣлать ему, возникали въ ней, и она съеживалась и враждебно относилась къ нему. Пока онъ былъ одинъ изъ мущинъ, счеты съ нимъ были простые и короткіе: можно было отъ него взять денегъ побольше, заставить его похлопотать по своему д ѣлу и по д ѣлу товарокъ, и если онъ все это д ѣлалъ, то можно было быть благодарной ему. И она въ первыя свиданія чувствовала къ нему эту благодарность и радовалась его пос ѣщеніямъ. Но когда онъ вспомнилъ прежнюю любовь, захот ѣлъ считаться съ ней, какъ челов ѣкъ съ челов ѣкомъ, тогда было другое д ѣло, тогда онъ нич ѣмъ, никогда не могъ заплатить ей за то, что онъ сд ѣлалъ. И она хот ѣла дать ему почувствовать это. И не то что она хот ѣла дать ему почувствовать это, она не могла иначе относиться къ нему. Какъ только она его вид ѣла, она становилась непріятна и враждебна ему. И вм ѣст ѣсъ т ѣмъ она любила его, такъ любила, что невольно подчинялась ему, угадывала, что онъ желалъ отъ нея, и д ѣлала то самое, чего онъ желалъ отъ нея. Она знала, что ея професiя и все то, что напоминало о ней, ея грубое кокетство было противно ему, и она получила отвращеніе къ своему прошедшему и подавила въ себ ѣвс ѣпоползновенія къ прежнимъ привычкамъ. Знала она также, что онъ хот ѣлъ бы, чтобы она работала, служила другимъ, помогала больнымъ д ѣтямъ, и она съ радостью д ѣлала это. Но какъ только она его вид ѣла, она вся ощетинивалась и д ѣлала видъ, что она не знаетъ, зач ѣмъ ему нужно вид ѣть ее. Она подошла къ нему и учтиво поклонилась, ничего не говоря, какъ бы исполняя непріятную обязанность.

— Неудача, отказали, — сказалъ Нехлюдовъ.

Она вспыхнула, но ничего не сказала.

— Мы сд ѣлали что можно, но ничего не удалось, и я подалъ прошеніе на высочайшее имя, но по правд ѣсказать, не над ѣюсь.

— Я давно не над ѣюсь.

— Отчего? — спросилъ онъ.

— Такъ....

— Чтожъ, вамъ хорошо тутъ было?

— Чтожъ особенно хорошаго? Д ѣлала что вел ѣли.

— Вы знаете, что въ сл ѣдующій четвергъ отправка? Я тоже ѣду. Что, вы готовились?

— Мн ѣнечего готовиться.

— Все таки что нибудь нужно.

— Кажется, ничего особеннаго. Благодарствуйте.

Очевидно, она не хот ѣла быть простой и откровенной. Нехлюдовъ простился съ ней и вышелъ. Онъ вид ѣлъ, что она враждебна къ нему бол ѣе, ч ѣмъ прежде, и это огорчало его, но не охлаждало въ его отношеніи къ ней. Хотя бы онъ и не могъ объяснить себ ѣ, какъ и почему это было, онъ чувствовалъ, что въ этой враждебности и холодности къ нему съ того дня, какъ она такъ жестоко упрекала его, онъ вид ѣлъ, что въ ней прекратилось прежнее непріятное ему кокетливое отношеніе къ себ ѣ, онъ вид ѣлъ что въ этой враждебности и холодности къ нему была какая то важная и добрая перем ѣна, совершившаяся въ ней.

XCIII.

Прошло четыре м ѣсяца. Партія, въ которой шла Маслова, еще не дошла до м ѣста. Нехлюдовъ все время ѣхалъ за партіей и, какъ это ни было непріятно ему, везд ѣдолженъ былъ входить въ общеніе съ властями, чтобы покровительствовать пересылаемымъ, и везд ѣвласти оказывали ему вниманіе. 379 Нехлюдову удалось на пути исполнить то, что ему сов ѣтовала В ѣра Ефремовна — поместить Маслову съ политическими; самъ же онъ съ добродушнымъ Тарасомъ, 380 мужемъ Федосьи, иногда отставалъ отъ партіи, иногда перегонялъ ее, ѣхалъ впередъ на этапъ и приготовлялъ пом ѣщеніе. Иногда самъ оставался ночевать въ той деревн ѣ, гд ѣбылъ этапъ, иногда, когда былъ смирный конвойный, проводилъ вечера съ политическими.

