Фаддей Булгарин - Воспоминания. Мемуарные очерки. Том 1

Незадолго до войны герцог Фердинанд Брауншвейгский приезжал в Петербург для дипломатических переговоров и военных совещаний [779], и я несколько раз видел его. Он был низкого роста и сухощавый. Лицо его до такой степени покрыто было морщинами, что казалось мозаикой. Нос у него был длинный, губы небольшие, глаза живые, и вообще он был быстр в движениях по своим летам. Он был в мундире точно такого покроя, какой был в русской армии при императоре Павле Петровиче, с тою разницею, что мундир был синего цвета. В Петербурге тогда поговаривали, будто герцог Фердинанд Брауншвейгский вступает в русскую службу в звании генералиссимуса и что ему будет поручено предводительство русских войск противу французов. Не знаю, было ли это в проекте, но таков был слух. Герцог Брауншвейгский посещал все наши военно-учебные заведения, Военную коллегию [780], Комиссариат [781], Арсенал, бывал на парадах войск и входил во все подробности высшего управления. Быть может, это самое подало повод к слухам.

Военное искусство до Тридцатилетней войны в Европе находилось в плохом положении. В каждом войске сперва десятую, потом пятую и четвертую часть составляла конница. Шведы под предводительством Густава Адольфа [782]и Карла XII первые доказали преимущество пехоты и силу штыков (изобретенных в Байонне, во Франции, в половине XVII века [783]) в сомкнутой линии. Но при устройстве пехоты во всей Европе обращали более внимания на целое, обучали построениям, переменам фронта и движениям в массе и пренебрегали частностями. От солдата требовалось только, чтоб он умел стрелять, держаться линии и действовать совокупно в рядах. Солдаты были неуклюжи и неповоротливы; одевались как кто умел, и только цвет одежды отличал солдата от крестьянина или горожанина. Покрой был почти тот же, как и в гражданской одежде. Из всех европейских держав Пруссия первая завела в войске своем дисциплину и так называемую выправку, еще в начале XVIII столетия (с 1714 года), и военные люди из всех государств приезжали в Берлин любоваться гвардиею прусского короля [784]Фридриха Вильгельма I (das grosse Leib-Regiment [785]), состоявшей почти из великанов, одетых однообразно и выправленных до совершенства. Ружейные приемы для приучения солдат владеть ловко ружьем, заряжение ружья на двенадцать темпов, залпы плутонгами [786], ротами, батальонами и целыми полками, по одному слову, батальонный огонь, маршировка тихим шагом, построения скорым шагом и быстрые перемены фронта и линий – все это было доведено в прусском войске до совершенства, а кроме того, учреждена единообразная служба во всей армии; заведены вахтпарады [787], правильные караулы, строгая подчиненность. Словом, прусская армия сделалась образцовой для всей Европы и все государства брали с нее пример. Король Фридрих Великий, который в молодости своей насмехался над этим, считая выправку мелочностью, вступив на престол, убедился в превосходстве выправленного солдата пред неуклюжим воином, усилил все начатое и оставленное ему родителем его семидесятипятитысячное войско умножил до двухсот тысяч (в 1789 году). Фридрих Великий был творец нового военного искусства, основанного на маневрировании. Это искусство состояло в том, чтоб движениями своего войска оставлять неприятеля в неведении насчет своих намерений, заставлять его переменять позиции, атаковать там, где неприятель не ожидает, и отступать теми путями, о которых он не предполагает. Война была почти то же, что игра в шахматы, и воевать можно было на малом пространстве, имея в крепостях запасы. В самом сражении искусное маневрирование, т. е. движение массами, доставляло хорошо обученному войску выгоды пред превосходным числом и храбрым неприятелем. Обстоятельства заставили Фридриха Великого изобрести так называемую малую войну, т. е. войну партизанскую [788]. Он первый почувствовал важность хорошо обученной конницы для поддержания пехоты и артиллерии и изобрел конную артиллерию. Семилетняя война доказала превосходство его военного искусства и пользы от армии, хорошо обученной и выправленной. Предводительствуемая искусными полководцами, прусская армия торжествовала над двойным и даже тройным числом неприятеля. Храбрые венгерцы, отчаянные пандуры, кроаты и словаки, которыми славилось австрийское войско [789], должны были уступать пруссакам, предводительствуемым Фридрихом Великим и генералами его школы. Французы, пользовавшиеся всегда военною славою, особенно при Лудовике XIV, были беспрерывно биты пруссаками и их союзниками, ганноверцами и брауншвейгцами, в Семилетнюю войну. Сражение при Росбахе было как бы народным пятном в военной истории Франции. В этом знаменитом сражении (5/12 ноября 1757 года) [790]Фридрих Великий с 22 000 пруссаков разбил и обратил в бегство 60 000 союзников, большею частию французов. Сражение продолжалось не более полутора часа, и с прусской стороны в действии была только одна конница под начальством знаменитого генерала Зейдлица и семь батальонов пехоты. Французы лишились выбывшими из фронта 10 000 человек (из которых 7 000 сдались в плен на поле сражения), 63 пушки и 23 знамени, и вся французская армия разбежалась. У пруссаков убито до ста человек и до 300 ранено. Эта блистательная победа в числе многих других, одержанных пруссаками над французами, генералами Фридриха Великого, особенно герцогом Фердинандом Брауншвейгским, совершенно уронила военную репутацию французов. В Германии распевали песни насчет их трусости и привычки бегать с поля сражения, воткнув ружье в землю. Особенно в Пруссии сильно утвердилось мнение насчет малодушия французов, и с ними вообще обходились с каким-то презрением. Внуки героев Семилетней войны, будучи свидетелями успехов французов в революционную войну, приписывали их победы или ошибкам, или трусости неприятеля, горя нетерпением повторить росбахское торжество. Неудачу похода в 1792 году во Францию пруссаки приписывали слабому содействию австрийцев и болезням, открывшимся в прусской армии, что отчасти было и справедливо.

