Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Наполеон не хотел драться с русскими и несколько раз предлагал мир; но требования союзников были таковы, что Наполеону надлежало в одно мгновение лишиться всех плодов своих побед. Немедленно по прибытии императора Александра в Ольмюц Наполеон прислал своего адъютанта Савари поздравить государя с приездом, и предложил мир, и даже перед самым начатием движения союзной армии повторил предложения, и просил личного свидания с государем на аванпостах. Наполеону во всем отказали, и его миролюбивые предложения приняты были за сознание в невозможности противостоять русским. В самом деле, положение Наполеона в случае проигранного сражения, в отдалении от всех своих вспомогательных средств, было опасное. Государь послал к Наполеону генерал-адъютанта князя Долгорукова требовать немедленного выступления из Германии, и князь раздражил его смелыми речами и слишком вольным обращением. «Итак, будем драться!» – сказал Наполеон князю Долгорукову, который, не отвечая ни слова, сел на лошадь и ускакал [728]. Решено с обеих сторон кончить спор оружием.

Все писатели, говорившие об Аустерлицком сражении, приписывают поспешность в битве и уклонение наше от мира князю Долгорукову, пользовавшемуся особенною благосклонностью государя. Мне кажется, что князь Долгоруков был только представителем общего мнения. Горячность его к борьбе с Наполеоном разделяла с ним не только вся русская армия, но и вся Россия. В солдатах и в офицерах был один дух, и нельзя было драться с бόльшим ожесточением и мужеством, как дрались русские под Аустерлицем. Французы также дрались отчаянно, но при равенстве сил (по А. И. Данилевскому, у французов было около 90, а у союзников 80 тысяч человек [729]под ружьем) перевес опыта, соображений и уверенности в гении полководца был на стороне французов, а это и при меньшем числе доставляет победу.

В русской главной квартире были уверены, что Наполеон намерен ускользнуть от сражения. Только один опытный Кутузов молчал и был мрачен, видя всеобщую самонадеянность и торопливость и зная гений Наполеона.

Наконец настал достопамятный в истории день 20 ноября / 2 декабря 1805 года! В 8 часов утра русские двинулись к нападению на французов по составленной с вечера диспозиции. Наполеон стоял на кургане и смотрел на движения русских. При нем были Дюрок, Бертье, Мюрат, Ланн и Сульт. Из всех их один только Сульт остался в живых! Видя, что русские исполняют движение, которое он предвидел, а именно тянутся на правый фланг французской армии, Наполеон не мог скрыть своей радости и воскликнул: «Попались в мои руки!» (Ils sont à moi!). Маршалы поскакали к своим местам. Началась битва.

Невзирая на позднее время года, солнце взошло во всей красе своей и во всем своем величии. До смерти своей Наполеон не мог забыть этого солнца и даже перед Бородинским сражением сказал: «Voilà le soleil d’Austerlitz!» Вот аустерлицкое солнце! Притворялся ли Наполеон суеверным или в самом деле верил предзнаменованиям, но всем известно, что он часто говорил о своей звезде . Прекрасный восход солнца в день Аустерлицкой битвы он почел счастливым предзнаменованием и старался внушить это своим воинам. К тому же это был день годовщины коронации Наполеона. Обожавшие его солдаты еще с вечера торжествовали этот день и, когда он проезжал по бивакам, зажгли солому по всей линии, вместо иллюминации, оглашая воздух кликами: vive l’Empereur! Весело пошли французы в битву, ободренные своим гениальным вождем, предсказывавшим им победу. В прокламации к войску накануне сражения Наполеон даже открыл всему войску план сражения. «Когда русские двинутся, чтоб обойти мое правое крыло, они обнажат свой фланг», и проч. (Pendant que les Russes marcheront pour tourner ma droite, ils me prêteront leur flanc, etc. [730]) Каким образом Наполеон знал, что русские начнут сражение с атаки правого его фланга? Ужели по соображению местностей? Быть может! Тогда, впрочем, носились слухи, что Наполеон знал нашу диспозицию. Если это правда, то уж верно он узнал это не от русских [731]! Много было толков, но ничего не открылось в течение сорока лет, и должно верить, что Наполеон расположил свое войско на позиции таким образом, что по правилам стратегии надлежало атаковать его с правого фланга. Ведь гении больше всего берут тем, что сбивают с толку людей методических отступлением от правил. Как бы то ни было, но Наполеон, осмотревший лично все места, где долженствовало быть сражение, и распорядившись прежде, имея отличнейших исполнителей в своих маршалах и генералах, восторжествовал над нашею неопытностью и нашим пылким мужеством, отдав нам, однако ж, полную справедливость. В изгнании, на острове Св. Елены, Наполеон, говоря об Аустерлице, сказал: «Le succès à la guerre tient tellement au coup d’œil et au moment, que la bataille d’Austerlitz, gagnée si complètement, еût été perdûe si j’eusse attaqué six heures plus tôt. Les Russes s’y montrèrent des troupes excellentes, etc.», т. е. «Успех в войне до такой степени зависит от одного взгляда ( глазомера полководца) и от одной минуты, что я бы проиграл Аустерлицкое сражение, если б атаковал шестью часами прежде. Русские доказали, что они превосходные воины», и пр. (См. «Mémorial de Ste Hélène», т. 2, стр. 210 [732].) Биньон (см. «Histoire de France, etc.», стр. 470), основываясь на мнении французских маршалов, говорит: «Ainsi, il n’y avait plus, du côté de I’ennemi, une armée unique, agissant dans un seul système et dont les parties se soutinrent entr’elles. C’étaient trois armées différentes, isolées, ayant les Français en tête et sur leur flanc, et ne pouvant plus opposer qu’une bravoure sans calcul, qu’une résistance locale et sans ensemble. Du côté des Français, au contraire, tout était lié, tout marchait d’accord et s’entr’aidait pour le résultat commun» [733], т. е. «Таким образом, со стороны неприятеля (т. е. русских и австрийцев) не было соединенной армии, действующей по одной системе, которой части поддерживали бы друг друга. Тут были три различные неприятельские армии, разобщенные, имевшие французов в голове и на фланге, могшие только действовать личною храбростью, без всякого расчета, и сопротивляться местно, без общей цели; со стороны французов, напротив, все было связано между собою, все двигалось в согласии и все помогало одно другому для общего последствия». Это самое слышал я в 1811 году из уст знаменитого маршала Сюшета, участвовавшего в Аустерлицком сражении: «Русским надлежало фланговым движением заставить Наполеона переменить позицию и тогда уже начать сражение, а если б им это не удалось, в таком случае должно было действовать сжато и не отделять вовсе кавалерии от пехоты, но действовать ими таким образом, чтоб они подкрепляли друг друга». Кто-то спросил маршала, какая же была бы цель флангового движения, если б Наполеон, воспользовавшись этим, вовсе уклонился от сражения и обратился к своим резервам и сикурсам [734]? «Или соединение с эрцгерцогом Карлом в Венгрии, или с пруссаками, – отвечал маршал, – и во всяком случае преимущество было бы на стороне союзников». Предоставляю стратегикам обсудить это мнение.