Александр Ржешевский - Пляж на Эльтигене

— Не пойдет, — сказал подошедший Степан. — Давай другого.

Степан был без шапки и на вид показался Чике каким-то потерянным и жалким. Чика пригляделся внимательнее.

— Нету других, — заорал Леха. Он никогда ничего не говорил спокойно, а всегда орал: к делу и не к делу. На это уже не обращали внимания. Наверное, если бы Леха сказал что-нибудь тихим спокойным голосом, его бы не услышали или подумали, что он шутит.

— Нету… — повторил Леха. — С утра за дровами уехали, к вечеру будут. И дед Гришака с ними укатил, не сидится старому черту. Как это не пойдет? — продолжал он, разъярясь. — Заставим!

Вытянув жеребца вожжами еще раз, отчего тот попятился и едва не сломал оглоблю, Леха направился к забору и выломал длинную палку. Но ударить ему не пришлось. Сзади, как рассерженный воробей, налетел на него Колька Силин, злейший Чикин враг. Лицо у Чики вытянулось. Он не смеялся больше, знал, что Леха скор на расправу.

— Не бей его! Не бей, гад! — задыхаясь твердил Силин, повиснув на руке.

Леха махнул рукой, и Колька отлетел в сугроб. Увидев его залитое слезами лицо, Леха двинулся вперед и хотел подбавить еще, но на пути оказался Степан.

— Не тронь! — проговорил Степан таким тоном, что Леха враз остыл.

— Чего? А чего? Тогда пущай сам и запрягает… — забормотал он скороговоркой. Но голос его быстро окреп, и вместе с этим к Лехе вернулась прежняя уверенность. — Эй, бригадир! Давай другую работу! — заорал он во всю глотку и пошел прочь, проваливаясь по колено в сугроб.

Колька подошел к жеребцу, погладил и что-то начал говорить. Потом не спеша разобрал вожжи. Пепел легко стронул с места и потащил повозку. Колька зашагал рядом, поминутно поправляя шапку. Он знал, зачем Степану нужна лошадь. До Уваровки, где больница, напрямик было меньше десяти километров. В ясную погоду видно было, как на взгорье поблескивала старая колокольня.

Поравнявшись со Степаном, Колька сказал негромко:

— Он пойдет… Обязательно пойдет.

Степан неловко повалился в сани. Они промчались мимо ошеломленного Лехи. Пепел и Леха шарахнулись друг от друга в разные стороны.

Жена Степана уже поджидала у калитки. Как ни поглощен был Колька своими мыслями, как ни горд за Пепла и за себя, успел заметить, какое измученное лицо было у Степановой жены и как поглядел Степан, сперва на нее, потом на белый сверток, который она держала в руках. И понял Колька, что не было в его жизни дела более важного, чем доставить в больницу маленькую дочку Степана, и как можно скорее. Он взмахнул рукой, чего не делал никогда, и Пепел, как бы поняв его, перешел на резвую рысь. Снег повалил хлопьями. Степан так и остался без шапки, скоро его волосы совсем исчезли под слоем нетающих пушинок.

Перебравшись через Мельничный ручей, они очутились в открытом поле. Дорогу совсем замело. Редкие деревья неожиданно выдвигались из густой, беззвучно падавшей пелены и тут же пропадали за санями.

— А не заблудимся? — спросил, с трудом разомкнув губы, Степан.

Колька пожал плечами. Такая же мысль давно вертелась у него в голове. Он хотел ответить: «Тут недолго» — и сразу разозлился на себя.

— Лошадь небось дорогу знает, — сказала Степанова жена.

Это было как раз то, что полагалось ответить, и Колька кивнул.

— Правильно едем, — негромко отозвался он.

А Пепел будто и в самом деле знал дорогу как нельзя лучше и доставил их засветло на окраину Уваровки.

Из отрывочных разговоров Степана с женой Колька понял, что очень важно застать в больнице «главного доктора» Вадима Петровича. Но, по словам Степановой жены, надежды на это оставалось мало. Время было позднее. Сам же Вадим Петрович жил за тридцать километров от Уваровки, приезжал с утренним поездом и уезжал с вечерним.

