Полное собрание сочинений. Том 3

«Вы, кажется, ранены въ этомъ д ѣл ѣ?» спросилъ я; капитанъ кивнулъ головой. — «Неужели этотъ завалъ такъ хорошо укр ѣпленъ, что его никакъ нельзя взять?» спросилъ я.

«Какой, нельзя взять, да его каждой годъ берутъ. Возьмутъ да и уйдутъ назадъ; а они къ будущему году его еще лучше укр ѣпятъ. — Говорятъ, теперь они его такъ устроили, что придется за него поплатиться дорого».

«Отчего-же не удержутъ навсегда это м ѣсто, не построютъ кр ѣпости?»

«А подите спросите», отв ѣчалъ мн ѣКапитанъ, подавая руку, и вышелъ из комнаты.

Я привелъ вамъ разговоръ мой съ Штабсъ-капитаномъ А... не для того, чтобы познакомить васъ съ мн ѣніями этаго стараго Кавказца, а только для того, чтобы н ѣсколько познакомить васъ съ его личностью, — мн ѣнія его не могутъ быть авторитетомъ вообще и о военныхъ д ѣлахъ въ особенности, потому что Капитанъ челов ѣкъ, изв ѣстный за чудака, в ѣчно вс ѣмъ недовольнаго, и за страшнаго спорщика. — Мн ѣніе его о завал ѣ, который будто-бы безъ всякой пользы брали четыре раза сряду, было совершенно ошибочно, какъ я узналъ то впосл ѣдствіи отъ людей, близскихъ самому Генералу. — Когда я сталъ повторять при нихъ слова Капитана, меня совершенно осрамили и очень ясно доказали мн ѣ, что это д ѣлалось совс ѣмъ не для того, чтобы им ѣть случай получать и раздавать награды, а по бол ѣе основательнымъ и важнымъ причинамъ. — Вообще капитанъ пользуется не совс ѣмъ хорошею репутаціею въ кругу этихъ господъ: они утверждаютъ, будто онъ не только недалекъ, но просто дуракъ набитый и притомъ грубой, необразованный и непріятный дуракъ и сверхъ того горькій пьяница; но хорошій офицеръ. — <���Посл ѣднее обвиненіе — въ пьянств ѣ— мн ѣкажется не совс ѣмъ основательнымъ, потому что, хотя д ѣйствительно Штабсъ-капитанъ им ѣетъ красное лицо, еще бол ѣе красный носъ и пьетъ много, но онъ пьетъ регулярно, и я никогда не видалъ его пьянымъ.>

Когда я спрашивалъ о немъ — храбръ-ли онъ? мн ѣотв ѣтили, какъ обыкновенно отв ѣчаютъ Г-да Офицеры въ подобныхъ случаяхъ: «то есть — какъ храбръ?.. Также какъ и вс ѣ. — Зд ѣсь трусовъ н ѣтъ». —

Въ свит ѣГенерала было очень много офицеровъ; и вс ѣофицеры эти были очень довольны находиться въ свит ѣГенерала. Одни изъ нихъ были его адъютанты, другіе адъютанты его м ѣста, третьи находились при немъ, четвертые — кригскомиссары или фельдцех... или квартирмейстеры, пятые командовали артилеріей, кавалеріей, п ѣхотой, шестые адъютанты этихъ командировъ, седьмые командовали арьергардомъ, авангардомъ, колонной, восьмые адъютанты этихъ командировъ; и еще очень много офицеровъ — челов ѣкъ 30. — Вс ѣони, судя по названію должностей, которыя они занимали, и которыя очень можетъ быть, что я перевралъ — я не военный — были люди очень нужные. — Никто не сомн ѣвался въ этомъ, одинъ спорщикъ Капитанъ ув ѣрялъ, что все это шелыганы, которые только другимъ м ѣшаютъ, а сами ничего не д ѣлаютъ. Но можно-ли в ѣрить Капитану, когда эти-то — по его словамъ — шелыганы и получаютъ лучшія награды?

Генералъ, Полковникъ и Полковница были люди такого высокаго св ѣта, что они им ѣли полное право смотр ѣть на вс ѣхъ зд ѣшнихъ офицеровъ, какъ на что-то составляющее середину между людьми и машинами, и ихъ высокое положеніе въ св ѣт ѣзам ѣтно уже было по одному ихъ взгляду, 85 85 Над строкой надписано: по ихъ, хотя военнымъ, но совершенно англійскимъ одеждамъ про который Г-да Офицеры говорили: «О! какъ онъ посмотритъ!» Но Кап[итанъ] говорилъ, что у Ген[ерала] былъ не только не величественный, а какой-то глупый и пьяный взглядъ, и что Русскому Генералу и Полк[овнику] прилично быть похожимъ на Р[усскихъ] солдатъ, а не на Англійскихъ охотниковъ.

