Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

В мои лета смешно было бы хвастать любовными интригами! Кто их не имел в жизни! Но, вспоминая прошлое, нельзя же из ложной скромности пропускать обстоятельства, имевшие сильное влияние на целую жизнь. Русская пословица гласит: «Слова из песни не выкинешь!» Конечно, в Петербурге, и особенно в гвардии, были тысячи людей, которые почли бы себя счастливыми, если б могли подружиться с такою прелестною женщиною, какова была Шарлотта, и она могла бы выбирать из тысячи, но так случилось, что выбор пал на меня. Кажется, что, в начале нашей дружбы, она забыла политику, генерала Савари, Наполеона, свою инструкцию – и подружилась со мною, как дружатся молодые люди… Наши нравы и характеры чрезвычайно гармонировали. Она была нрава веселого, но любила иногда переноситься в мир фантазии, мечтать, и мы то хохотали, то плакали вместе… Я был всегда с нею вежлив, почтителен, услужлив, старался не причинять ей ни малейшего неудовольствия, предупреждал ее желания, хотя она формально запретила мне делать какие-либо издержки и даже гневалась, когда я привозил лакомства, говоря, что она довольно богата и сама может удовлетворять всем своим прихотям. Для женщины с нежным чувством первое достоинство в мужчине – покорность ее воле и пламенная любовь, которая, однако ж, никогда не выходит за пределы почтительности, и это именно Шарлотта нашла во мне.

Я ни пред кем не хвастал моим счастием, напротив, как скупец, старался скрывать мое сокровище; однако ж эта связь не могла скрыться от проницательных взоров молодежи. Некоторые товарищи мои видели меня с Шарлоттой в театре, потому что она велела мне ходить к ней в ложу, видели меня с нею в маскарадах, в концертах, на прогулках – завидовали, поздравляли… Хотя это мне было крайне досадно, но переменить хода этого дела было невозможно. Раз только слова одного из офицеров свиты генерала Савари (бессменного ординарца при Наполеоне, полковника Талуэ (Talhouet), отлично принятого в доме Александра Львовича Нарышкина) произвели на меня впечатление. «Я вас часто вижу с баронессою Р.», – сказал он мне. «Да, я так счастлив, что пользуюсь ее снисходительным вниманием (bienveillance)», – отвечал я. «Советую вам припомнить всю вашу мифологию: историю Калипсы, Цирцеи, сирен [1223]и т. п.», – примолвил он, улыбаясь. Сперва я принял это за обыкновенную шутку; но когда г. Талуэ, в другой раз встретясь со мною, сказал мне серьезно: «Пораздумайте о том, что я уже сказал вам однажды», я в самом деле призадумался, но наконец решил, что, верно, г. Талуэ предостерегает меня насчет женитьбы, зная о какой-нибудь прежней любовной интриге баронессы. Потом я подумал, что, быть может, г. Талуэ говорит с досады (par dépit), – и перестал думать об этом.

Шарлотта рассказала мне целый роман о своей жизни. По ее словам, она вышла замуж в весьма молодых летах за богатого старика – в угодность родителям. Один ненавистный ей человек, но сильный при дворе Наполеона, влюбился в нее и стал ее преследовать, а наконец подговорил какого-то удальца обидеть ее мужа и вызвать на дуэль. Муж не согласился драться и решился уехать с нею в Америку, но она в это время заболела, а потому муж уехал один, чтоб приготовить все к их водворению в Нью-Йорке, и умер в Гаване, оставив ей завещанием половину своего именья. Выздоровев, она немедленно уехала в Россию, чтоб избавиться от преследований ненавистного ей человека… Я всему верил, да и не имел причины подозревать ее во лжи! Что я был за важное лицо, чтоб для меня нарочно выдумывали сказки!..