Но время все изменяет. Не те уже были пруссаки, и не те французы, каковыми они были в Семилетнюю войну! В прусском войске сохранились и прежняя отличная выправка, и прежнее искусство в маневрировании, но в челе войска не было военного гения, который бы, подобно Фридриху Великому и его знаменитым ученикам, умел пользоваться этим искусством, а в войске не было надлежащей дисциплины и военного духа. Прусское войско во время продолжительного мира отвыкло от военных трудов и изнежилось, как войско Аннибала в Капуе [791]. Полки стояли всегда на одних бессменных квартирах и, пользуясь всеми удобствами жизни, привязаны были к ее выгодам. Армейские офицеры без производства старели в одних чинах и, живя на одном месте, занимались более хозяйством, нежели военными помыслами. Армейские штаб-офицеры и капитаны большею частию были люди пожилые и даже старые. Именем прусского майора означали в то время в шутку старого дородного пузана! Солдаты занимались ремеслами или полевыми работами. В пехоте большая часть офицеров и солдат были женаты. Полки имели огромные обозы и выступали с квартир с полным хозяйством, с женами и детьми. Мы сами видели в 1807 году прусские отряды, за которыми тянулись ряды фур, втрое длиннее войска. На этих фурах солдатки везли постели, кухонные снаряды и даже живых кур, гусей, и т. п. Русские солдаты называли пруссаков в насмешку кукуреки, т. е. петухами. В прусской коннице, также отлично обученной и выправленной, было более порядка и дисциплины; но как большая часть солдат в конных и пехотных полках были люди вербованные не в одной Пруссии, а из разных немецких владений и из славянских племен, то войско не было одушевлено тем патриотизмом и тою народною гордостию, которые возвышают душу и заставляют предпочитать смерть унижению отечества. Весьма многие из солдат, завербованных обманом (как то случилось и с нашим знаменитым Ломоносовым [792]), даже радовались победам французов; это я сам слышал от прусских солдат. В армии было несколько генералов Семилетней войны, как, например, Моллендорф, Калькрейт и другие, но они уже устарели и слабо сохранили предания великой науки побеждать. С виду эта армия была бесподобная, и сверху кипело и пенилось, как шампанское вино, но в целом не было силы и крепости, а на дне были дрожжи.