Гиканіе Горцевъ есть звукъ, который нужно слышать, но нельзя передать. Онъ громокъ, силенъ и пронзителенъ, какъ крикъ отчаянія; но не есть выраженіе страха. Напротивъ, въ этомъ звук ѣвыражается такая отчаянная удаль и такой зв ѣрскій порывъ злобы, что невольно содрагаешься. — Звукъ пуль, который я въ первый разъ слышалъ, напротивъ доставилъ мн ѣудовольствие — Ихъ жужжаніе и визгъ такъ легко и пріятно д ѣйствуютъ на слухъ, что воображеніе отказывается соединять съ этимъ звукомъ мысль ужаснаго; и я понимаю, не принимаю за хвастовство слова т ѣхъ, которые говорятъ, что свистъ пуль нравится и воодушевляетъ. — Челов ѣкъ испытываетъ удовольствіе или неудовольствіе не всл ѣдствіи разсужденія, но всл ѣдствіи инстинкта, до т ѣхъ поръ пока опытъ не подтвердитъ разсужденія такъ сильно, что разсужденіе сд ѣлается инстинктомъ. — Поэтому-то я испугался не выстр ѣла, но гиканья; поэтому тоже впосл ѣдствіи, когда я въ первый разъ былъ въ д ѣл ѣ, я съ истиннымъ наслажденіемъ слушалъ, как пули летали мимо меня; но испугался ужасно, когда услыхалъ первый выстр ѣлъ изъ нашего орудія. По той-же причин ѣнепріятное шип ѣніе ядра сильн ѣе д ѣйствуетъ на духъ, ч ѣмъ жужжаніе пуль; и люди, которые им ѣютъ дурную привычку кивать головой отъ пули, киваютъ больше всего въ ту минуту, когда она сухимъ короткимъ звукомъ прекращаетъ пріятный, — ударяясь во что нибудь.

Въ аул ѣне видно ни души; только кое-гд ѣ, около заборовъ уб ѣгаютъ испуганные п ѣтухи и куры, ишаки (ослы), собаки. На луж ѣподъ горой спокойно плаваютъ утки, не принимая никакого участія въ общемъ б ѣдствіи. Не даромъ видн ѣлись ночью огни и выскакывалъ оборванный Джемми, махалъ палкой съ зажженой соломой и кричалъ во все горло. — Чеченцы еще ночью выбрались изъ аула, увели своихъ женъ и д ѣтей и вытаскали все свое добро — ковры, перины, кумганы, скотину, оружіе — подъ кручь, къ которой не подойдутъ Русскіе, потому что изъ подъ подрыва много выставится заряженныхъ винтовокъ. —

Опять не удалось намъ съ храбрымъ полковникомъ показать своей удали: не кого ни бить, ни рубить. Только изъ за заборовъ изр ѣдка летаютъ пули; но и это не его д ѣло; къ заборамъ послана п ѣхотная ц ѣпь. — Я пришелъ въ себя отъ воинственнаго восторга только тогда, когда мы остановились. Въ то время какъ мы неслись, я ничего-бы не побоялся и, кажется, былъ способенъ изъ своей руки убить челов ѣка; но теперь я испытывалъ, стоя на м ѣст ѣбезъ всякаго д ѣла, совс ѣмъ другое чувство. Пули, которыя летали безпрестанно мимо меня и изр ѣдка попадали въ лошадей и солдатъ, производили на меня самое непріятное впечатл ѣніе. Меня успокоивала только та мысль, что, в ѣрно, Чеченцы не ц ѣлятъ въ меня. — Я сравнивалъ себя — въ штатскомъ платьи между солдатами — съ р ѣдкой птицей, которая вылетаетъ изъ подъ ногъ охотника, когда онъ ищетъ дичи. Только любитель р ѣдкостей можетъ пожелать убить эту птицу; но, можетъ быть, и между Чеченцами найдется любитель р ѣдкостей, оригиналъ, который вм ѣсто того, чтобы съ пользой пустить свой зарядъ въ солдата, захочетъ подстр ѣлить — для штуки — имянно меня. —