Кнут Гамсун - Голод (пер. Химона)

Получить его обратно не стоило мнѣ никакого труда. Человѣкъ самъ принесъ мнѣ жилетку и попросилъ меня осмотрѣть всѣ карманы; я нашелъ тамъ нѣсколько квитанцій, которыя я сунулъ къ себѣ въ карманъ, и поблагодарилъ любезнаго человѣка за его вниманіе ко мнѣ. Онъ начиналъ мнѣ все больше нравиться, и мнѣ вдругъ захотѣлось произвести на него хорошее впечатлѣніе. Я сдѣлалъ шагъ къ двери, а потомъ опять отвернулся къ прилавку, какъ-будто я что-то забылъ; я подумалъ, что я обязанъ дать ему нѣкоторое объясненіе, и началъ тихонько насвистывать, чтобы привлечь его вниманіе. Потомъ я взялъ карандашъ въ руку и махнулъ имъ по воздуху.

— Мнѣ никогда не пришло бы въ голову сдѣлать такой большой лучъ изъ-за какого-нибудь карандаша, — сказалъ я, — но это совершенно особенный карандашъ… Хотя онъ очень невзраченъ съ виду, тѣмъ не менѣе этотъ огрызокъ сдѣлалъ меня тѣмъ, что я есть, далъ мнѣ, такъ сказать, положеніе въ жизни…

Я замолчалъ, человѣкъ подошелъ къ прилавку.

— Вотъ какъ? — говоритъ онъ и смотритъ на меня съ любопытствомъ.

— Этимъ вотъ карандашомъ я написалъ трактатъ о философскомъ познаніи въ трехъ томахъ, — продолжалъ и хладнокровно. Развѣ онъ ничего объ этомъ не слышалъ?

Человѣкъ сказалъ, что, кажется, онъ слышалъ это заглавіе.

Да, это моя вещь! Такъ что онъ не долженъ удивляться, что я хотѣлъ вернутъ свой карандашъ; для меня онъ имѣетъ большую цѣнность, это почти маленькій человѣчекъ! Я ему очень благодаренъ за его доброжелательство ко мнѣ, я никогда этого не забуду — правда, правда, я этого не забуду; онъ вполнѣ заслуживаетъ благодарности. До свиданія.

И я пошелъ къ двери съ такимъ видомъ, какъ будто могу доставить этому человѣку мѣсто въ пожарной командѣ.

Любезный ростовщикъ два раза поклонился, пока я дошелъ до двери, а я еще разъ обернулся и сказалъ ему: до свиданія.

На лѣстницѣ я встрѣтилъ женщину съ дорожной сумкой. Она боязливо отошла въ сторону, чтобы дать мнѣ мѣсто, а я невольно схватился за карманъ, чтобы датъ ей что-нибудь; но такъ какъ я ничего не нашелъ, то прошелъ мимо нея съ опущенной головой.

Немного времени спустя, я слышалъ, что и она стучалась въ лавочку; дверь была желѣзная, и легко можно было узнать по звуку, когда кто-нибудь стучалъ пальцами.

Солнце было на югѣ; было приблизительно 12 часовъ. Городъ былъ на ногахъ, время прогулки приближалось, и кланяющіеся и улыбающіеся люди начинали прохаживаться взадъ и впередъ по Іоганнштрассе. Я прижалъ къ себѣ локти, сдѣлался совсѣмъ маленькимъ я проскользнулъ незамѣтно мимо нѣкоторыхъ моихъ знакомыхъ, остановившихся на углу у университета, чтобы разглядывать прохожихъ.

Углубившись въ свои мысли, я поднялся на дворцовый холмъ.

Всѣ эти люди, попадавшіеся мнѣ навстрѣчу, такъ легко и весело покачивали головами. Они скользили въ жизни, какъ по большой залѣ. Ни въ одномъ взорѣ не было горя, ни на одной спинѣ — бремени; можетъ быть не было ни одной грустной мысли, ни одного скрытаго страданія въ этихъ радостныхъ душахъ. Я шелъ рядомъ съ этими людьми; я былъ молодъ и еще не вполнѣ развитъ, а я уже забылъ, что такое счастье. Я разбираюсь въ этихъ мысляхъ и нахожу, что со мной произошла страшная несправедливость. Почему мнѣ такъ тяжело пришлось въ эти послѣдніе мѣсяцы?.. Въ такія минуты я не узнавалъ самого себя, — со всѣхъ сторонъ на меня надвигались новыя страданія.

