Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

Саваоф высморкался в белую тряпочку, покачал головою, налил Христу водку вместо рюмки в огромный кубок и произнёс глухо:

— Выпей. Тебе сейчас вот так и надо хлестнуть. Запьёшь тут от такой жизни. Выпей. Плюнь, сынок. Ну что ты с ними поделаешь, если они там, на земле, дураки, чекуши взбесившиеся. Молоды они ещё, люди. Глупы, пока что.

— Так что ж, и за таких гибнуть?

— Выпей... Выпил?.. И за таких, сынок... И за таких, какими они будут.

— Какими?

— Смотри.

И Саваоф широко распахнул окно.

В разрывах облаков всё чаще и чаще видна была земля. И вот вся она открылась глазам. В аквамарине океанов, где плавали добрые рыбы, в зелени пущ, где, нетронутые, непуганые, ходили олени и мирные зубры.

В золоте нив и платине северных рек, в серебряной белизне бесконечных садов.

Аисты парили над богатыми деревнями, и каждая из них была как пахучий букет. Земля, вся убранная, чистая до того, что на ней невозможно было найти ни одного пучка пырея, ухоженная до того, что её можно было обойти босому, нигде не порезав ног; эта земля дымилась от сытности и удовольствия, на глазах выго­няя вверх злаки и деревья. Золотые пчёлы жужжали в сени лип. Повсюду были благосостояние и зажиточность, повсюду — следы бесконечно приложенных к делу человеческих рук.

И вот появилась перед глазами Братчика та земля, по которой он ходил и с которой пришёл. Он узнал некоторые старые здания, старательно ухоженные, ненарушимо сохранённые людьми. И земля эта была прекрасной, как и тогда, но вместо хат, похожих на хлева, возникли строения из смолистой сосны и камня, и новая повсюду бурлила жизнь. Земля была красивее всего, что он видел сквозь облака. Огромные коровы, которых никто не уби­вал, мирно жевали жвачку и пахли молоком. Кони, ко­торых никто не бил, ходили по густо-зелёным заливным лугам и смотрели на мир человеческими глазами. Люди, которых никто не обманывал, не грабил и не обижал, ра­ботали на полях и пели.

Города были — чудо совершенства, и даже среди полей кое-где стояли голубые, удивительной красоты замки и башни.

Ободранная и несчастная при нём, ограбленная вое­водами и войтами и хищными набегами чужаков, она сейчас распростиралась перед ним в нетленном сиянии вечной красы. Мудрая, трудолюбивая, богатая, возлюб­ленная. Родина!

И звучали на ней песни, и долетали с неё голоса. Звучал, как музыка, нежный и твёрдый, прекрасный, веч­ный, бессмертный белорусский язык.

И мужицкий Христос заплакал. И слёзы покатились по его щекам. А над ним легковесно, с разлёта вращаясь через голову, звонили, мелодически смеялись, ликовали колокола.

Прямо над головою человека, который спал и пла­кал во сне, прозвучал дикий удар в сторону ленивого и нерушимого замкового колокола. Звериное рычание, рёв истязаемого демона. Содрогнулась земля.

Ещё удар... Ещё... Ещё...

Глава LVIII

«РАСПНИ ЕГО!»

Слушая сие, они рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами

Деяния, 7:54

Убитым лежит среди поля

Вожак этой рати — Христос.

Генри Лонгфелло

Ревели колокола. На улицах густо шевелился на­род. Небо было синим и необычайно знойным для сентября, с грозовыми тучами на горизонте. Казалось, что на короткое время возвратился июль. Над Нема­ном, над Замковой горой, над Зитхальным холмом, над всей Городней плыли и плыли серебряные нити паутины.

Комедию хорошо организовали и только что не от­репетировали. Кашпар Бекеш, лишь два дня назад при­ехавший из деревни и не видевший всего, что происхо­дило в Городне, расспросив о событиях и понаблюдав за подготовкою, только и сказал:

— Стараются. Из кожи вон лезут. Это ведь позор, если получится хуже, чем в Иерусалиме когда-то. Так там дикари были, а тут... просто мерзавцы.

Святая служба действительно лезла из кожи. Ещё утром Юрася привезли из тюрьмы рады на Подол, на берег Немана. Именно отсюда он должен был под­ниматься Взвозом к замку, на Воздыхальню. По всему этому пути двумя цепями стояла закованная в сталь стража. Людей в лохмотьях повсюду оттеснили по­дальше, к стенам домов, во дворы и в ниши. За спинами латников стояли люди, разубранные в аксамит и дорогой фелендиш, буркатель и парчу. Сверкали бо­гатое оружие, радужные пояса, перчатки тонкой кожи, сафьян обуви.

И это было хорошо. Надо было показать всем та­кой взрыв народного гнева, чтобы стало ясно: повторения Христовой истории в Городне не будет.

Для Христа сколотили огромный сосновый крест, который он должен был затащить на Зитхальню. Он обязан был идти первым, и с ним лишь два стражника с кордами при бедре, с бичами в руках. Остальные участники процессии должны были идти саженях в пятидесяти за ними, словно давая понять, что на более близком расстоянии даже дыхание осуждённого может осквернить.

Первыми в этой процессии шли дети невинного возраста, наряженные ангелами; белые, полупрозрачные одежды, наплоённые волосы, крылья из радужного ма­териала и восковые свечи в руках. За ними — пятьдесят девушек из богатых семей, также в белом и также со свечами. Они должны были всю дорогу петь отправные мо­литвы. За девушками шли монахи, одетые в белые и чёр­ные саваны с дырками, прорезанными на месте глаз, а за ними шагали латники.

Высшее духовенство должно было выйти процессией навстречу уже возле самой Воздыхальни.

Тронулись с места часов в девять утра, но было уже нестерпимо жарко. Весь предыдущий день и всю ночь созревала, видимо, да так и не вызрела гроза. Пыль столбом поднималась под ногами, невидимыми были в свете солнца огоньки над воском свечей, блестела сталь и медь, колыхались кресты в руках монахов, ангельскими голосами пели отправные молитвы девственницы.

Прочитали от имени суда приговор, в котором го­ворилось об издевательстве над церковью и о покушении названного Христа на истинную веру, о том, что назван­ного Христа магистрат, которому церковь того Христа отдала, приговорил (при одном возражавшем, бургомистре Юстине) покарать, с лживым своим крестом, милосердно и без пролития крови.

Латник хлестнул Юрася бичом, чтобы лучше за­помнил.

— Ясно, — отозвался тот, вскидывая на плечо тяжё­лый крест. — Чего бы они ещё пролили? Кровь они вы­пили давно, и из меня, и из людей.

И пошёл по Взвозу вверх. Очень-очень медленно. Тяжело было, да и спешить не было причины.

Лотр ещё час тому назад отослал к Жабе гонца. Около Воздыхальни уже два дня назад были подготовлены поленница дров и столб, и поведение войта, отка­завшегося скрепить использование костра своей подпи­сью, выглядело, по меньшей мере, странно. Надо было узнать, что это означает, и, если войт подписывал кон­фирмацию пьяным, добиться, чтобы зачеркнул свою подпись и возвратился к старому своему предложешно, к каре огнём.