Ахмед аль-Шидийяк - Шаг за шагом вслед за ал-Фарйаком

Он долго говорил в том же духе, и никто из слушателей не дал ему пощечины. Лишь одна разумная женщина, недавно вышедшая замуж, выслушав последние слова проповеди, гневно воскликнула: «Да не благословит Господь тот день, когда у нас появились эти чужеземцы, они присвоили себе наше добро и наши доходы, они развратили нашу страну и лишили нас возможности пользоваться ее богатствами. Они учат нас скупости, жадности, легкомыслию и бесстыдству. И, клянусь жизнью, только их алчность и скряжничество позволили им завладеть этим огромным богатством. Мы слышали, что чужеземец, садясь за стол со своими детьми, сам ест мясо, а им бросает кости, чтобы они высасывали из них мозги, потому что он жулик и мошенник. Мы слышали также, что их собратья в странах, где они живут, еще хуже и порочнее их. А теперь этот негодяй подстрекает наших мужей на непотребные поступки, чтобы сам он мог творить все, что ему заблагорассудится. Я точно знаю, что эти проповедники говорят одно, а думают совсем другое. Они учат людей благочестию и воздержанию, а сами вожделеют к плотским радостям. Этому проповеднику следует отрезать язык, чтобы он узнал, что такое боль. Иногда человеку бывает больно подстригать свои ногти. Поэтому наши сестры, франкские женщины ухаживают за своими ногтями и гордятся ими, но они все равно отрастают, и их приходится стричь. А каково же отрезать детородные органы?» (Да благослови тебя Господь, женщина! Ты, хотя и новобрачная, нравы неверных критикуешь, как в старину. О если бы все женщины были такими же, и если бы я мог облобызать твои уста!)

А когда священник вышел из церкви, все люди кинулись целовать его руку и благодарить за высказанные им прекрасные и полезные мысли, поскольку в их умах сложилось твердое убеждение, что книги христианской религии должны быть коряво написанными и как можно более истрепанными, потому что сила религии заключается в достижении согласия, как поучает в своем сочинении «Пыль от перетирания глупостей» Атанасиус ат-Тутунджи, митрополит Халебский {136}, лжец, сладкоежка, любитель мирских удовольствий, вероломный, скряга, раздаватель объедков, охотник поживиться за чужой счет, грубиян и злобный ругатель.

Продолжал ал-Фарйак: «Поскольку Господь послал мне испытание в лице десяти подобных же попутчиков, мне пришлось до конца плавания быть с ними вежливым и обходительным».

Я уже рассказывал о жалобах ал-Фарйака на морскую болезнь во время его первого плавания и не стану повторяться. Скажу лишь, что, мучаясь и страдая, он поклялся, что его нога больше никогда не вступит ни на одно морское судно [...] {137}

По прибытии на остров ал-Фарйак провел сорок дней в специально отведенном месте для очищения его дыхания {138}. Там было заведено, что каждый прибывающий из стран Востока и надышавшийся их воздуха, должен, прежде чем попасть в страну, «очиститься» от него в порту. Ал-Фарйак жил там и питался вместе с двумя знатными англичанами из числа пассажиров корабля. Общаться с ними ему было приятно, потому что они объездили много стран Арабского Востока и позаимствовали у их жителей хорошие манеры. Когда срок очищения закончился, пришел торговец вразнос и отвел его в свой дом в городе. Этот торговец потерял жену в тот самый день, когда было решено отправить к нему ал-Фарйака. Он носил траур, жил аскетом и пребывал в печали и унынии. Питался только свининой (не взыщи, Господи, за ее упоминание!) и приказал своему повару научиться хорошо ее готовить. Один день повар готовил голову, на другой — ноги, на третий — печень, на следующий — селезенку, пока не перебирал все части туши, а потом вновь начинал с головы. А ты, читатель, знаешь, что сирийские христиане подражают мусульманам абсолютно во всем, кроме религии, и есть свинину почитают грехом. Когда ал-Фарйак уселся за стол, и повар принес кусок мяса этого отвратительного животного, он подумал, что торговец подшучивает над ним и не стал есть, надеясь насытиться другими блюдами. Но обед на этом и закончился, торговец начал читать благодарственную молитву Всевышнему за то, что Он его напитал. Тут ал-Фарйак подумал, что его хозяин совершил ошибку, его молитва была неуместной — нельзя же благодарить Творца за совершенный недостойный поступок или за съеденную запретную еду.

На следующий день повар принес другой кусок свинины. Торговец его проглотил и снова произнес благодарственную молитву. Ал-Фарйак спросил повара: «Почему наш хозяин благодарит Господа за съеденную свинину?» Тот ответил: «А почему нет? Он считает своим долгом благодарить Господа за все и вся, как это предписано в священных книгах. Он исполнял этот долг, даже переспав со своей женой». Ал-Фарйак спросил: «А за ее смерть он не благодарил Господа?» Повар ответил: «Благодарил, он уверен, что она нынче пребывает в лоне Авраама». «Если бы у меня была жена, — сказал ал-Фарйак, — я бы не хотел, чтобы она оказалась в чьем-то лоне». Засилие свинины все росло и укреплялось, а чрево ал-Фарйака слабело и чахло, поскольку он весь день довольствовался только хлебом и сыром. А потом он услышал, что тесто для хлеба в городе месят ногами, к тому же мужчины, а не женщины. И он стал уменьшать свою порцию, насколько мог, и совсем отощал. Зубы его заржавели от бездействия, а два зуба — по одному с каждой стороны рта — выпали. Впервые в истории голод поступил справедливо — если бы оба зуба выпали с одной стороны, то одна сторона стала бы тяжелее другой, и равновесие тела было бы нарушено.

Что же до самого города, то приезжающего из стран Востока он восхищает и поражает своим величием. А приезжающему из стран Европы кажется маленьким и жалким. Ал-Фарйака в нем более всего удивили две категории жителей: священники и женщины. Священники — своей многочисленностью: рынки и места для гуляний кишели ими, и все они носили треугольные шляпы, не похожие на шляпы рыночников в аш-Шаме, и короткие — до колен — штаны. На ногах — черные чулки. А сами ноги очень толстые, потому что все священники на этом острове откармливают перепелов. Еще они — как и другие уважаемые и достойные люди здесь — имеют привычку брить бороды и усы и носить штаны не только короткие, но и очень узкие, обтягивающие то, что за ними скрыто. Женщины же удивили своими нарядами, не похожими на наряды женщин восточных и европейских стран, а также тем, что у многих из них есть усики и маленькие бородки, которые они не сбривают и не выщипывают. Я слышал, что многие франки питают большую склонность к подобным женщинам. Возможно, это странное обстоятельство дошло до ушей и самих женщин. Да иначе и быть не может, ведь чувства мужчин от женщин не укроются. Красивых среди них очень мало, а их подчинение священникам выше всякой меры. Некоторые женщины предпочитают своего духовника мужу, детям и всем другим родственникам. Она не съест никакого вкусного блюда, не угостив им священника, и приступает к еде только после него.