Больницу отыскали быстро. Девочку унесли.

Оставшись один, Колька улегся на самое дно саней, постелив предварительно клочок сена, и стал смотреть на падающий снег. Он старался проникнуть взглядом как можно выше, но взгляд соскальзывал со снежинок, терялся в белом крошеве, и скоро Колька уже не мог решить, во сне или наяву плывет он по бушующему снежному морю.

Вдруг чей-то голос произнес рядом:

— И лошадь забыли прибрать. Уйдет, не ровен час. А хозяев-то нету.

Колька проворно поднялся на коленях.

— Я тута.

Перед ним стояла старушка в белом платке и халате, завязанном белыми тесемками.

— Ну как? — спросил Колька.

— Чего же раньше думали, гос-споди? — сердито сказала старушка. — Давно надо было привезти.

— А Вадим Петрович в больнице?

— В больнице.

Колька хотел сказать «хорошо», но только глубже вздохнул.

Вышел Степан.

— Ну что, брат. Я здесь останусь. Надо и тебя пристроить. Куда на ночь глядя поедешь?

Колька замотал головой:

— Я фью-ить! Дорога знакомая, — и еще раз спросил с надеждой: — Ну как?

Степан молча сжал ему руку.

— Успели… Поезжай, если решил, — добавил он таким тоном, точно не сомневался теперь, что Кольке можно поручить самое серьезное и ответственное дело.

Пепел бежал упруго, взрывая копытами снег. Небо расчистилось, проглянул месяц. Синие тени легли вдоль дороги.

Подъехали к оврагу. Пепел, не сбавляя хода, пошел под гору. Месяц бежал вместе с ними, перескакивая по верхушкам деревьев. Приближалось то заколдованное место у Мельничного ручья, где росла скрипучая сосна. Все странные происшествия так или иначе были связаны с ней. Колька насторожился. И что за дерево! С виду сосна как сосна: ветки зеленые, только макушка сухая. А как заскрипит, даже днем, — душа в пятки уходит.

Однажды в том месте Силин и Дементьев видели рыжую лису. Опустив пушистый хвост, она скользила по снегу так неслышно и неторопливо, будто Силина и Дементьева не существовало вовсе. В школе разговоров хватило на целый месяц. Видя такой ошеломляющий успех, Чика стал говорить, что видел на том же месте волка. Вначале этому никто не поверил. Но потом почему-то именно волк утвердился в памяти. А про лису забыли.

Припомнив этот случай, Силин подумал про Чику. И его охватило чувство, похожее на жалость. Конечно, от Чики не жди ничего хорошего, кроме подвоха. Да и откуда взяться хорошему… Вон лошадь и та заботу любит. А Чика, кроме тумаков, ничего не видал. Каждый норовит лишний раз треснуть его по башке. Бывает, и за дело, а жизни у него, если подумать, никакой. Сплошные тумаки. Один Дементьев к нему подошел по-человечески. С тех пор Чика ходит за ним как привязанный. А что же другие? Что сам Колька?

Месяц ослепительно сиял сквозь голые ветки скрипучей сосны. Колька приподнялся на коленях, и все мысли разом выдуло у него из головы. В кустах возле сосны неподвижно светились два красных огонька.

Колька хотел было подумать, что ошибся, но огоньки переместились. Из кустов вытянулся худой темный зверь. Улегся поперек дороги. Пепел всхрапнул, однако продолжал бежать прямо, не сворачивая. Зверь метнулся в сторону, оказался рядом с санями, и Колька увидел бродячую легавую собаку Ласку. Вообще-то Ласка была не совсем бродячая и принадлежала колхозному кузнецу Буханову. Но кузнец ее не кормил и в избу не пускал. Наверное, потому, вымахав ростом с теленка, Ласка осталась худющей до ужаса и вечно рыскала по помойкам, поджимая озябшие лапы. Пропадала иногда по целым месяцам, и ребята считали ее дикой.