Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Вот каким образом князь избавился от опасности и сохранил деньги. Камердинер его, француз, получив записку князя об отдаче шкатулки в чужие руки, тотчас догадался, что тут скрывается какое-нибудь злоумышление. Сперва он намеревался задержать посланного, но опасался, чтоб из этого не вышло чего-нибудь дурного, потому что князь писал, чтоб прислать шкатулку немедленно , без всяких расспросов. Он отдал шкатулку, но с лон-лакеем [615]последовал за посланным. Они бежали за фиакром, пока не нашли на улице другого наемного экипажа. Доехав до дому, где происходила эта трагическая сцена, камердинер велел лон-лакею узнать, по какой лестнице посланный понесет шкатулку, а сам поскакал к полицейскому комиссару. По особенному счастию, у комиссара была в это время собрана полицейская команда, с которою он намеревался отправиться для обыска одного магазина, где хранилась контрабанда, и помощь князю поспела в самую пору. Но это происшествие вовсе не отучило князя от искания приключений, и он даже говорил, что это одно из самых приятных воспоминаний в его жизни! «Вы не можете себе представить, – сказал он нам, – какое блаженство чувствовал я, освободясь из этого разбойничьего гнезда! Таких минут нельзя купить за миллионы! Во-первых, деньги, находившиеся в шкатулке, казались мне выигранными; во-вторых, я почувствовал цену жизни, быв на волос от смерти; а в-третьих, я приобрел друга в моем верном камердинере». Князь, пересчитав деньги, которые у него были в шкатулке, принудил камердинера взять вексель на эту сумму и выплатил ее ему по возвращении в отечество.

Таков был человек, который встретил Валицкого в должности маркера в Лемберге. Разговорившись с ним наедине и узнав, кто он, князь, зная Бучинских, потому что сам имел огромные поместья в Белоруссии, предложил Валицкому свою помощь и взял его с собою в Вену в качестве компаньона. Князь уехал из Вены в Польшу по делам, а Валицкий остался. Страсть к игре князь не почитал пороком, потому что она обладала им самим в сильной степени, и потому, полюбив Валицкого, он дал ему денег, чтоб, как говорят игроки, разыграться .

В каком-то закоулочном трактире в Вене Валицкий в складке с несколькими товарищами, мелкими игроками, метал банк. Было уже за полночь. Счастье благоприятствовало банкиру, и карманы понтеров [616]уже опустели. Компания намеревалась закрыть банк, как вдруг вошел в комнату высокий, сухощавый, пожилой человек, с длинными усами, в венгерской меховой шапке, закутанный в широкий венгерский плащ. Он смотрел пристально на игру и вдруг взял со стола карту, подвинул к банку и сказал: ва-банк (va banque! – т. е. на весь банк). Товарищи Валицкого смутились, но он ободрил их и сказал, что будет метать. «Извольте прежде пересчитать деньги и положите на стол соответственную сумму», – сказал один из участников банка. Требование было справедливое, но венгерец не соглашался и даже сказал, что с ним нет денег, но если они честные люди , то должны верить ему на слово. Товарищи Валицкого не соглашались, но он, взглянув пристально на венгерца, прочел в его физиономии какое-то благородство и величие и сказал товарищам: «Отложите банк в сторону, я один отвечаю этому господину на слово , если он вызывает меня на честь! » – «Вот это я люблю! – сказал венгерец. – Мечите!» Валицкий стал метать и убил карту. Сосчитали деньги, всего было около пятисот червонцев. «Теперь не угодно ли вам пожаловать со мною для получения денег», – сказал венгерец. «Как угодно», – отвечал Валицкий. Товарищи хотели сопровождать его, но венгерец не соглашался, приглашая одного Валицкого; он и в этом уступил венгерцу, невзирая на представления своих приятелей. Они пошли по венским улицам, и венгерец остановился у великолепного дома, позвонил, и швейцар в ливрее отпер дверь и с изъявлением уважения посторонился. Венгерец повел Валицкого чрез ряд великолепных комнат в кабинет, предшествуемый двумя лакеями со свечами. «Извольте садиться», – сказал венгерец. Валицкий сел. «Кто вы таковы?» – спросил венгерец. «Претендент короны польской!» – отвечал находчивый Валицкий, догадавшись, что имеет дело с оригиналом. «По какому праву?» – возразил венгерец. «По праву рождения, – отвечал Валицкий. – Я природный польский шляхтич по фамилии Валицкий, а вам известно, что каждый польский шляхтич может быть избран в короли! [617]» Венгерец улыбнулся. «Итак, имею честь рекомендоваться, – сказал он, – я князь Э., магнат венгерский [618]. Вам как претенденту короны польской, а мне как магнату венгерскому не следовало бы посещать такие места, как то, в котором мы встретились… но я делаю это иногда, для рассеяния…» – «А я по нужде», – возразил Валицкий и рассказал ему всю свою историю. Откровенность, ум и образованность молодого человека понравились магнату, который почитал обязанностью отплатить ему за оказанную доверенность. Отсчитав деньги, магнат простился с новым своим знакомцем, взяв его адрес. По прошествии нескольких дней, вероятно после справки в полиции или у польского посланника, магнат пригласил Валицкого к себе обедать и представил своим родственникам и аристократии как своего приятеля, которому он обязан и в судьбе которого он принимает самое искреннее участие. Валицкий так умел вести себя, что снискал общую благосклонность и стал домашним в семействе магната, который полюбил его до того, что не мог без него обойтись. Чрез несколько времени магнату надлежало ехать в Париж с какими-то дипломатическими поручениями. Он взял Валицкого с собою и ввел его во все домы, в которые сам был приглашаем, и между прочим к княгине Полиньяк, любимице королевы Марии Антуанетты. Все это рассказывал мне француз Дерон, бывший при Валицком много лет сряду доверенным управителем дома. С этих пор прекращаются все подробности о Валицком. Известно только, что он удостоился чести быть представленным к французскому двору, бывал на вечерах у королевы, был хорошо принимаем во всех первых парижских домах, и в это время завел дружеские связи со многими знатными иностранцами, посещавшими Париж, и с членами дипломатического корпуса. Он путешествовал по Италии, по Англии, изъездил всю Германию en grand seigneur, барином, и возвратился в Париж в начале Французской революции. Слышал я, что он даже имел случай оказать много услуг королевской фамилии, бывшей при возвращении его в Париж в несчастном положении, и пользовался особенною доверенностью королевы Марии Антуанетты. Валицкий никогда не вмешивался в политику и весьма редко разговаривал о ней; но очевидно было, что он был аристократ в душе и монархист по убеждению. Находясь в Париже во время революции, он знал многих из главных ее участников, и я сам слышал, как он, говоря однажды о Мирабо, сказал: mauvais plaisant et mauvais joueur (т. е. плохой шутник и дурной игрок). Он искренно сожалел о ниспровергнутом старинном порядке вещей во Франции и вообще ненавидел революционеров. Когда перед ним сказали однажды, что Лафайет мог бы спасти престол и монархию [619], он с жаром воскликнул: «Никогда! Я знаю очень хорошо Лафайета, – примолвил он, – он честный человек, но слаб характером и в этом совершенно сходен с Костюшкой, с тою разницею, что Костюшко простодушен и искренен, а Лафайет тщеславен, как кокетка!»