Я не могъ сѣсть на скамейку или пойти куда-нибудь безъ того, чтобы какія-нибудь маленькія, незначительныя случайности, жалкія мелочи не заполоняли бы меня, не проникали бы въ мои представленія и не разсѣивали бы по вѣтру всѣ мои силы. Собака, пробѣгавшая мимо меня, желтая роза въ пѣтличкѣ господина заставляли вибрировать мои мысли и надолго занимали меня. Что такое со мной? Или я отмѣченъ перстомъ Провидѣнія? Но почему — именно я? Почему не какой-нибудь субъектъ въ южной Америкѣ. Когда я начиналъ размышлять, мнѣ становилось все непонятнѣе, почему судьба выбрала именно меня для этого испытанія. Съ какой стати рокъ хотѣлъ сразитъ именно меня; вѣдь книгопродавецъ Пашасъ и пароходный экспедиторъ Геннесенъ ничѣмъ и не лучше и не хуже меня.

Я блуждалъ безъ цѣли, размышляя объ этомъ вопросѣ. Я находилъ возражіенія противъ произвола Бога — взваливающаго чужіе грѣхи на меня. Даже когда я сѣлъ на скамейку, этотъ вопросъ продолжалъ занимать меня и мѣшалъ мнѣ думать о чемъ-нибудь другомъ. Съ того самаго майскаго утра, когда начались мои превратности, я чувствовалъ эту нравственную слабость, невозможность управлять собой и ставить себѣ опредѣленныя цѣли. Цѣлый рой маленькихъ вредныхъ насѣкомыхъ поселился въ моемъ я, выдолбилъ его дочиста… Что, если Богъ намѣренъ окончательно уничтожить меня?! Я опять поднялся и началъ ходить взадъ и впередъ передъ скамейкой.

Въ эту минуту все мое существо пронизывалось острымъ страданіемъ, чувствовалась боль даже въ рукахъ, и я съ трудомъ могъ держать ихъ, какъ обыкновенно. Я чувствовалъ себя нехорошо послѣ послѣдней ѣды, я былъ раздраженъ и возбужденъ и прохаживался взадъ и впередъ, ни на кого не глядя; люди входили и уходили, скользили мимо меня, какъ тѣни. Наконецъ, мою скамейку заняли два господина; они закурили папиросы; и начали громко разговаривать; я разозлился и хотѣлъ придраться къ нимъ, но раздумалъ и пошелъ въ другой конецъ парка и тамъ отыскалъ себѣ мѣсто; здѣсь я усѣлся.

Мысль о Богѣ опять занимала меня. Мнѣ все время казалось, что каждый разъ, какъ я искалъ мѣста, Онъ вмѣшивался и всему мѣшалъ, — а вѣдь я просилъ лишь о насущномъ хлѣбѣ. Я замѣтилъ, что если я долгое время терпѣлъ голодъ, то мой мозгъ будто вытекалъ по каплямъ, и моя голова дѣлалась совсѣмъ пустой. Она становилась легкой, будто я не чувствуется тяжести на плечахъ, и мнѣ кажется, что я поглощаю своими широко раскрытыми глазами каждаго, на кого я смотрю.

Я сидѣлъ на скамейкѣ, думалъ и становился все озлобленнѣе противъ Бога и тѣхъ страданій, для которыхъ Онъ меня предназначилъ.

Если онъ думаетъ обратить меня и сдѣлать лучше, посылая мнѣ страданія и неудачу за неудачей на моемъ пути, то Онъ ошибается. Чуть не плача съ досады, я смотрѣлъ на небо и мысленно говорилъ ему все это.

Мнѣ вспомнилось опять все, чему насъ учили въ дѣтствѣ; мнѣ послышался тонъ библіи, и я началъ тихо разговаривать самъ съ собой и насмѣшливо склонилъ голову на бокъ. И зачѣмъ мнѣ заботиться о томъ, что ѣсть, что пить и во что одѣвать свое жалкое тѣло? Развѣ мой Небесный Отецъ не заботится обо мнѣ, какъ о воробьяхъ на крышѣ, и не оказываетъ Своихъ милостей Своему жалкому рабу?.. Богъ коснулся Своимъ перстомъ моей нервной ткани и медленно спуталъ всѣ волокна; Богъ отвлекъ Свой перстъ, и нѣжныя волокна повисли на немъ. Перстъ Божій оставилъ рану въ моемъ мозгу. Тронувъ меня перстомъ Своей руки, Богъ оставилъ меня, не трогалъ меня и не дѣлалъ мнѣ зла. Онъ предоставилъ мнѣ итти съ миромъ?.. Богъ пребывалъ въ Вѣчности…