Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Матушка моя уехала домой, выиграв процесс; сестра вышла замуж [630]и осталась в Петербурге, а я был произведен в офицеры 11 октября 1806 года. Я готовил себя в свиту его императорского величества по квартирмейстерской части [631], но его императорскому высочеству цесаревичу и великому князю Константину Павловичу, нашему главнокомандующему и инспектору всей кавалерии, угодно было взять меня в Уланский имени его высочества полк. Его высочество знал меня еще в корпусе, удостоивал часто ласковым словом или шуткою и потом, во всю жизнь свою, обходился со мною отечески, хотя я иногда, по молодости и ветрености, заслуживал его справедливый гнев [632]. Даже на смертном одре вспомнил он обо мне! (1)Мне не следует судить о долговременной и полезной службе престолу и отечеству столь высокого современного лица, но долг совести принуждает меня сказать, что у его высочества было добрейшее сердце, что душа его чуждалась всякой скрытности, всякой лжи и обмана и что он был вовсе не злопамятен. Гнев его проходил мгновенно, если он не встречал хитростей и запирательства и видел искреннее сознание. Все служившие под его начальством любили его и сохранили к нему привязанность. Он благодетельствовал всем и делился своим достоянием с нуждающимися. Мало этого, когда его просили, он входил даже в домашние дела, хлопотал в тяжбах своих подчиненных, мирил их с родственниками, даже принимал на себя сватовство. Он требовал от нас только ревностного исполнения службы и откровенности. Лжецов он презирал.

Какая разница в тогдашних ценах с нынешними! За уланский мундир с шитьем и широкими лампасами красного, т. е. самого дорогого, сукна на панталоны, я заплатил только сорок рублей ассигнациями тогдашнему знаменитому военному портному Зеленкову (бывшему потом подрядчиком и откупщиком и оставившему после смерти миллионы). Тогда в России были только четыре полка, одетые в уланскую форму: наш, Конно-польский, Конно-литовский и Конно-татарский; но название уланов носили только мы. Эполет вовсе не было в русской армии, и мы одни носили их. В магазинах не продавали ни уланских шапок [633], ни эполет, ни витишкетов [634]. Шапки делали в полку, а прочие вещи – на казенной фабрике. Уланская шапка с широким галуном, эполеты и витишкеты стоили мне вместе сорок пять рублей. Лядунка [635]– сто двадцать рублей, шарф – шестьдесят рублей ассигнациями. Заметьте, что тогда ни в гвардии, ни в армии не употребляли ни мишуры, ни плаке [636]; все было чистое серебро и золото. О мишуре мы не имели понятия. Но относительно к этим вещам другие мало изменились в цене. Седло со всем прибором стоило у знаменитого тогда седельника Косова сто двадцать пять рублей, а за полусапожки со шпорами первому тогдашнему сапожнику Брейтигаму (кажется, тестю нынешнего Пеля) платили мы пятнадцать рублей ассигнациями [637]. При шапках носили мы высокие белые султаны из перьев, и лучшие были берлинские. За хороший султан надлежало заплатить шестьдесят рублей ассигнациями – необыкновенно высоко в сравнении с другими ценами. Тогда вообще употребляли английское привозное сукно, и лучшее стоило от семи до девяти рублей аршин. За лошадь заплатил я товарищу моему корнету Прушинскому триста рублей ассигнациями. За такую лошадь я дал бы теперь охотно две тысячи рублей!

Я имел обширный круг знакомства при выпуске моем в офицеры, но вступил в свет в такую эпоху, что не мог поддерживать светских связей. В наше время военному человеку некогда было отличаться на паркете под звуки очаровательной музыки, в кругу избранных красавиц: мы должны были проводить юность нашу на ратном поле, в бивачном дыму, под свистом пуль и шипением ядер и ждать ежеминутно объятий… смерти. Чудная эпоха, которая не скоро повторится на земле, эпоха истинно мифологическая! Битвы титанов, общий переворот на земном шаре, падение и восстание царств, столкновение целых народов, ряды героев в их челе – все это мы видели и участвовали в великих событиях, как капля воды в волнах разъяренного моря. Молодость наша прошла в тяжких трудах, в великих опасностях, и мы рано возмужали. Пролетит еще несколько лет, и много великих дел, совершившихся на наших глазах, уже не будут иметь очевидных свидетелей, перейдут в предания, и многие юноши с пламенною душою станут нам завидовать! Нам некогда было в юности наслаждаться по каплям приятностями светской утонченности, а в краткие промежутки между кровавыми битвами и изнурительными походами мы на лету ловили светские радости и тем выше ценили их!.. Закаленные в боевых трудах и свыкшиеся с опасностями, все наши современники сохранили до поздних лет и крепость тела, и энергию души. Воины Александра и Наполеона, как некогда сподвижники Энея и Агамемнона [638], обращают на себя внимание умных людей нового поколения! Говорю не о себе – я нуль в этом счете, – но указываю на людей, и ныне достойно подвизающихся на поприще службы или оставивших по себе незабвенную память!.. О многих из них я вспомню теперь…

Все перешло в предание! Ни следа, ни эха прежних лет! Кажется, будто два столетия отделяют нас от той эпохи, в которую я вступил в военную службу. Образец русских гусаров, первый русский партизан в Отечественную войну, поэт-воин Денис Васильевич Давыдов списал с натуры кавалерийскую жизнь своего времени:

Так в самом деле думали девять десятых офицеров легкой кавалерии в начале нынешнего столетия!