Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 2

Возражать на все то, что далее говорит Ф. В. о первоначальном наступательном плане пруссаков, вследствие чего запасные магазины были будто бы в Заальфельде и Шлейце, и о повороте французов тылом к Эльбе, а пруссаков к Рейну – нам совестно! План наступательный предполагался вначале, но исполнять его и запасать магазины в авангарде никто не думал. Разумеется, что нельзя было не иметь каких-нибудь магазинов в Заальфельде и Шлейце, но главные собраны были в Дрездене, Лейпциге и Наумбурге, что подтверждает и Ф. В. (С[еверная] пч[ела], стр. 83). Каким же образом могли после сего « водвориться недостаток и почти голод в армии » (Воспоминания, стр. 230), если Дрезден, Лейпциг, Наумбург и, главное место запасов, Магдебург были в руках пруссаков? Что касается до поворотов тылом, мы советуем Ф. В. посмотреть на какую-нибудь карту Германии, а не хохотать, потому что такой смех ничего не доказывает.

8. « Окончив все обвинения в военно-историческом отношении, несправедливость коих здесь обнаружена (читатели видели, как она обнаружена !), г. Полевой переходит к изустным преданиям и рассказывает по-своему историю о Хвостове и Давыдове. Мы же ссылаемся на всех (?) товарищей и сослуживцов , что о Хвостове и Давыдове точно так рассказывали , как напечатано в “Воспоминаниях”. Ведь “Воспоминания” не история. В “Воспоминаниях” припоминается о том, что рассказывали в свое время и что всех тогда занимало ». Следовательно, история Хвостова и Давыдова рассказана так, как ее когда-то кто-то рассказывал , и «Воспоминания» есть сбор всяких небылиц, которые когда-либо в жизнь свою слышал автор? Очень мило! После этого и говорить нечего, подумали мы: «“Воспоминания” не история , пиши что хочешь, бумага стерпит, а уличат в неправде, отвечай: “ Так мне рассказывали!” ». Но вот что остановило нас: « И точно так же рассказывал нам это дело почтеннейший адмирал П. И. Рикорд, при соредакторе и сотруднике “Сев[ерной] пчелы” А. Н. Грече, когда уже печатались “Воспоминания” . Кому верить, общему ли мнению, самовидцам-современникам и его высокопревосходительству П. И. Рикорду или г. Полевому? Уж лучше поверить общему мнению и столь почтенному лицу, каков П. И. Рикорд. Когда идет дело о морских офицерах, то мы верим адмиралам, очевидцам и современникам».

Признаемся, это нас сильно изумило! Как? Наш почтенный, знаменитый моряк П. И. Рикорд мог рассказывать все, что напечатано в «Воспоминаниях», и на это есть свидетели? Мы уже хотели обратиться к П. И. Рикорду и просить его объяснений, когда в № 26 «Сев[ерной] пчелы» увидели следующее письмо:

Милостивый государь Фаддей Венедиктович!

В № 21 «Сев[ерной] пчелы» сего года я, к удивлению моему, прочитал, что в литературных спорах, возникших между вами и г. Полевым, касательно изданных вами «Воспоминаний», описывая действия Хвостова и Давыдова при экспедиции в Японию, вы, для удостоверения в истине вашего о них рассказа , выставили и меня посредником между вами. Видя имя мое таким образом помещенное в газете, это изумляет меня еще тем более, что и самый рассказ ваш об упомянутых лицах не вполне верен . Покорнейше прошу вас, м[илостивый] г[осударь], в вашем прении впредь для защиты вашей не употреблять моего имени.

Честь имею быть, и пр.

Петр Рикорд .

Надобны ли здесь какие-нибудь объяснения? Любопытны замечания Ф. В. Булгарина при этом письме, но мы оставляем их, хоть признаемся, здесь и мы невольно смеялись! [655]Спешим к последнему пункту оправданий, последней победе над нами Ф. В. Булгарина, вроде побед кунерсдорфских.

9. «В “Воспоминаниях” (часть II, стр. 232–233) сказано об объявлении , напечатанном в 1806 году против Наполеона, вроде бесед графа Растопчина с московскими жителями в 1812 году. Г. Полевой изволит сомневаться , что Ф. Б. читал это объявление , и указывает на XXIX том Собрания законов, где напечатано это объявление. Знали мы об этом, г. Полевой, и справлялись, а на поверку вышло, что это то , да не так ! Что было писано для простого народа, то не внесено в Собрание законов. Далее не хотим пояснять, хотя имеем теперь в руках то объявление, о котором говорится в “Воспоминаниях” . Ну что было бы, если б все, что было напечатано в 1812 году, внести в Собрание законов и государственных актов? Полноте, г. Полевой, вы не понимаете дела!»

Нет, мы дело лучше вашего понимаем и еще раз утверждаем, что именно то самое объявление напечатано в Собрании законов, о котором говорит г-н Булгарин, а другого не было, нет, и он его теперь в руках иметь не может ! Да что далеко откладывать? Напечатайте его в «Пчеле»! Это будет любопытнее сказочек, которые вы печатаете, или всего лучше положите его в магазине М. Д. Ольхина, и пусть рассудит нас народ беспристрастный!

