Джеймс Купер - На суше и на море. Сатанстое (сборник)

– Клянусь святым Николаем, – воскликнул Гурт, – я не оставлю эту смерть безнаказанной! И вы уже три часа пробыли в лесу, Корни?

– Да, я так думаю; не было никакой возможности не откликаться на этот крик!

– Мне нечего сказать в данном случае, Литтлпейдж, но мне кажется, что было бы безопаснее и рассудительнее разбудить нас и идти всем вместе! Теперь не будем расставаться ни в коем случае!

Не успел он договорить этих слов, как наше внимание привлекли удары топора в лесу; быстро вооружившись, мы выбежали из хижины и увидели Джепа, который возвращался домой, таща на себе тело покойного Петера. Общими силами мы выкопали для него могилу и похоронили его тут же в лесу, а могилу завалили большими стволами недавно срубленных деревьев.

– Это был только негр, – сказал Гурт, – но это был хороший негр, преданный как собака, и с душой, как у белого человека!

Похоронив несчастного, мы позавтракали и стали держать совет, что делать.

Решено было прежде всего идти разыскивать наших землемеров. Как всегда, Сускезус шел впереди, сначала мы думали разрядить в воздух наши ружья, чтобы дать им знать, что мы их ищем, но Сускезус воспротивился этому, так как мы могли этим выдать себя врагу. Он, конечно, был прав, и мы согласились с ним.

Вскоре мы пришли в ту часть леса, где землемеры уже работали, и, руководствуясь их зарубками на деревьях, мы без труда пришли к тому участку, на котором они работали в настоящее время. Часа полтора мы шли быстрым ходом, предводительствуемые Сускезусом, как вдруг он мгновенно остановился и тут же спрятался за дерево, мы последовали его примеру. Это первое правило воина в лесу – искать прикрытия за стволами деревьев.

– Что такое, Сускезус? – спросил Гурт.

– Нехорошо! Здесь были воины! Быть может, они ушли, а может, и не ушли! Скоро увидите! Раскройте глаза и смотрите!

Мы посмотрели в ту сторону, куда он показал нам рукой, и увидели шагах в трехстах от нас большое каштановое дерево; под ним в траве виднелись чьи-то ноги, как будто человек лежал на спине и спал. Мокасины были как у индейца, но на таком расстоянии трудно было сказать, были ли то ноги индейца или белого.

– Чьи это ноги? – спросил Гурт краснокожего.

– Не знаю, но думаю – скорее бледнолицего: нога жирная, толстая, а у краснокожего – сухая, жилистая. Большой палец обращен наружу, а у индейца всегда внутрь; так он ходит, так и спит!

– Если это индеец, – сказал Гурт, – я сделаю его своим пленником прежде, чем он успеет вскочить, а если белый, то это кто-нибудь из наших!

Онондаго, вероятно, успел за это время убедиться, что опасности серьезной нет, и не стал протестовать, а только сказал:

– Пойдем все вместе!

Он быстро зашагал по направлению к большому каштану. Подойдя ближе, мы одновременно узнали Сама, одного из наших охотников, лежавшего на спине; он был мертв, в груди у него была большая, широкая рана, нанесенная ножом, и с него также был снят скальп.

Все мы были потрясены этим зрелищем; только один Сускезус оставался невозмутимым; по-видимому, он этого ожидал. Осмотрев труп, он с уверенностью сказал: «Он был убит в эту ночь!»

Это было чрезвычайно важно установить; то, что он был убит несколько часов тому назад, говорило, что мы в сравнительной безопасности, потому что индейцы очень редко остаются долго на тех местах, где совершили свое кровавое дело; обыкновенно же, закончив с таким делом в одном месте, они сейчас же идут дальше, подобно тому как проносится над землей ураган. Гурт и тут, не теряя времени, увидел яму, образовавшуюся вследствие того, что большое старое дерево выворотило с корнем. Он отнес в эту яму покойного, засыпал яму землей, в чем все мы ему помогали, и в несколько минут тело Сама было предано погребению. На свежую могилу навалили общими силами тяжелый древесный ствол для защиты от хищников и, прочитав над могилой коротенькую молитву, тронулись дальше.

– Как видите, друзья, – сказал Гурт, – смерть приходит без предупреждения! Несомненно, индейцы прошли здесь, и поэтому мы должны блюсти друг друга, как овчарка своих овец. Будем помнить, что жизнь – ненадежная вещь, а смерть – дело верное! Сам, быть может, всего на несколько дней опередил нас; будем же все готовы отдать последний отчет.

– Гурон сделал это недаром, – заметил Сускезус. – Видели вы равнину? Сама они не распяли, не мучили, а просто убили честным ударом в грудь!

– Да, но почему? Быть может, негр раздражал их?

– Мускеруск – великий вождь, спина у него горит от ударов! Я его знаю; он не любит хлыста! Ни один индеец не любит, не терпит! Ни один…

– Так ты думаешь, Бесследный, что бывший пленник Джепа приложил здесь руку? И что военная тропа так же открыта и для личной мести, как и для общественных интересов всего племени?.. Что гурон преследует нас и охотится за нами не столько ради добывания скальпов, сколько ради того, чтобы залечить рубцы на спине?

– Несомненно! Три лодки переправились через озеро! Это Мускеруск, я его знаю! Он не будет спать, пока не заживет его спина. Вы видели, что он сделал с негром? А бледнолицего он просто убил, чтобы взять его скальп!

– Так ты думаешь, что столь жестокая участь постигла Петера только потому, что он был негр, и за то, что другой негр побил гурона?

– Да! И это справедливо! Это полезно для его спины, ей стало легче! Повесить негра очень полезно для спины; Джеп это рано или поздно увидит!

Но Джеп был смел, редко как кто, и запугать его было положительно невозможно. Однако на этот раз я заметил, что черномазое лицо его посерело, как это бывает в сильные морозы. Очевидно, слова Бесследного произвели на него впечатление, и он понял, что ему следует постоянно быть настороже.

– Надеюсь, мистер Корни, что вы не верите ни единому слову из того, что говорит этот индеец? – обратился он ко мне.

– Напротив, Джеп, я ему вполне верю и скажу тебе: будь осторожен! Ведь если тебе случится попасть в руки твоему приятелю Мускеруску, то с тобой будет еще хуже, чем с Петером! Пусть же это тебе послужит уроком обращаться мягче с твоими пленниками!

– Да сильно ли я его попорол? Ведь чуточку только! И случай был такой удобный: спина голая на глазах, веревка готовая в руках. Да еще после всей этой борьбы с ним и сердце не успело отойти!

– Да что пользы теперь говорить об этом! Что сделано, то сделано! Теперь этому делу ничем не поможешь; только помни, что, если мы попадемся им в руки, они хорошо с нами рассчитаются, а тебе не видать пощады!

Разговаривая таким образом, мы незаметно отошли приблизительно две мили от того места, где похоронили бедного Сама, когда онондаго, поднявшись первым на небольшой холм, замахал рукой в воздухе, давая нам понять, что опять сделал какое-то открытие. На этот раз, судя по его жесту, можно было предположить скорее хорошее, чем ужасное. Так как он при этом остановился, то мы вскоре подошли к нему и тогда увидели то, что вызвало его движение.