Но если, сверх чаяния и ожидания, дружба с ловкою и прелестною француженкою не стоила мне денег, то все же она обошлась мне чрезвычайно дорого. Я лишился благосклонности моих добрых и снисходительных начальников за частые отлучки из эскадрона и упущения по службе. Эскадрон стоял сперва в Стрельне, потом в Петергофе, и офицеры, желавшие ехать в Петербург, должны были проситься у его высочества и получать от него билеты за его подписью, как я говорил уже об этом. Я по нескольку раз в неделю езжал в Петербург, следовательно, не мог так часто просить позволения. Бывало, выеду в 10 или в 11 часов, после развода (назначавшегося обыкновенно в 9 часов), и возвращаюсь на другой день, к разводу. Иногда случалось опаздывать. В Петербурге меня видели в маскарадах, в театре, на гульбищах, и наконец все это дошло до начальников, которые, видя, что предостережения и наставления не действуют, стали поступать со мною круто, как я заслуживал. Несколько раз я намеревался отказаться от этой связи, но я был в когтях демона-соблазнителя, усыпившего во мне рассудок и твердую волю. Одно слово, один взгляд волшебницы, записочка ее руки – заставляли меня забывать все!

Невзирая на скопление трудных для России политических обстоятельств, в Петербурге было тогда шумно и весело. Государю угодно было, чтоб столица веселилась, может быть, и для показания Европе, что в России нет того уныния, о котором разглашали в Европе противники Наполеона. Балы в знатных домах, у иностранных послов, в домах богатых купцов чужеземного происхождения и у банкиров бывали еще чаще, чем перед войной. Почти везде, особенно к купцам и банкирам, чрез полковых командиров приглашаемы были гвардейские офицеры, даже незнакомые в доме. На балы к купцам и банкирам привыкли уже ездить знатные сановники, потому что сам император удостоивал их своим посещением. Кто не помнит великолепных праздников тогдашнего откупщика Авраама Израилевича Перца и придворного банкира барона Раля, кончивших свою жизнь и поприще, на нашей памяти, в положении весьма близком к бедности! [1224]Банкирские домы Молво, братьев Севериных теперь уже не существуют, а тогда это были колоссы нашей биржи [1225]. Континентальная система висела, как грозная туча над нашею торговлею, но громы слышны были только вдали и еще не разразились над нашей биржей. Отечественная война 1812 года, богатая славными последствиями, но ниспровергшая многие частные достояния, была видима только проницательным взорам, как огненная точка на горизонте… Денег и товаров было много в запасе, и новый источник богатства – подряды на поставку различных потребностей для армий – обещал неисчислимые выгоды частным людям. Винные откупа обогащали откупщиков и тех, которые должны были наблюдать за ходом откупных дел. Деньги кругообращались в государстве. Уже курс серебряных рублей начал изменяться, но еще не дошел до той степени, до которой достиг после 1812 года, т. е. ассигнации наши еще не дошли до четвертой части нарицательной стоимости [1226].

В тогдашней бедной Стрельненской слободе было тесно от множества офицеров. Его высочество был инспектором всей кавалерии, и из всех кавалерийских полков призваны были по одному штаб-офицеру и по два обер-офицера, для узнания порядка кавалерийской службы , как сказано было в официальной бумаге. Разумеется, что из полков высланы были лучшие офицеры, и потому в Стрельне было самое приятное и самое веселое офицерское общество, какое когда-либо бывало в армии. Кто был в Стрельне в это время, никогда не забудет ее. Здесь завязалась между многими офицерами дружба, продолжавшаяся во всю жизнь. Адъютантами при его высочестве были лейб-гвардии Конного полка полковник Олсуфьев и ротмистр Федор Петрович Опочинин (ныне действительный тайный советник и член Государственного совета). Они были первые любимцы его высочества и доверенные его лица. Из других адъютантов ротмистр Шперберг был всегда в откомандировке, за ремонтом. Ротмистр Гинц управлял инспекторскою канцелярией, подполковник нашего полка А. С. Шульгин (переведенный из эскадрона Московских полицейских драгунов) употребляем был более для посылок, а полковник Астраханского гренадерского полка граф Миних, потомок знаменитого фельдмаршала, занимался обучением уланов и конногвардейцев пехотной службе, которую тогда плохо разумели в кавалерии. Из Сумского гусарского полка для узнания порядка службы прислан был подполковник Алексей Николаевич Потапов (ныне генерал от кавалерии и член Государственного совета), прославившийся подвигами необыкновенного мужества в последнюю войну и отличный служака, которого его высочество особенно полюбил и взял к себе в адъютанты. В это же время назначен был адъютантом ротмистр князь Кудашев.