Владимир Короткевич - Христос приземлился в Городне (Евангелие от Иуды)

— Мышеловки! — кричит. — Удивительные мышеловки!

И тут народ вдребезги и вчистую разбил тот воз и раз­нес, а мышеловки стал топтать ногами: зачем нам мыше­ловки, мол, если у нас вы есть. Тут мы и испугались.

— Чу-да! Чу-да! Чу-да! — вопят.

И рукоплескания...

Братчик было растерялся, но потом похлопал своего «коня», какого-то мужика Зенона, чтобы тот остановился, подъехал к Богдану Роскошу, а теперича Фоме Неверному, да и шепнул ему что-то. Фома головою затряс.

— Тпру, — сказал Христос. — Хорошо, люди! Сделаем всё. Будет вам чудо.

Засучил рукава:

— Принесите нам от домов своих сотню мышей.

— Да, — подтвердил Коток-Тадей, да и достаёт из-за пазухи мышь.

Толпа взвыла. Побежали за мышами.

...И вот сидим мы все в каком-то сарае с множеством клеток. Тумаш достаёт из клеток мышей, а мы их дёгтем ма­жем. И все это здорово напоминает фабричный конвейер [8]. Правильно это Братчик придумал, а Фома-Тумаш подтвердил. Мышь — он дёгтя не любит. Пустишь такого — он других перепачкает, те — других. Мыши половину жизни моются, а дёготь языком не отмоешь. Начнут они бросаться, в другие дома бежать, в свои и там пачкать. Начнётся страшная возня. И самое позднее через день все мыши из города выйдут.

И вот мы трудимся. Достаём — держим за хвост — мазилкой шлёпаем. И Иуда тех мышей в норы выпускает.

...Вышли мы из сарая того, и опять подняли нас на руки, ибо пообещал Христос, что завтра мыши пойдут из города, ибо услышал отец его на небе моления человеческие.

Всё было бы хорошо, но тут Иуда увидел, как Лотр с Болвановичем смотрят на Братчика, словно на своё создание. И улыбаются, будто оценивая: «А ничего», — и руки их встречаются в сильном пожатии.

Так не по себе тогда сделалось. Вроде будущую судьбу свою увидел.

...Потом впечатление от обещания минуло, и тут все эти люди с истощёнными лицами, бледные женщины, нищие в лохмотьях, дети несчастные — всё это бедное море почувствовало, что голодно оно, что рисковало жизнью за этого человека и имеет теперь право просить о величайшем чуде, которое возможно на земле, — о куске хлеба. И началось моление о втором чуде:

— Хле-ба! Хле-ба! Хле-ба!

Руки тянут. И тут растерялись уже не только мы. Растерялись и «простые голуби», князи церкви.

Счастье великое, что некоторые услышали моление людское, подумали, что вот вправду даст хлеба и тем торговлю подорвёт, да и от одной той мысли слегка взбесились. Смотрим — протолкались сквозь гурьбу от своих лавок два человека. Один худой, рыжий и копчёной рыбой пахнет. Вто­рой — словно из буханок хлебных сбит. И последний с язви­тельностью такой Христу говорит:

— Да. Хлебушка. Сотвори им чудо.

А второй с такой фарисейской мордой спрашивает:

— Что ж не накормишь их хлебом и рыбой?

Братчик молчит.

— Иль не можешь, и торговцам надо делать это? — до­бавляет хлебник.

И тут свеженький наш Христос будто бы понял что-то. Посмотрел на торговцев. На лавки. На цеховые знаки над их дверями.

— Это ваши склады?

— Н-ну, наши.

— Так проще, видимо, было бы, чтобы это вы людей на­кормили.

— У нас нетушки, — отвечает хлебник. — Евангелием святым клянусь.

— Да они у нас пусты, хоть ты собак гоняй.

— Хорошо, — продолжает Братчик. — Что у вас есть, люди?

Поискали в толпе. Наконец говорят:

— У нас тут лишь пять хлебов и две рыбины.

— Вот и хорошо, — улыбается школяр. — Вот мы их сейчас и порежем. А дабы не видели вы своими глазами Божьего чуда, мы сделаем так. Ты, Тумаш, возьми несколь­ко апостолов и две рыбины, да идите в ту дверь (вот я её благословляю). А я с шестью хлеб возьму да пойду сюда...

А вы, люди, становитесь в хвост, не толкайтесь, без оче­реди не лезьте, хватит на всех. А хлеб и рыбу подаём через окошко.

Хлебник с рыбником бросились было к нему. Тот голос возвысил так, что смотреть на него страшно стало.

— Чего вам? Люди, вы все слыхали! Эти Евангелием клялись, что у них там пусто. Так зачем мешать вам свой хлеб получить?

Только мы и слышали, как шипел хлебник у своей двери:

— Нельзя сюда. Конкурируешь, пан Иисус.

Толпа насунулась ближе. И тут завопил возле своей лав­ки рыбник:

— По желанию верующих чуда не будет!

Но их оттеснили уже. Христос лицо своё почти к са­мым глазам рыбника приблизил:

— Ну-ка, лети отсюда!

Тот не хочет.

— У вас ведь там ничего нету?

— Н-ну.

— Тогда изойдите...

И потекли толпы. Две большие змеи человеческие. А мы подавали и подавали сквозь окошки хлеба, копчёную и солёную рыбу, мешки с сухарями и зерном.

Позже сказали нам, что хлебник с рыбником испугались, что разорвёт их голодная толпа, но до самого конца смотрели, как это можно из пустых складов двумя рыбами и пятью хлебами накормить весь город. Слишком это им любопытно было.

И будто бы хлебник произнёс:

— Змеёныш! А ещё Христос. Разве Христос бы так поступил?

А рыбник якобы ответил ему:

— А я удивлялся ещё в церкви, какие это дураки кричали: «Распни его!» Дур-рак старый!

И накормили мы теми хлебами и рыбинами весь город, и в запас людям дали, и сами наелись так, что лоб и живот были одинаковой твёрдости. Да ещё и осталось двенадцать корзин объедков.

Одно настораживало. С момента этого большинство «апостолов» почувствовало вкус в сладкой жизни и потеряло извечную зоркость бродяг. Ещё бы, то воровали, а тут сами несут тебе. И никуда не надо убегать, и тут хорошо, а пыточная — это что-то далёкое. Левон-Петро даже богохульствовал, гладил себя по брюху и вздыхал: «Царствие Божье внутрь меня есть». А когда Братчик сказал ему, что не закончится это добром, он ему бросил: «Убегать не вздумай. Выдадим. Тут денег — реки». И как ни говорил Иуда, что умный человек давно бы поразмыслил, как отсюда навострить лыжи, — никто об этом серьёзно не думал, ибо редкое это явление на земле — разум.

Что же касается мышей, так они вправду ушли из города. Молча стояла толпа. В открытые врата ветром несло мусор и пыль. И вот появился авангард мышиного войска.

А потом пошло и пошло. Перепачканная, тревожно-молчаливая река.

Шло войско. Заполоняло врата, плыло, двигалось. В какой-то свои последний поход...»

Глава XIII

ВЕЛИКАЯ БЛУДНИЦА

И цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от вели­кой роскоши её. ...выйди от неё, народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам её... Сколько славилась она и роскошествовала, столько воздайте ей мучений и горестей.