И вот все , что высказал нам ответ Ф. В. Булгарина, вот после чего восклицает он: «Из множества упреков в неточности, несправедливости, незнании истории оказалось все несправедливым , и справедлива только опечатка в английском языке!» После того, когда ясными доказательствами не оставили мы ни одного слова живого в ответе г-на Булгарина, справедливы ли слова его, что мы сели на мель с одною опечаткою ?

По скромности, какую соблюдаем мы в нашем оправдании, удаляя все постороннее и говоря только о деле, не читавшие ответа Ф. В. Булгарина не поверят, какими приветствиями нам сопровождает Ф. В. свой ответ. Мы отчасти об некоторых упоминали; о других умалчиваем, из уважения к самим себе. Но вот еще обвинения, требующие ответа:

Ф. В. Булгарин утверждает, что Н. А. Полевого рассердило мнение Булгарина о драмах его, Полевого. Смеем уверить, что Полевой писал замечания свои, руководствуясь желанием раскрыть истину и не сердясь ни за что. Кроме того, оправдание Полевого давно напечатано на 241–242 стр. «Воспоминаний». «Самая заманчивая слава, это слава драматического писателя, – говорит Ф. В. – Нет сомнения, что у драматического писателя бывают завистники, потому что это необходимые спутники в жизни истинного таланта , но если бы не было у него клеветников и завистников, то это означало бы, что пьесы его не имели никакого достоинства и успеха. Но ведь эти завистники всегда так ничтожны; так мелки, что человеку с умом и характером не стоит даже обращать на них внимания. Ужели за несколько эпиграмм и пустых шуток не могут вознаградить его любовь к нему публики и уважение всех, дорожащих народною славою?» Довольно. Собственное сознание паче свидетельства целого света.

На другое обвинение потребно некоторое объяснение . Перебирая всю литературную жизнь Полевого, вспомнив даже знаменитого Грипусье , над которым потешался Ф. В. в 1825 году и которого отдаем мы ему на потеху, г-н Булгарин вступается в слова наши, что в «Воспоминаниях» беспрестанно встречаются небрежности языка. «Он не указывает на них и намекает, что это случилось по причине отсутствия Н. И. Греча, который поправил бы эти небрежности» (С[еверная] п[чела], стр. 83). Мы и действительно так думаем, но ведь и довольно бы сказать: укажите нам наши небрежности! Так нет! Мы будем утверждать, что небрежностей у нас нет и что сам Полевой грамоте не знает. «Все писания г-на Полевого, когда он был сотрудником “Северной пчелы”, выправлял не один Н. И. Греч, а и Ф. Б., и Алексей Николаевич Греч, и даже корректоры. Ссылаемся на всю редакцию “Северной пчелы” и на рукописи г-на Полевого, хранящиеся у нас ». Такую выходку, право, мы не знаем как назвать. Положив себе правилом ни одного слова не говорить без доказательств, беремся за «Воспоминания» и выписываем, что попадет на глаза: стр. 152 , «скромность и деликатность в обхождении его были превозносимы во всех сословиях»; стр. 153 , «народ толпился, чтоб видеть», и проч.; стр. 153 , «при быстрой реакции наступают крайности»; тут же , «после прежней покойной (т. е. спокойной) формы – все было преувеличено, как будто для того, чтоб скорее забыть прошлое»; стр. 153, «стали носить превысокие воротники, до самых ушей (уж будто и до ушей ?!); вместо широких и длинных фалд-мундиров (что это за фалд-мундиры?) мундиры были короткие, с фалдочками в два пальца (уж будто в два пальца ? не слишком ли коротко обрезал их Ф. В.?)»; стр. 155 , «он мучился, не будучи в состоянии помочь… мрачная меланхолия покрыла его душу»; стр. 156 , «в каждой массе людей»; стр. 157 , «Безбородко стал известен государыне по реляциям, которые он сочинял, и Безбородко стал графом и канцлером (и то неправда!)»; стр. 158 , «благородная гордость, то, что мы называем амбицией (но кто же ныне говорит: амбиция ?)»; стр. 160 , «я глотал романы и повести» – поздравляем и спрашиваем, что все это и сотня подобного, что могли бы мы выписать, если не барбаризмы, не галлицизмы, словом, не небрежности языка? Доказав справедливость наших слов, мы вправе требовать доказательств на то, что статьи Полевого в «Северной пчеле» выправляли, не только Н. И. Греч, не только Ф. В. Булгарин (!), не только А. Н. Греч, но даже корректоры. Как ни жаль нам вмешивать имя уважаемого нами А. Н. Греча, но пусть он подтвердит слова Ф. В. Булгарина. А всего лучше, если у вас целы рукописи Полевого, покажите их, положите их в книжный магазин М. Д. Ольхина, вместе с объявлением, о котором говорено выше, и пусть рассудят нас люди посторонние. Н. Полевой такого суда не боится, и если Ф. В. Булгарин нашего требования не исполнит, мы применим к нему собственные слова его с 178 стр. II тома «Воспоминаний», строки 25–27. Не угодно ли там справиться? [656]