Александр Ржешевский - Пляж на Эльтигене

Сын стал ученым. Запускал ракеты. Сначала сидел в командировках по восемь месяцев в году. А потом уехал туда жить вместе с семьей.

Дочь Мария была к ней добра, но зять Иван Васильевич, человек честный и положительный, часто пребывал в дурном расположении духа. По этой причине или по привычке, от чистого сердца старался все время кого-то поправить или что-нибудь изменить, даже если ни то, ни другое не нуждалось в изменении.

В последние годы Наталья Петровна загорелась желанием поехать в Ярославль и время от времени начинала собираться. Но возникали непредвиденные причины, и отъезд откладывался.

Ей говорили, что она не узнает Ярославля, но она не представляла, как это можно будет не узнать его. Отвечала, улыбаясь:

— Но ведь Волга осталась. И, надеюсь, течет по-прежнему?

Сын обещал забрать ее летом и поехать вместе в Ярославль. Но так и не появился. Она прождала до сентября. А когда начали запускать спутник за спутником, поняла, что Кирилл не появится вовсе.

Людмила приехала чужая, незнакомая. Категоричная. Как всегда после долгих командировок.

Иван Васильевич целый день не решался никому сделать замечания. Катя взяла на всех билеты в кино. Марья Кирилловна ждала в коридоре уже одетая. А Людмила с Гошкой все медлили, топтались в комнате, поглядывали друг на друга и, казалось, никак не могли договориться.

Но когда Иван Васильевич, заглянув в комнату и держа в руках шляпу, спросил официальным тоном, что они намерены делать, если не идут в кино, Людмила поднялась и, кинув в смятении взгляд по сторонам, тихо сказала безжизненным, бесцветным тоном:

— Мы решили пожениться…

Марья Кирилловна, прижавшись к стене, испуганно посмотрела на дочь. Иван Васильевич схватился за сердце и, отбросив шляпу, сел на диван. Решающее слово сказала Наталья Петровна. Опершись дрожащими руками на спинку кресла, она встала и произнесла дрогнувшим, но твердым голосом:

— Ну что ж… Давайте пить шампанское.

Выпив бокал шампанского за молодых, Иван Васильевич отнюдь не смирился с новым положением. В отношении к ним он стал держаться таких принципов, что Людмила с мужем должны были через неделю уехать из квартиры и снять комнату на краю поселка. Скрывая друг от друга, каждый думал, что ничего нельзя поделать, что жизнь начинается трудно и это в порядке вещей.

Они не знали, не могли понять и ни за что бы не поверили, скажи кто-нибудь, что комната с обшарпанными обоями, квадратный стол, выскобленный до черноты, и скамья, которая была старше их обоих, — вся эта неустроенность будет вспоминаться как свидетельство лучших времен. Им казалось, что они научились дорожить друг другом только потому, что понимали прекрасное и помнили добро, а на самом деле больше всего их сблизила эта неустроенность.

Стояла поздняя весна, и ветки черемухи стучали в окно. Земля под деревьями была усыпана белыми лепестками. И когда багровая полоса заката падала на верхушки деревьев, а сумерки окутывали небо, они ощущали восхитительное одиночество и были счастливы.

Через несколько лет, вернувшись издалека, оба с неловкостью разглядывали ветхое строение с подслеповатыми окнами у самой земли, комнату, в которой было трудно поместиться, и сад, ставший еще мощнее и выше. Выросли дети, а может, совсем другие жильцы поселились в доме, — словом, никто не узнал ничем не примечательную парочку, стоявшую у забора. И никто не догадывался, что было на душе у высокой смуглой женщины в открытом зеленом платье и мужчины с уставшим лицом, в светлом летнем костюме.

Дачники, да и только.

— Не сдается, ничего не сдается! — проговорила ворчливо, пряча глаза, толстая тетка с кучей белья, завернутого в простыню. — Своих родственников понаехало — не знаешь, куда девать.

Женщина и мужчина пожали плечами и поглядели друг на друга, как будто спрашивали: «Неужели здесь и прошла самая лучшая, самая главная, самая прекрасная пора!»

Тогда их часто посещала старуха. Во время долгих неторопливых разговоров Гошка лепил разные безделушки из пластилина. Легкость и непринужденность этого занятия приводили Людмилу в восторг. Скоро на подоконнике появилась галерея смешных человечков, разных животных, которые нападали друг на друга, спасались бегством, сражались. Это увлечение кончилось так же внезапно, как пришло.

С шутки, с забавы началось другое. Гошка взялся сделать скульптурный портрет Натальи Петровны. Сначала использовался пластилин, потом, в отсутствие старухи, Гошка развел глину.

Наталья Петровна, приходя к ним, говорила, что отчим переживает, что мать собирается их навестить, а Катя шлет приветы и желает здоровья. Словом, старалась всех примирить. А Гошка просил ее рассказать про Ярославль, про мятеж и про то, как рабочие отряды ловили в лесах банду зеленого савинковца, который вершил казни в ту далекую страшную ночь.

Вначале портрет был очень похож. Людмила удивилась и первый раз взглянула серьезно на это занятие. Когда Наталья Петровна уходила, Гошка начинал работать.

Но постепенно черты сходства стали, по мнению Людмилы, утрачиваться. В лице исчезла старческая дряблость. Медленно валившаяся голова выпрямилась, в облике появилась твердость, решительность и какая-то окрыленность. Людмила, знавшая Наталью Петровну, никогда этого не замечала. Потом однажды, откинув тряпку с сырой скульптуры, она ахнула, так поразил ее жесткий, мученический, совсем не свойственный Наталье Петровне взгляд.

Она ничего не сказала Георгию. Но несколько дней не смотрела на его работу. А потом вдруг нашла скульптуру разрушенной и огорчилась. А Георгий опять как ни в чем не бывало начал лепить безделушки. Иногда отключался, устремив глаза в одну точку, потом пальцы снова принимались лепить какие-то бессмысленные фигурки чертенят, водяных, львов и прочую живность. Затем все это превращалось в буро-полосатый комок, если Людмила не успевала вовремя спасти у него из-под рук какую-нибудь замысловатую диковину.

Потом снова из глины стал собираться образ, который он искал.

— Почему ты не хочешь сделать портрет похожим? — изумлялась Людмила. — Ведь в первый раз было так хорошо.

— Ты думаешь? — выговаривал он медленно, и Людмила видела, что ему безразлично ее мнение. — На что похожим?

Первое время он был еще не прочь лечь в кресло, закинув ногу на ногу, и порассуждать о мудрости неторопливой провинциальной жизни. Но потом, в работе, все это ушло, выражение лица ожесточилось. Людмила почувствовала, как пропадает прежняя легкость в их отношениях, становится трудно решать самые простые вопросы, если он, пробудившись и разрушив очередной вариант, начинал с дотошной суетливостью вникать в хозяйственные дела.