Пере ѣздъ по жел ѣзной дорог ѣ, на пароход ѣи потомъ шествiе по этапамъ, въ особенности шествіе по этапамъ открыло Нехлюдову такія новыя подробности быта арестантовъ, которыхъ онъ никогда не могъ бы себ ѣпредставить. Ч ѣмъ больше онъ узнавалъ бытъ этихъ людей, т ѣмъ больше онъ уб ѣждался, что тюрьма, пересылка, каторга — все это какъ бы нарочно выдуманныя учрежденія для производства сгущеннаго до посл ѣдней степени разврата и порока, которыхъ ни при какихъ другихъ условіяхъ нельзя бы было произвести. Были, казалось, нарочно собраны сотни тысячъ людей самыхъ разнообразныхъ, большей частью 381 точно такихъ же, какъ все обыкновенные люди, живущіе на вол ѣ, только немного бол ѣе возбудимые, ч ѣмъ большинство людей, и къ этимъ людямъ, какъ къ заваренному т ѣсту, были присоединены, какъ закваска, съ одной стороны небольшой процентъ 382 невинныхъ, напрасно мучимыхъ людей и съ другой — такой же небольшой процентъ, исключительно развращенныхъ и лишенныхъ челов ѣческаго образа острогами, озлобленныхъ людей, старыхъ каторжниковъ, б ѣглыхъ, бродягъ и т. п. Вс ѣэти люди поставлены въ самыя нечелов ѣческія условія 383 поруганія, безправія, неволи, страха, полной обезличенности [?], прим ѣра жестокости и безнравственности своихъ стражниковъ и полной праздности.

<���И эта высокая степень 384 разврата и порока была произведена одинаково и въ сред ѣарестантовъ и въ сред ѣт ѣхъ людей, которые содержали, переправляли, усмиряли ихъ, сред ѣсмотрителей, ихъ помощниковъ, надзирателей, этапныхъ начальниковъ, солдатъ и конвойныхъ.>

Вс ѣэти люди были поставлены въ такія неестественныя, нечелов ѣческія отношенія и другъ къ другу и къ своимъ стражникамъ, что для того чтобы поддерживать эти отношенія, имъ необходимо было не только запутать въ себ ѣглавную пружину жизни челов ѣческой — любовь къ ближнему, но и вызвать въ себ ѣвсе самое зв ѣрское, что только есть въ челов ѣк ѣ, — 385 жадность къ животнымъ наслажденіямъ, хвастовство, обманъ, потребность одурманенія и заглушенія требованiй разума и сердца. 386

На этапахъ, въ острогахъ и въ пути Нехлюдовъ вид ѣлъ ужасные по своей жестокости поступки арестантовъ, совершенно не свойственные русскому, какъ онъ понималъ его, да и вообще всякому челов ѣку. Онъ вид ѣлъ, какъ среди арестантовъ уважалось только то, что обыкновенно презирается: уважались обманъ, ложь, жестокость, насиліе. Онъ вид ѣлъ нетолько то, какъ арестанты, здоровые, сильные, на т ѣсныхъ этапахъ хвалились т ѣмъ, что захватывали лучшія м ѣста, а больные чахоточные оставались подъ дождемъ, но вид ѣлъ, какъ 387 арестантъ, сломавшій два ребра мужу, заступившемуся за жену, пользовался сочувствіемъ вс ѣхъ присутствовавшихъ при драк ѣ; вид ѣлъ страшное безстыдство женщинъ, которыя гордились и хвастались своимъ развратомъ. Вид ѣлъ ужасныя сцены всякаго, самаго противуестественнаго разврата, узаконеннаго и одобряемаго общественнымъ мн ѣніемъ острога. Мало того, острожные люди, очевидно, гордились, хвастались своими дурными поступками.